Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
однако, дёрнув центральную в торце пустого молчаливого зала дверь, обнаружил за нею практически идущий Процесс, сразу же. полная комната кандидатов, а за столом судьи – «мышка» и первая, нас приветствовавшая зеленоглазая дивчина Вера. судебное имя…
первая реакция – «суд уже идёт», а места среди боковых присяжных нет. садиться же за огороженную деревянными балясинами с перилами часть – не хочется, инстинктивно, не подсудимый же… вдали на уровне судейского стола вижу пустой стул, туда и прошмыгнул. на самом деле, идёт не суд, а игровая ситуация, моделирующая суд – но весьма символично: кандидаты подходят по очереди и сдают свои документы: справки с работы, пенсионные карточки, паспорта, девушки переписывают из них данные. процесс длительный, поэтому поток не прекращается. каждый, ещё не сдавший, при отходящем-предыдущем подскакивает, но пропускает вперёд других желающих. настроение конкурсное.
с галстуком, хоть и скромно припрятанным под серым пуловером – только я один. в основном тут бабушки-пенсионерки. кому ж ещё сюда податься. но есть снова и молодые лица. больше мужские – тоже из любопытства… вот и я сдаю свои документики. зеленоглазая Вера переписала данные пенсионного полиса молниеносно, а паспорт оставила. почти физическое ощущение расставания с паспортно-телесной своей частью – не отпускало секунду, но потом отошёл от судебного стола на место, хотя и потерял ориентацию, норовил сесть куда-нибудь ещё. вот она, суровая правда пословицы «без бумажки ты фекашка, а с бумажкой человек». всё-таки Йозеф К здесь не я – вдруг в зал вбежал запыхавшийся малый, брюнет в зелёном мятом одеянии, очень высоко подтянутых штанишках – вылитый Энтони Перкинс, игравший Йозефа К в экранизации «Процесса» Орсона Уэллса. точно так же смутился многолюдьем и стал искать места, затем поспешно сдал документы…
длительная перепись даёт возможность рассмотреть подробности дизайна вместилища Правосудия. молоток судьи на специальной подставочке близ «мышки». халтурные подмазки чем-то вязким в местах, где коричневые «под дерево» пластиковые отделочные материалы не стыкуются у двери и при переходе к засудейской кафедре. справа от высоких судейских кресел с лёгкими спинными выемками, над триколором, стильно шевелящимся по воле вентиляции – редкое зрелище: на вершине стационарного древка тёмно-коричневого, единого с круглой лаконичной подставкой, в копьеобразной рамке – гербовый россиянский двуглавый бройлер табака. очень маленький и оттого напоминающий серебряного паучка в паутине.
судейские девочки вновь нам объясняют, как в суде сурово и непреклонно будут выбирать из нас присяжных, как работает столовая – ныне, к сожалению, не работающая, а вообще-то для нас, избранных, льготная… и анонсируют, что уже привезли подсудимого, уже начинается Процесс, сейчас небольшой перерыв – и пойдём в Процесс… перерыв, собственно, чтобы дописать наши данные в свои листы. выходим и хаотично размещаемся на вокзальных железных дуршлачных сидениях цвета «бордовый металлИк».
кандидаты послонялись по залу, повыглядывали в окна – с этой высоты вид интересный на окрестные белопанельные высоты… потом стали появляться новые люди на этаже, какие-то служебные прохожие. адвокатша, одетая в индийской манере в накидки с бахромами, говорила по мобильному негромко. пожилая чета за моей спиной беседовала со своим адвокатом, утро потихоньку переходит в день…
и мы, кандидаты-присяжные, присевшие-привставшие, готовы блюсти заветы, сообщённые нам судейскими девушками: не говорить с участниками процесса – а вдруг этот разговор у меня за спиной существенный? невольно прислушиваюсь, но кроме намерения деда оплатить услуги адвоката в ближайшее время, которым он делится-советуется со своей супругой, ничего интересного не слышно. дед намекает адвокату, который то подходит, то отходит – что он хочет ему вручить сумму, но адвокат тянет, а потом подводит деда к лестнице… единственно сюда ведущей – лифт только по чипам.
однако именно этот лифт и транспортирует нас вниз… после очередных напутствий в 506-м зале, куда мы вернулись не по зову девушек, а как-то стихийно и дружно – «мышка» сказала: «Ну что, идём в процесс?».
все поднялись, взяли поклажу, и стали выбираться из двух дверей по бокам зала… столпились у лифта. он вместительный, так что в две партии с двумя отдельно сопровождающими девушками кандидаты были доставлены в нужное место, на четвёртый этаж.
доходим недружной гурьбой от лифта до углового зала 408. пока всё кажется ситуативным, выборочным, словно на экскурсии: можно в один зал войти, можно в другой… и везде нас будут ждать судьбы подсудимых… над залами – электронные табло, на которых написана фамилия подсудимого, та самая, которой называется наш, именно наш Процесс, уголовное дело 23–79. конкурсное ощущение усилилось, когда мы прошли стеклянную клетку подсудимого, в которой он казался незаметным – и стали тесно усаживаться за новой оградой, подобной прежней, в 506-м, но в другой композиции зала, где окна напротив стола судьи (в 506-м их вообще нет, они в комнатке за судейской кафедрой). проходя аквариум обвиняемого, старались не заглядывать к нему, на территорию преступника. но сев – поглядывали. стекло придаёт зеленоватый нездоровый оттенок лицу подсудимого и усиливает ощущение чего-то потустороннего. будто и воздухом одним с преступником опасно дышать. за таким же стеклом сидел Ходорковский…
а преступник-то молод, совсем, двадцати ему нет. и хмур. и любопытство его к нам, таким многочисленным, хмурое: пришли как в зоопарк. а тут дело, тут Процесс. и ещё надо заслужить право в нём участвовать. поэтому поправляю на вишнёвой рубашке под серым пуловером галстучек свой тёмно-синий и сижу аккуратно, прямо, немного подавшись вперёд… откуда у меня такая законопослушность, ретивость, желание сотрудничать с судом – судить этого зеленоликого хмурого паренька в аквариуме? что-то из национальных особенностей великороссов, небось. прадед же – секретарь московской дворянской опеки… что-то сродни здешнему послушанию. или игровое любопытство, смешанное с ролевыми амбициями. ну, как же! надо победить в конкурсе… чтобы судить.
буянить на митингах, неделю назад орать и играть на яростном подвальном рок-концерте с кумачовым подбоем за сценой (Левый Фронт) – и вот такое вдруг преображение. как сказал бы мой сумасшедшенький дядя: «Ну, адьтист, Димулька, адьтист…».
судья говорит в микрофон, но звук распространяется неравномерно: то громче, то тише, появляется странный стереоэффект… очень похожий на покойного актёра Ромашина судья. приветствуя всю ораву присяжных, деликатно представился: Штумберг. (о, снова кафкианство, «Процесс»: фамилия судьи обязательно должна была немецкая прозвучать – именно так, неразборчиво, как во сне). зачитывает нам перечень мотивов, которые могут воспрепятствовать нашему участию в Процессе. всё в духе: «Не было ли в вашей жизни события, которое в негативную сторону изменило отношение к судебной системе?»…
а ведь было, но не считается, так как в другом ещё государстве: конец восьмидесятых и конец Эпохи,
