Песчаная роза - Анна Берсенева
Она тоже улыбнулась. Виноватое выражение мелькнуло при этом в ее глазах. Словно заструился перед ними воздух, и они изменились, как очертания пустынных дюн. Похоже, ей было неловко от того, что она будто бы навязывает ему что-то.
– Последнее время я занимался римскими поселениями на Рейне, – сказал он. – Это была текущая граница империи, на ней заканчивались завоевательные походы. А меня всегда интересовало, как они становятся обычной человеческой жизнью. Был военный лагерь – стал город. Легионер научился выделывать кожи, стал ремесленником и в поселении этом остался – что его привлекло? Вождь германцев выдал дочь за центуриона, дал ей что-то в приданое – что именно? Это какая-то очень тонкая настройка обыденности. Важная, по-моему.
Сонино внимание казалось Роману совершенно детским, а понимание – не детским совершенно. Так слушала мама, когда он в девятом классе рассказывал ей о своих первых ольвийских раскопках или когда однажды позвонил ей в Канаду с берега Рейна и прочитал надпись на надгробном камне римского легионера.
Его не обрадовало такое сравнение.
– Но все это со стороны кажется довольно однообразным, – сказал он.
– Нисколько, – ответила Соня.
В эту минуту дверь проходной открылась, выпуская Алесю. Она шла с трудом, переваливаясь. Живот у нее был такой огромный, что Роману показалось, она родит прямо здесь, под дверью РОВД. Не удивительно, что Соня испугана! Он и сам бы испугался, если бы все течение его жизни не имело единственного положительного следствия: у него начисто пропала способность бояться.
Адвокат Квота вышел вслед за Алесей. В руке у него был файл с распечатанным текстом, по виду которого Роман понял, что это протокол.
– Алеся! – Соня бросилась к ней. – Слава богу!
– Да, – тусклым голосом ответила та. И зачем-то повторила: – Да.
Роман никогда не видел Алесю в обычной одежде, только в больничном защитном костюме, и лицо видел, собственно, впервые. Но даже он понял, что и лицо ее, и глаза выражают сейчас тоску и ужас.
И, конечно, поняла это Соня. Потерянность ее стала так заметна, что у Романа сжалось сердце.
– Я вам пришлю перечень необходимых документов, – сказал Квота. – Будем в суд подавать.
Он обращался к Алесе, но не похоже было, что та способна сейчас воспринимать его слова.
– Елисей Константинович, – сказал Роман, – давайте отойдем отсюда подальше, и вы мне расскажете, в чем дело и что надо делать.
Квота кивнул, и они пошли к ближним домам. Оглянувшись, Роман увидел, что Соня ведет Алесю под руку и что-то ей говорит на ходу.
– Может, «Скорую» вызвать? – негромко произнес Квота. – Она на восьмом месяце. Это опасный срок.
– Откуда вы знаете? – машинально спросил Роман.
Прежде чем он успел устыдиться своего вопроса – впрочем, естественного, исходя из мальчишеской внешности Квоты, – тот ответил с обычной своей невозмутимостью:
– У моей жены третьи роды на восьмом месяце случились. Было опасно, но обошлось.
– Алеся сама решит, – сказал Роман. – Она медсестра же. – И спросил: – Как она вообще в полицию попала?
– Патрульным вздумалось документы у нее на улице проверить, – ответил Квота. – Полезла в сумку и обнаружила, что паспорт украли вместе с кошельком. Сказала им, что паспорт белорусский. Потребовали проехать в отделение, стала объяснять, почему не может, хотя это очевидно. Ну и вот.
– Твою мать!.. – Романа охватила такая ярость, что сдержать ее было невозможно. – Извините, – спохватился он.
– Согласен с вами, – с той же невозмутимостью кивнул Квота. – И подать в суд надо обязательно. Во-первых, сама проверка документов была незаконна. Во-вторых, у патрульных в любом случае были различные варианты поведения. Пусть ответят за то, что выбрали именно этот.
– Думаете, ответят?
– Будем добиваться.
Вошли во двор, и Алеся с Квотой сели на скамейку у детской площадки. При взгляде на уточку-качалку Роману сделалось не по себе. Даже не от воспоминания об Ире, а от чего-то другого, с Ирой же связанного… Но сейчас было совсем не время предаваться воспоминаниям, и он отогнал эти мысли.
Пока Квота передавал Алесе файл с протоколом и что-то ей объяснял, Роман сказал Соне:
– Надо «Скорую» вызвать, вам не кажется?
– Кажется, – ответила она. – Но Алеся не хочет.
– Почему?
– Чтобы Сережку не пугать. И Женю тоже.
– Ваш брат не из пугливых.
– Она этого и боится.
Роману казалось, что Артынов достаточно хладнокровен, чтобы не броситься громить РОВД или разыскивать патрульных, доставивших туда его беременную жену. Но вместе с тем он понимал, что такое хладнокровие, притом постоянное, не дается легко никому, а значит, реакция Артынова на лютую эту дичь может оказаться непредсказуемой.
Квота поднялся со скамейки и подошел к Роману.
– Я все объяснил Алесе, – сказал он. – От нее ничего особенного не требуется, я сам сделаю все необходимое.
Соня тем временем села на скамейку рядом с Алесей.
– Давай все-таки… – услышал Роман ее голос.
– Елисей Константинович, – спросил он, идя рядом с Квотой к выходу из двора, – сколько я вам должен?
– Я пришлю счет.
Роман поблагодарил Квоту, и тот ушел.
Когда он вернулся к скамейке, Алеся выглядела уже получше. Во всяком случае, вытирала слезы, а не смотрела с пугающей безучастностью. И глаза наконец стали такими, какие он видел, когда она склонялась над ним в реанимации.
– Спасибо, – глядя на Романа этими синими заплканными глазами, проговорила она. – Если бы не вы, то я… то со мной бы…
– Все будет хорошо, – сказал Роман. – Вы успокоитесь, отдохнете. Родите скоро, – невпопад добавил он.
При этих словах Алеся разрыдалась так, что Роман вздрогнул.
– Ну что ты? – воскликнула Соня. – Алесечка, все же правда хорошо! И рожать тебе правда скоро!
– Они… Этот, который в машину меня тащил, сержант… – Алеся всхлипывала и дрожала. – Я ему говорю: что вы делаете, я же рожу сейчас прямо в машине у вас! А он говорит… говорит, ну и рожай, шалава, в окно твоего ублюдка выкину, и все дела…
– Господи! – вскрикнула Соня.
Она дрожала так же, как и Алеся.
– Не повторяйте эту чушь, – зло и резко бросил Роман. – Это надо забыть, и как можно скорее. Я вызываю такси, едем домой. К вам домой, Алеся, – уточнил он.
Артыновским хладнокровием он все-таки не обладал. Ярость кипела в нем так, что застила белый свет. Ярость-то ему приходилось испытывать и раньше, но ярость в соединении с бессилием перед злом – это было новое для него чувство.
– Не отпускайте машину, – сказала Алеся, когда такси остановилось перед ее подъездом. – Езжай домой, Соня. – И спросила Романа: – Вы ее отвезете?
– Я с тобой пойду! – воскликнула Соня.
– Не надо. – Алесин голос звучал уже спокойно. –
