Любимое уравнение профессора - Ёко Огава
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Любимое уравнение профессора - Ёко Огава краткое содержание
Профессор математики живет в мире чисел. После травмы его мозг хранит воспоминания лишь восемьдесят минут; он не помнит ни дат, ни имен, ни любви, ни дружбы — ничего, кроме факториалов, простых чисел и уравнений.
Домработница, которая заботится о нем, далека от математики, но Профессор открывает ей и ее сыну тайный мир чисел, в котором простые и понятные величины сопоставимы с масштабами Вселенной.
Каждое утро они заново знакомятся друг с другом. Каждый их день наполнен обыденностью, математикой, бейсболом и любовью.
Роман Ёко Огавы, одной из самых известных писательниц современной Японии, о памяти, о том, что значит жить настоящим, и о загадочных уравнениях, которые способны соединять людей.
Любимое уравнение профессора читать онлайн бесплатно
Ёко Огава
Любимое уравнение профессора
1
Мы с сыном так и звали его — Профессор. А он, в свою очередь, одарил мальчика пожизненной кличкой — Коренёк. Просторная, чуть приплюснутая детская макушка чем-то напоминала ему знак квадратного корня.
— О-о… В такой голове, наверно, прячутся очень особенные мозги? — пошутил он при первой встрече, взъерошив мальчишке вихры. Коренёк, который даже кепку носил, чтобы приятели не дразнили его за лохматость, настороженно втянул голову в плечи. — С ее помощью можно получить доступ к Бесконечности — и даже к таким числам, которых никогда не увидеть глазами…
И он вывел пальцем на пыльной столешнице горбатую закорючку:
«√».
* * *
Во всех бесконечных историях, что рассказывал нам Профессор, именно квадратный корень играл чуть ли не важнейшую роль. Хотя, возможно, самому Профессору, свято верившему, что устройство мира можно описать числами, в нашей «бесконечности» было бы тесновато. Но в каких еще категориях это описывать, если даже самым огромным из простых чисел — от исполинов из Книги рекордов Гиннесса в тысячи знаков длиной до чудовищ необъятней самой Бесконечности — не передать полноты и насыщенности того времени, что мы проводили с ним.
Хорошо помню день, когда он показывал нам, какое колдовство происходит с числами, если упрятать их под квадратный корень. Апрель едва начался. Вечерело, моросил дождь. В кабинете Профессора горела тусклая лампа, на ковре под ногами валялся брошенный сыном рюкзачок, а за окном подрагивали от дождевых капель бледно-розовые лепестки абрикоса.
Какая бы задача ни ставилась, Профессора не очень заботило, найдем мы решение или нет. Куда больше он радовался, когда мы метались в испуге, своими же ошибками загоняя себя в тупик, чем если просто замирали в молчании, не зная ответа. Ведь тогда рождалась новая задача, уже из предыдущей, что и приводило его в восторг. Он обладал уникальным чутьем на такую вещь, как правильная ошибка, и умел поддерживать нашу веру в себя именно в те минуты, когда решения не находилось, хоть плачь.
— Ну, а теперь — что же случится, если извлечь квадратный корень из минус единицы?
— Разделить ее дважды на себя? Так и останется минус единицей! — бойко отозвался Коренёк. Недавно в школе им объяснили деление, после чего Профессору еще полчаса пришлось убеждать парня в существовании чисел меньше нуля.
«√-1», — представляли мы. Корень из ста — десять, из шестнадцати — четыре, из единицы — единица. Значит, корнем из минус единицы будет…
Он никогда не торопил нас. И, казалось, больше всего обожал разглядывать наши с сыном задумчивые физиономии.
— Может, такого числа не бывает? — робко предположила я.
— Еще как бывает! Вот здесь, например! — Он указывал на свою грудь. — Число это очень робкое, стеснительное и не появляется там, где его могли бы увидеть. Но оно существует в нас, в нашем сердце, и своими крохотными ладошками поддерживает этот мир…
И молчали, пытаясь вообразить, что где-то — неведомо где — в отчаянии растопыривает руки бедная минус единица, угодившая под квадратный корень. Все, что мы слышали, — только шелест дождя за окном. Мой сын задумчиво поглаживает затылок, будто проверяя очертания квадратного корня на ощупь.
Хотя, конечно, профессором наш старик был далеко не во всем. Сталкиваясь с чем-нибудь незнакомым, он всякий раз смущался и робел, точно корень из минус единицы, и звал на помощь меня:
— Прости, что беспокою…
Даже просьбу включить ему тостер он всегда начинал с извинения. Поворачивая рычажок, я заводила пружину таймера, а он с любопытством вытягивал шею и все три с половиной минуты неотрывно следил, как поджаривается хлеб. Истина, извлеченная мною из тостера, восторгала его не меньше, чем доказательство теоремы Пифагора.
Впервые агентство социальной помощи «Акэбоно» отправило меня к Профессору в марте 1992 года. Из всех домработниц нашего приморского городка я была самой молодой, но к тому времени у меня за плечами уже накопилось более десяти лет стажа. За кем бы ни приходилось присматривать, работой своей я гордилась. И даже когда на меня навешивали самых «проблемных» клиентов, от которых все вокруг уже отказались, не возражала ни словом.
Едва увидев клиентскую карточку Профессора, я сразу же поняла: с таким хлопот не оберешься. Обычно, если заказчик меняет работницу, на обратной стороне его карточки ставится отметка — синий чернильный штампик в форме звезды. У Профессора этих звездочек накопилось уже целых девять — рекордное число из всех, с кем мне доводилось связываться.
В воротах особняка, куда я пришла на собеседование, меня встретила преклонных лет дама. Стройная и элегантная, крашеные каштановые волосы собраны на затылке. Вязаное платье, в левой руке — черная трость для ходьбы.
— Я хотела бы доверить вам уход за моим… деверем, — объявила она. Что за отношения связывали ее с деверем, мне оставалось только гадать. — До сих нор никто из ваших сотрудниц долго с ним не выдерживал. Одна за другой увольнялись, и с каждой новенькой приходилось начинать все с начала, а это сущий кошмар — как для меня, так и для самого… брата.
Так-так, задумалась я. Может, она говорит о муже своей сестры?
— Работа не сложная, — продолжала она. — Вы должны приходить сюда с понедельника по пятницу к одиннадцати, чтобы накормить… брата обедом, прибрать в его комнате, сходить в магазин, приготовить ужин, и в семь вечера уйти домой. На этом все.
Слово «брат» с ее губ всякий раз слетало как-то нерешительно. Речь звучала учтиво, но пальцы стискивали трость беспокойно. Она сильно старалась не смотреть мне в глаза, но ее настороженный взгляд скользил по мне то и дело.
— В контракте с вашим агентством я изложила эти требования чуть подробнее. Но главное — мне просто нужен человек, который помогал бы ему день за днем жить самой обычной жизнью — такой же, как у других людей.
— А ваш… брат сейчас здесь? — уточнила я.
Кончиком трости дама указала в глубину садика на заднем дворе. Над аккуратно постриженными кустами фотинии маячил краешек черепичной крыши.
— Из флигеля в дом и обратно я просила бы не ходить. Вы должны заниматься только братом, а чтобы попасть к нему во флигель, пользуйтесь отдельной тропинкой с севера. С любыми трудностями вы должны справляться сами, на месте, безо всяких консультаций со мной. Это — главное правило, которое нарушать нельзя.
И она легонько стукнула тростью о деревянный