Любимое уравнение профессора - Ёко Огава

— А можно как-нибудь затолкать это в одну большую формулу? Учитель, наверно, рассердится, если не записать ему всё одной строчкой…

— Если ты запишешь как можно компактней, с чего бы ему сердиться? Он что, ненормальный?

— Ну ладно… Тогда… Умножаем сто десять на два, получаем двести двадцать… Вычитаем это из трехсот восьмидесяти… Это сто шестьдесят. Делим пополам — получаем восемьдесят… Ну вот! Один платок стоит восемьдесят иен?

— Именно так! Безукоризненное решение!

Профессор погладил мальчика по голове. Несколько секунд он ворошил детские волосы, Коренёк поглядывал на него исподлобья, но явно не желая пропустить столь редкое на стариковском лице выражение одобрения и удовольствия одновременно.

— А ведь у меня тоже есть для тебя задание… Возьмешься?

— Что-о??

— А чего ты удивляешься? Ты же играешь в ученика. Вот и я решил поиграть в сенсея и даю тебе свое задание, что тут странного?

— Но так нечестно!!

— Да ладно тебе. Всего-то одна задачка… Вот послушай: сколько получится, если сложить все числа от единицы до десяти?

— И все? Тоже мне задачка… Ладно, такую я быстро решу. Но вы за это пообещайте починить ваше радио!

— Починить радио??

— Ну да! Когда я здесь, я не могу следить за бейсболом. Кто кого обыгрывает, с каким счетом — никак не понять. Телевизора у вас нет, радио сломано. А скоро чемпионат Центральной лиги!

— А! Профессиональный бейсбол… — не отнимая ладони от головы мальчика, Профессор испустил долгий, протяжный вздох. — И кто там твои кумиры?

— А что, по моей кепке не ясно? — Коренёк наклонился к рюкзачку, подобрал с него кепку и натянул на макушку. — Конечно же, «Тигры»!

— Кто? «Тигры»?.. Ах, да, конечно… — забормотал Профессор, опустив взгляд и словно обращаясь к себе самому. — Смотри-ка, и правда «Тигры»! Как же, как же… Энацу Ютака — лучший питчер всех времен?[5]

— А как же! — Глаза Коренька зажглись, и он забегал вокруг Профессора кругами, только что не виляя хвостом. — Вот здорово, что вы не фанат «Гигантов»!.. Но тогда вы просто обязаны починить радиолу, и как можно быстрей!!

Профессор еще бормотал себе что-то под нос, но тут я закрыла шкатулку для шитья и поднялась с кровати.

— Ну что, — сказала я, — давайте ужинать?

3

После долгих усилий мне удалось-таки выманить затворника из дому. С момента моего появления во флигеле Профессор, похоже, ни разу не покидал его — не выходил даже в сад, — и я решила, что немного свежего воздуха ему уж точно не повредит.

— Погода сегодня — просто чудо! — начала я издалека, и это было правдой. — Лучший день, чтобы зарядиться солнышком. И подышать полной грудью…

Не отрываясь от книги, Профессор пробурчал из кресла-качалки нечто невнятное.

— Может, мы с вами прогулялись бы в парке? — не сдавалась я. — А заодно заглянули бы к парикмахеру?

— Это еще зачем? — ответил он нехотя, окинув меня встревоженным взглядом поверх стариковских линз.

— Да низачем, просто так! Сакура цветет вовсю. Гортензии вот-вот распустятся. А если вас постригут, вам станет легче и приятнее.

— Да мне-то и так хорошо.

— Но если вы хоть немного подвигаете ногами, в ваш мозг начнет поступать свежая кровь, и у вас родятся новые математические идеи!

— Это вряд ли. Артерии ног с головой напрямую не связаны.

— Со стрижкой вы станете еще симпатичней!

— Уф-ф! — фыркнул он. — Суета…

Примерно так отзывался он на все мои доводы до этого дня. Однако на сей раз почему-то уступил моему напору и с явным сожалением захлопнул книгу.

Его единственная пара обуви в шкафчике у выхода уже подернулась тонким слоем плесени.

— А ты все время будешь со мной? — уточнил Профессор несколько раз, пока я их начищала. — Хорошо бы… Если уйдешь, пока я буду стричься, у меня могут возникнуть затруднения!

— Не волнуйтесь. Я всегда буду рядом, — только и повторяла я и, сколько ни старалась, начистить до блеска его ботинки не могла.

Главным же «затруднением», на мой взгляд, были записки, развешанные по всему его телу. Начнет разгуливать с ними по улицам — окружающие будут таращиться на нас все время. Предложить ему снять их? Но самому Профессору внимание окружающих, похоже, до лампочки. И я решила — за нас обоих — оставить-таки записки на нем.

Профессор шагал, не поднимая головы к безоблачно-синему небу, не замечая встречных собак, не оборачиваясь на уличные витрины. Он разглядывал свои ноги, а ноги эти двигались неуклюже. Прогулка вовсе не расслабляла его; наоборот, в каждый шаг он вкладывал столько сил, что все его тело шатало от напряжения.

— Вон там, взгляните! — щебетала я. — Сакура в полном цвету…

Но Профессор лишь бормотал себе что-то под нос да поддакивал невпопад. Теперь, на открытом воздухе, он выглядел еще лет на десять старее.

Первым делом мы все же решили постричься. Хозяин парикмахерской оказался добрым и сметливым. Завидев странное одеяние Профессора, лишь на секунду оторопел, но тут же смекнул, что для всех этих записочек должна быть своя причина, и обслужил его так же приветливо, как и любого другого клиента.

Нашу парочку он, кажется, принял за отца с дочерью.

— Как замечательно, что ваша молодежь всюду с вами! — сказал он с улыбкой.

Ни я, ни Профессор не стали его поправлять. Присев на диван, я затесалась в очередь из клиентов-мужчин и стала ждать, когда постригут «папашу».

У Профессора же сам процесс стрижки явно вызвал какие-то неприятные воспоминания: как только ему повязали вокруг шеи простыню, он жутко напрягся. Лицо застыло, пальцы впились в подлокотники, между бровями залегла глубокая складка. Как хозяин ни пытался отвлечь его болтовней на самые безобидные темы, бесполезно — Профессор не унимался.

— Какой у вас размер обуви?.. А номер вашего телефона?.. — бомбил он вопросами бедного парикмахера, раз за разом заставляя очередь бледнеть.

И хотя мое отражение маячило в зеркале у Профессора перед глазами, он как будто не верил ему и все оборачивался назад, дабы лишний раз убедиться в том, что я не нарушила обещания. Как только голова его дергалась, мастер тут же прекращал чикать ножницами и невозмутимо ждал момента, когда к клиенту можно опять прикоснуться. А я улыбалась Профессору и чуть заметно махала рукой — дескать, я здесь, все в порядке.

Седины Профессора опадали клочьями на простыню, устилали пол. Откуда этому мастеру знать, что череп, который они покрывают,