Молот Тора - Юрий Павлович Вяземский
– День своей смерти она точно предсказала, – вздохнул Митя. – А мне приснился сон: почтальон принес телеграмму, я ее раскрываю, и там написано: «Я умерла тчк Мама тчк». Меня разбудил телефонный звонок. Звонил отец. Он сказал: «Мама скончалась».
Сокольцев вновь стал медленно подниматься, держась руками за поясницу. Сначала он что-то разглядывал на реке. Потом его взгляд переместился на берег и заскользил по лужайке в сторону перелеска. Затем, так и не разогнувшись до конца, вернулся взглядом к Ведущему. Глаза у Мити стали сереть.
– Похороны я плохо помню, – признался Дмитрий Аркадьевич. – Помню, что мама лежала в гробу в желтом платье и с фирменным маникюром; Ксения на платье настояла. Помню, что у меня как будто все чувства перевернулись вверх тормашками: когда вокруг меня люди плакали, я улыбался; когда на второй стадии поминок, выпив и закусив, пришедшие перестали скорбеть лицом и даже шутили, у меня из глаз словно сами собой полились слезы. Было очень жарко на улице, а меня все время знобило. Помню, что сестра и во время похорон, и особенно на поминках, где это было еще заметнее, всячески сторонилась отца, выбирая в людской толчее такую позицию, чтобы не только с ним не соседствовать, но и не видеть его. Помню, конечно, что в самом конце я тихо спросил у отца, чтобы никто не услышал: «А правда, что мама хотела сделать аборт, но ты настоял, чтобы я родился?» Отец посмотрел на меня, как на умалишенного, и прошептал в ответ: «Чушь собачья! Откуда ты взял этот бред?» – «Мама мне рассказала». – «Бред, – тихо повторил отец и добавил: – Бедная женщина. Ее ведь кормили наркотиками».
Сокольцев наконец до конца распрямился и объявил:
– Я больше не буду садиться. Мне стало трудно сидеть.
Трулль поднялся и ласково предложил:
– Давайте начнем возвращаться… Пока доберемся до базы… Пойдем с вами медленно, осторожно.
– Давайте начнем возвращаться, – повторил Дмитрий Аркадьевич и сообщил: – Она мне только один раз приснилась. Но перед этим чуть ли не каждую ночь ко мне приходили какие-то люди. Я их провожал в другую квартиру. На той же лестничной клетке. Я им говорил: «Обязательно надо сходить в эту квартиру. Там есть окно, за которым летают вороны. Я этих ворон должен вам показать. Обязательно!» Мы вместе шли и смотрели на ворон… Однажды, выпроводив гостей, я улегся спать. А просыпаюсь оттого, что чувствую чье-то присутствие. «Кто там?» – спрашиваю. Мне не отвечают. Я снова: «Кто там?» – уже с тревогой. Опять молчание. Тогда я иду в прихожую, из которой есть выход в другую комнату, тесную и с небольшим окном, за которым ничего не видно. За ним – либо кромешный туман, либо оно так сильно запотело, что даже на расстоянии тянет сыростью. А передо мной, спиной ко мне, стоит женщина в белом длинном одеянии, наподобие свадебного платья, и с повязкой на голове. Я понимаю, что это мама. Но она говорит: «Нет, это не я». А я-то теперь уже твердо уверен, что это моя мама. И говорю ей: «Пойдем в другую комнату. В этом окне ничего не видно». Она, не оборачиваясь, мне возражает: «Мне не нужно смотреть в окно. Я на тебя буду смотреть». – «Ну так повернись ко мне», – говорю. «Не могу, – отвечает она. – Ты еще не готов»… Я ухожу в свою квартиру и ложусь спать, ожидая, что в новом сне она мне снова приснится.
Митя замолчал. Выждав немного, Александр объявил:
– Приснилась?
Митя не отвечал.
Потом начал кашлять, морщась от боли и хватаясь за поясницу.
Верингасага
(окончание)
37
На следующее утро после битвы пришли старейшины лугов и ишор. Лугов было шестеро, и среди них Мийкуллан. Ишор – двое. Они пришли со стороны залива. Первым от устья стоял Волк Эйнара, вторым – Сокол Ингвара; последним – Змей Хельги. Луги и ишоры прошли мимо Волка и Сокола и остановились перед Большим Змеем. Мийккулан попросил Хельги сойти на берег. Тот сошел и встал перед пришедшими.
Тут, по знаку Мийкуллана, все пришедшие опустились на колени, и старейшина лугов сказал на северном языке, лишь немного коверкая слова:
– Мы просим тебя, Хельги Верный, стать нашим конунгом, а мы будем тебе верными слугами. Так говорю я от имени лугов, ишор и наших дальних соседей невов.
Хельги улыбнулся своей светлой улыбкой и сказал:
– Сейчас же встаньте с колен. Так не ведут себя свободные люди.
Они неохотно подчинились его приказу. И тогда Хельги сказал:
– Такие дела я не решаю. То, о чем вы просите, требует обсуждения. Этим у нас заведует Эйнар сын Эйнара. Идите к нему.
Видно было, что к Эйнару луги и ишоры не хотели идти. Но делать нечего.
Эйнар к ним даже не вышел. Вместо него по сходням спустился Логи Финн и велел ждать.
Они прождали до полудня. После чего снова вышел Логи и велел прийти на следующий день.
На следующий день лужских и ишорских старейшин пригласили в шатер, в котором их встретили Эйнар, Ингвар и Хельги. Хевдинги сидели на скамье, а чуди пришлось стоять, так как сесть им было некуда.
Мийкуллан повторил просьбу. Эйнар сказал:
– Люди вы ненадежные. Обещали прислать лодки с воинами и не прислали.
Мийкуллан сначала принялся оправдываться, ссылаясь на большие потери в ходе разведывательных операций, попросил ишора Парвана показать отрубленную кисть, а потом, глядя на Хельги и словно ища у него помощи, стал обещать, что такого больше не повторится и верой и правдой, не жалея живота своего, они будут служить своим новым правителям, если те согласятся владеть ими.
– С вами лучше не иметь дела. В трудную минуту подведете, – строго объявил Эйнар, как будто не слышал слов Мийкуллана.
И тогда хором заговорили на своем наречии лужские и ишорские старейшины. А Мийкуллан переводил:
– Нам без вас теперь здесь не жить… Росы не простят нам своего поражения… Вернутся и всех перережут… Зачем вы тогда воевали? Только зря проливали свою кровь… Лучше бы не приходили, не заступались за нас…
Хельги улыбался. Ингвар разглядывал браслет на левой руке.
Эйнар усмехнулся и говорит:
– Ясное дело. Это мы во всем виноваты.
А потом встал и сурово сказал:
– Когда мы примем решение, вам сообщат. А сейчас ступайте с глаз наших долой.
Через два дня Волк, Сокол, Змей, соймы и лойвы отправились в обратный путь.
Днем
