Панас Мирный - Гулящая
- Тут, хлопец, нету такой,- говорил Кирило.
- А мне хозяин и хозяйка велели идти на панский двор и спросить Христю Притыку.
Христя, услыхав свое имя, бросилась к окну. Подошел и Колесник.
Около развалин дворца стоял перед Кирилом молодой парень, держа в руках завязанный в белый платок круглый узелок.
- В чем там дело? - спросил Колесник.
- Да это хлопец из Марьяновки,- ответил Кирило.- Ищет какую-то Христю Притыку. Я ему говорю, что у нас отродясь такой не бывало, а он твердит, будто здесь она.
- Ты, хлопец, чей, от кого? - спросил Колесник.
- Да я из Марьяновки, от Здора.
- Чего тебе нужно?
- Хозяин и хозяйка Христе сотового меду прислали. Велели мне непременно отнести и отдать в собственные руки.
- А ты уже все про себя разболтала и коммерцию завела! Бери же, раз тебе прислали,- крикнул сердито Колесник и, повернувшись, ушел к себе.
Христя высунулась в окно и взяла у парня узелок, Руки у нее дрожали, вся она горела, как в огне, а из-за спины парня Кирило смотрел на нее так, словно это сам отец ее явился с того света.
- Чудеса с вами, бабами, да и только! - выйдя опять к Христе, ворчал Колесник.- Нет чтоб язык подержать за зубами. Или тебе так приятно, что ты, Христя, барышней стала. Вот, мол, куда наши шагнули. Знай наших! Поглядите-ка, мол, узнаете ли Христю? Вот, мол, видали, какая... Проклятая бабья натура! Недаром говорят: "Волос долог, да ум короток". Ну, какая тебе корысть от того, что ты им открылась? Первая Оришка,- уж на что старая карга,- и та теперь наплюет на тебя. Я, скажет, думала, она честная, порядочная, а это...- Он не договорил и опять ушел к себе.
Христя сидела как на иголках или на угольях,- голова у нее горела, лицо пылало, сердце неистово билось. И подвернулась же Одарка со своим медом! Что она, просила ее, говорила, что ей хочется меду? Зачем она прислала его?
- Посуду опорожните? Или у себя оставите? - спросил в окно парень.
Христя засуетилась. Схватила мед и помчалась на кухню.
- Вот тут, бабушка, мед в сотах. У вас найдется чистая мисочка?
- Зачем? - не глядя, сурово спросила Оришка.
- Мед надо выложить.
- Так бы и сказали. А то "найдется ли чистая мисочка?" Как же не найдется. У нас не так, как у других, что иной раз и ложки нет в доме. Давайте! - И она своими корявыми руками выхватила у Христи из рук узелок.
- От кого это? Ах, мед-то какой! - уже помягче сказала она, увидев три больших, во всю тарелку, пласта липовых сот.
Христя молчала. И зачем ей знать, от кого? "Да выкладывай же поскорей, чтоб хоть парня отослать, а то стоит там и, как живой укор, в окно заглядывает",- думалось ей.
Оришка, не торопясь, стала перекладывать соты,- Христя все стояла и ждала.
- Чего вы ждете? Что я, сама не принесу? - проворчала Оришка, перекладывая третий пласт.
Христя поскорее схватила тарелку с платком и помчалась в комнату,
- Да погодите же! Постоите! - крикнула Оришка.- Там еще мед остался. Помыть же надо! Экая суета, экая торопыга, матушки! - и, вбежав в комнату, она снова взяла тарелку и, шаркая ногами, пошла в кухню.
Христя тяжело вздохнула. Ей было больно от упреков Колесника, а тут еще Оришка обижает. Уронив слезу, Христя пошла к своему сундучку.
Пока она рылась в сундучке, что-то искала, и Оришка вернулась, неся в одной руке миску с медом, а в другой пустую посудину.
- Нате вам и то и другое, а то еще скажете, что украла. Стара я для этого, проворчала она и, переступив порог, поковыляла в сени.
Христя вся задрожала, но сдержалась. Она взяла чужую посуду и подала парню в окно, сунув ему в руку беленькую монетку.
Парень, почувствовав в руке подарок, низко-низко, чуть не до земли поклонился и горячо поблагодарил ее.
Больше Христя уже не могла сдерживаться. Не успела она отвернуться от окна, как слезы градом покатились у нее из глаз. Как подстреленная, бросилась она к постели и, как сноп, повалилась ничком на подушку.
- Ну, начинается! Начинается уже! - с горечью проговорил Колесник, войдя в комнату и почесывая затылок.- Ну, чего ты?
Уткнувшись в подушку, Христя билась в слезах.
- Вот так всегда... так всегда,- говорил Колесник, расхаживая по комнате.- Сами наделаем, а потом в слезы.
- Что ж я такого наделала? - сквозь слезы глухо спросила Христя.
- Зачем ты в Марьяновку ездила? - крикнул Колесник, останавливаясь около нее.
Христю точно плетью стегнули. Она поднялась и заплаканными глазами с невыразимым презрением поглядела на Колесника.
- В Марьяновку? Спросите у старухи, которую вы приставили надзирать за мной.
Колесник вылупил на нее глаза.
- А вчера... позавчера или когда там ты где была?
- У любовников. Их тут у меня целая куча, а вы проглядели с Оришкой.
- У нас всегда не так, как у людей... Либо слезы, либо крик,- тихо сказал Колесник и вышел из комнаты.
У Христи стало еще тяжелей на душе, еще тошней на сердце. Она увидела, что подозрения, которые она затаила в сердце и которые так ее угнетали, были напрасны. Обиженный Колесник ушел от нее, не сказав ей ни слова. Может, у него и в мыслях не было того, что втемяшилось ей в глупую голову. Уж как-нибудь он бы выдал себя - взглядом или словом, а то ведь нет. Только поглядел на нее в изумлении и ушел, чтобы не затевать ссоры. Чего же ей стрельнуло это в голову? Старая ведьма намекнула, а она уж решила, что так оно и есть. Раскаяние, досада, как пиявки, сосали ее сердце. От оскорблений Оришки, от неприятных вопросов Колесника все в ней кипело, все клокотало, слезы подступали к горлу. Уткнувшись в подушку, она снова горько зарыдала. Оришка, услышав из кухни плач, подошла к Христе, посмотрела, как содрогаются ее круглые плечи, как дрожит и сотрясается от рыданий все ее тело, пожала плечами и молча ушла.
- Распустила нюни... ухватил бы за косы да оттаскал как следует, перестала бы хныкать...- говорила она сама с собой.
- А ты знаешь, кто эта панночка? - спросил Кирило, входя в кухню.
- Да уж не ты ли знаешь. А я вот давно вижу, что просто гулящая девка,- с сердцем проворчала Оришка.- Видно, не угодил сегодня. Слышишь, как воет? - прибавила она, кивнув головой на комнату. Оттуда доносились тяжелые рыдания.
- Да это их дело,- ответил Кирило.- Поругались - и помирятся. А кто она - вот в чем весь смак. Ты старого Притыку знала?
Оришка молчала.
- Того, что замерз на Никольскую ярмарку. Приська, его жена, как умерла, так хоронить не на что было... Здор на свой счет хоронил.
- Ну, так что? - спросила Оришка.
- Да ведь это их дочка - Христя. Сегодня, от Здоров приходил хлопец, меду принес. Спрашивает Христю. Спятил ты, что ли, думаю, какой тебе Христи, нет у нас такой и в заводе. А тут и она - сама себя выдала. Тогда только я ее и признал, и голос ее, и лицо. Видала, какая птица стала!
- Много чести! Куда как много чести! - качая головой, ответила Оришка.
- Да чести-то немного. А хотелось бы знать, как она дошла до этого?
- Очень нужно... как же, очень нужно мне знать!
- И хорошо делаешь, Оришка, что не хочешь знать,- неожиданно услышали они из сеней третий голос. Кирило и Оришка оглянулись,- в дверях сеней стоял Колесник.
- А тебе, Кирило, старому дураку, стыдно в бабьи дела нос совать! Ты бы лучше за лесниками смотрел, чтоб чужую скотину в молодняк не пускали,прибавил он и ушел в комнату.
Оришка поглядела на Кирила и ухмыльнулась, тот, почесав голову, молча вышел из дому.
- Вон послушай, что о тебе Кирило с Оришкой болтают! - войдя в комнату, с досадой сказал Христе Колесник.- А все твой язычок наделал.
Христя, уткнувшись лицом в подушку, молчала. Горькие слезы унялись, но на смену им пришло то оцепенение, которое всегда наступает после тяжких рыданий, уста ее сжались, холод леденил душу и сердце. Ничто теперь туда не доходит и ни за что не дойдет. Ни горькие упреки, ни крики, ни брань. Сердце замкнулось, не слышит, душа жаждет покоя, только покоя, ей все равно, что делается вокруг. И Христе было все равно. Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, и молчала, не повертываясь к Колеснику. Тот походил-походил по комнате и мрачный снова вышел из дому.
"Ну, и денек выдался сегодня! Вот так денек!" - думал Колесник, гуляя по саду на самом солнцепеке. Он как будто совсем не замечал жары, хотя пот градом катился у него и по лицу, и по шее, и по груди. Что ему эта жара, когда внутри все горит у него. Не успел еще он позабыть про недавнюю неудачную тяжбу со слобожанами, как сегодня эта рева подбавила, еще больше его допекла. Все уже о себе разболтала, завела тут какие-то шашни. А ведь все это дойдет куда следует. Найдутся такие, что донесут жене, напоют ей в уши. И так из-за нее житья нет, а тут - на вот тебе!
Точно злые комары кусали Колесника, так чесал он затылок, мрачно расхаживая по саду.
- Пан! А, пан! - крикнул с горы Кирило.
- Чего?
- Тут к вам человек приехал!
- Какой человек? Чего ему надо? - спросил Колесник, поднимаясь, на гору.
- Здравствуйте! - поздоровался с ним приезжий, мужик средних лет, в синем суконном кафтане, в хороших юфтевых сапогах, в картузе вместо шапки. Лицо у него было полное, гладко выбритое, рыжие усы подстрижены, голова причесана на пробор. Все показывало, что приезжий не простой мужик, а богатый, степенный хозяин.
