Чужой ребенок - Родион Андреевич Белецкий
– Да, – кивнул папа. – Она ждет кого-то конкретно или просто сидит?
– Вряд ли она ждет.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, у нее шапочка дурацкая, – сказала я. – Вряд ли она кого-то заинтересует. В смысле, женщина. Не шапочка.
– Ты полагаешь? – сказал отец задумчиво.
И тут меня осенило:
– Подожди… Ты… Она тебе нравится?!
– Тише, Юля, тише! – отец закачался всем телом на лавочке.
– Она тебе понравилась, я угадала?
Папуля ответил уклончиво:
– Ну, скажем так, она интересная. И шапочка… нормальная шапочка…
Я прямо развеселилась:
– Это же классно!
– Что именно? – спросил он.
Я уже подталкивала его локтем:
– Папа, тебе нужно к ней подойти!
– Никогда! – отец вцепился в лавку. – Тем более она читает.
Женщина в плаще и шапочке была на излете своих лучших лет. Лучшие годы ее, думаю, прошли под знаком одиночества. Ну и вкус у моего папы был отточен неважно. Однако в нем ожил мужчина, и это уже было прекрасно. Вдовец-молодец выходит на тропу войны.
– Ты плохо знаешь женщин, – сказала я папе. – Она на охоте. Смотри, глазами над книжкой зыркает. Почему ты такой несмелый? Она тебе вполне подойдет.
– Мне не кажется приличным обсуждать это с тобой.
– А с кем еще тебе это обсуждать? Мамы больше нет. Я у тебя единственный друг и союзник.
Помолчали.
– Мне неловко, – сказал папочка.
– Что неловко? Говорить об этом со мной? Или подойти к той, в шапочке?
– И то и другое.
Он был такой смешной, когда смущался, а не пытался делать из себя всезнайку и всеумейку.
– Папа, вперед! – вскричала я как можно тише. – И не сомневайся! Это путь из затхлого мира закоренелого интроверта к цветущим садам любви, радости и общения! Когда я обнимаю те-бя, папа, я утыкаюсь в панцирь! Пора его сбросить.
– Ты красиво сейчас сказала.
– Иди немедленно, – я несильно толкнула его в бок.
– Хорошо! – в словах его слышалась вся неуверенность этого мира. Однако он себя приподнял, вздохнул и отправился навстречу приключениям.
Минуты две он потоптался возле законченной феи с книжкой и вернулся с лицом в высшей степени озадаченным. Уселся на скамейку на старое место.
– Она сказала: «Уходите».
– Отказала?
Папочка кивнул:
– Сказала: «Вы мне чужой».
Я его обняла:
– Зато ты подошел!
Отец слабо улыбнулся:
– Этого не отнять.
– Ты сделал всё, что мог! Победил себя!
– Правда? – папочка оживился.
– Конечно! Ты просто молодчина!
Отец после моих слов чуть снова не бросился в объятия к Вялой Шапочке. Но я его остановила:
– Я думаю, не стоит. Это пройденный этап. Пойдем, поищем еще кого-нибудь.
И мы пошли. И солнце вышло из-за туч, и прохожие повеселели, и птицы запели громче.
* * *
Ах, если бы ворам с детьми давали скидки в магазинах, бесплатный проезд и молочную кухню, краж на улицах стало бы гораздо меньше. А так пришлось Мише действовать по проверенной схеме.
Он подкараулил на Кутузовском парня, который сначала вошел в магазин модной одежды, а после вышел из него. Парень был доходяга, без слез не взглянешь, но модный и с кожаной сумкой в руке, маленькой, как большой кошелек. В эту сумку и вцепился Миша. А парень с неожиданной силой вцепился Мише в ухо и заорал на весь проспект.
– Борсетку отпусти, сука!
– А ты ухо отпусти! – прокричал ему Миша.
– Борсетку отпустил, быро! – рычал противник.
– Отпусти ухо! – Миша чувствовал, что он готов уже отступить. И если бы парень отпустил ухо, Миша бы не стал брать борсетку, нашел бы что-то другое. Но парень с железной хваткой тянул ухо вниз, и Миша передумал сдаваться и рванул сумку на себя, но тут же почувствовал режущую боль. Вскрикнул высоко, по-женски на весь Кутузовский, сильно толкнул парня в грудь и побежал, держа сумку в правой руке, а левой рукой зажимая ухо.
– Борсетку отдай! – кричал ему вслед парень. – Ловите! Вон того! Борсетку украл!!! Полиция! Полиция!..
* * *
Я сразу услышала стон. Тихий и страшный. Он не прекращался, как тиканье часов, повторялся через равные промежутки времени. Больной ребенок в соседней комнате стонал на выдохе. Каждый выдох причинял ему боль. Сейчас я говорила с его матерью и помнила об этом всякую секунду.
– Спасибо, что вы приехали, – первая мать, которую я посетила, не казалась несчастной. Легкий макияж и стрижка каре.
– Я хотела пообщаться…
– Понимаю, – кивнула мать. – Посмотреть, убедиться… Из других фондов тоже приезжают, смотрят. Но никто не помог пока.
Стон ребенка словно стал громче.
– А он… – я кивнула в сторону комнаты.
– Он спит, – сказала мать.
Помолчали. Мне было жутко неудобно.
– Простите, – сказала я.
– Ничего. Я знаю, много обманщиков.
Стон прекратился. Мать тут же поднялась.
– Извините… – сказала она и вышла.
Я слышала всё через стену. Всё, до единого слова.
– Что такое, любимый мой? Андрюша?
Ребенок за стеной начал бормотать, прибавляя к стонам бормотание. Ничего разобрать было нельзя, и вряд ли больной мог произносить слова. Но он явно тщился что-то сказать, и мать его понимала.
Она вывезла сына ко мне на кресле-каталке. Мальчик был ужасно худым. Казалось, голова его едва держится на перекрученной шее.
– Это Юля, – сказала мать сыну. Тот перевел на нее взгляд.
Мать добавила:
– Нет, милый. Юля еще не решила, помочь нам или нет.
И в этот момент я всё решила.
* * *
Вор Миша вошел в комнату, держась за ухо. Между пальцами – струйки засохшей крови. В другой руке – упаковка банок с детской смесью.
– Стой там! – сказала Ира с кровати.
Миша остановился. Его мутило. Хотелось пить. Хотелось запить огромным стаканом воды таблетку анальгина.
– Ты в тапочках?
– А ты не видишь? – сказал Миша.
– Стой там. Руки помыл?
– Нет.
– Ванечка на пузике ползает. Полчаса уже. Такой молодец! Хорошо, что ковер здесь есть.
Ванечка уже устал ползать, лежал на животе и пытался удержать голову на весу.
– У меня проблема, – сказал Миша с порога.
Но Ира, похоже, не слушала Мишу. Ребенок занимал всё ее внимание:
– Он почти перевернулся один раз, представляешь!
– Мне ухо один дебил порвал!
Только сейчас Ира посмотрела на сожителя:
– В смысле.
– Я – за борсетку, а он – за мою сережку. Еще быстро так схватил! Порвал мне ухо!
– Покажи…
Миша перешагнул через младенца, подошел к кровати, отнял от уха окровавленную руку.
– Ой, меня сейчас вырвет! – сказала Ира.
– Только не на кровать!
– Надо доктора вызвать, – Ира погладила Мишу по ноге.
– Был у нас уже один! Хватит!
Миша обошел кровать и поставил на стол упаковку банок.
– Вот. Украл.
Миша сел на кровать, с шумом выдохнул.
– Детское питание красть нехорошо!
– Почему это?
– Карма плохая будет.
Миша повернулся к Ире.
– А ты знаешь вообще, что такое карма?
– Карма – это… – начала Ира уверенно, но продолжить не смогла. – Не путай меня. Ты же говоришь, борсетку украл.
– Там одни ключи были.
– От чего ключи?
– Не знаю я. Полная борсетка ключей. Выкинул их.
– Ясно. – Ира нагнулась к младенцу и сказала не своим голосом: – Ну что, Ванечка, если папа не может нам денежек на жизнь заработать, мама сама пойдет и заработает. А папа с тобой посидит.
Миша насторожился:
– В смысле?
– Трусы свисли, – сказала Ира. – Посидишь с ребенком.
– Нет, я про «заработать». Ты как зарабатывать собираешься?
– Есть мысли.
Миша посмотрел на подругу тяжелым взглядом:
– Я тебя убью!
– Видишь, Ванечка, у папы твоего подавленная агрессия лезет наружу.
– Грохну тебя, ясно! Мысли у нее! Заработает она! Сама! Знаю, как ты сама зарабатывала!
Ира поджала губы:
– Это было до встречи с тобой.
– Еще бы это было при мне!
– Я шлюхой никогда не была!
– Ага, дружила за деньги.
Как ни далеко Ира сидела от сожителя, но все-таки умудрилась дотянуться и влепила тому пощечину.
– А-а-а. Дура! У меня же ухо порвано!
– Я по уху еще не попала.
Она размахнулась, чтобы ударить второй раз, но Миша перехватил ее руку.
– Ты рехнулась?..
Она попыталась вырваться. Обычно так начиналась у них прелюдия к сексу. Но теперь всё было серьезно.
– Отпусти меня!
Пока они боролись, Ванечка перевернулся на спину. Но этого никто не заметил, не похвалил. И он начал хныкать, чтобы привлечь к себе внимание.
– Ну вот, – сказала Ира Мише, который крепко держал ее за обе руки, – Ванечку расстроил.
– Я расстроил?! Я?! Да пошла ты…
В этот момент открылась дверь комнаты и без церемоний, без стука вошла к ним суровая баба Таня. Остановилась на входе, уперев руки в бока.
Младенец лежал на полу, как перевернутая на панцирь черепаха. Пара воров сидела на кровати. Миша цепко держал Ирины руки. Немая сцена.
– Тихо, успокоились все! У меня в квартире скандалам не бывать!
