Или — или - Серен Кьеркегор

совет. Обратиться за ним к мудрецу, доказывавшему необходимость обладания 3000 годового дохода, герой наш сочтет, пожалуй, несовместимым со своим достоинством, но и к этику, несмотря на то, что этот вывел его из первого затруднения, он тоже вряд ли поспешит обратиться. Наш герой похож на большинство людей, он успел уже вкусить прелестей эстетической жизни и, хотя и не настолько неблагодарен, чтобы не оценить помощи этика, предпочтет все-таки попробовать счастья в другом месте, надеясь в глубине души на совет этика как на первый резерв. И вот он обращается к другому, более гуманному — к эстетику. Так как праздная жизнь становится в конце концов бременем для всякого, то этот эстетик, может быть, тоже сочтет нужным сказать ему несколько слов о значении труда, прибавив однако, что труд не должен быть слишком тяжелым, а скорее приближаться к удовольствию: «Можно, например, найти в себе тот или другой благородный талант, выделяющий тебя из толпы обыкновенных людей, и серьезно взяться за его обработку; тогда жизнь получает для человека новый интерес и значение — он занят, у него есть труд, в котором он может найти себе полное удовлетворение. Независимое же положение в жизни позволяет человеку заботливо взлелеять свой талант, оградить его от грубого прикосновения жизни и затем наслаждаться его высшим расцветом. На талант этот, разумеется, не следует смотреть как на доску, на которой можно вынырнуть из волн житейского моря, но как на крыло, которое может высоко поднять человека над миром; талант не „рабочая кляча“, но „кровный скакун“». К сожалению, у нашего героя не оказывается никаких таких благородных талантов, он просто человек, как и все. «Да, в таком случае, — скажет ему эстетик, — вам остается только разделить участь толпы обыкновенных людей, быть простым чернорабочим в жизни. Не падайте, впрочем, духом, и такое существование в своем роде недурно, даже очень честно и похвально, — усердный труженик ведь полезный член общества. Я уже заранее радуюсь, представляя вас в этом положении: вообще ведь чем разнообразнее проявления жизни и ее представители, тем интереснее наблюдать их. Поэтому я, как и все эстетики, не люблю национальной одежды: что может быть скучнее, однообразнее зрелища целой толпы, одетой одинаково! Итак, пусть каждый делает свое дело в жизни по-своему, тем интереснее будет для нас, наблюдателей!» Подобное отношение к жизни и высокомерное подразделение людей, надо надеяться, рассердят нашего героя. К тому же эстетик придает слишком большое значение независимому положению людей в жизни, до которого нашему герою, как известно, далеко.

Может быть, он и тут еще не решится обратиться за советом к этику, а попытается искать его у кого-нибудь другого. Представим же, что он встречается с человеком, который скажет ему: «Да, надо трудиться, надо зарабатывать свой хлеб; так устроено в жизни раз навсегда». «А! — думает наш герой. — Теперь-то я попал на настоящего человека, мы с ним одного мнения!» — и внимательно прислушивается к его речам. «Да, надо зарабатывать свой хлеб, — продолжает тот, — так раз и навсегда устроено в жизни, в этом, так сказать, ее оборотная сторона, изнанка. Человек должен спать 7 часов в сутки; это время потеряно для жизни, но иначе нельзя; затем работать — 5 часов в сутки; это время тоже потеряно для жизни, но делать нечего, приходится трудиться для того, чтобы доставать средства к жизни, к настоящей жизни, которою человек начинает жить, отбыв две упомянутые повинности. Труд может быть и скучным, и бессодержательным, лишь бы давал человеку средства к жизни. Напротив, талант никогда не должен служить человеку источником заработка. Талант должно беречь, лелеять для самого себя, для услаждения своей собственной жизни. Человек холит свой талант, любуется им, как мать дорогим дитя, воспитывает его, развивает. На это идут остальные 12 часов в сутки. Таким образом, человек 7 часов спит, на 5 часов лишается человеческого образа, остального же времени вполне достаточно для того, чтобы он мог сделать свою жизнь не только сносной, но и прекрасной. К тому же если мысли человека не участвуют в упомянутой утомительной пятичасовой работе, то он может сберечь их вполне свежими и сильными для своего излюбленного дела».

Что же? Наш герой оказывается опять ни при чем. Во-первых, у него нет таланта, которому он мог бы посвятить 12 часов в сутки; во-вторых, у него сложилось уже иное, более возвышенное воззрение на труд, отказаться от которого он не желает. … И вот он решается опять прибегнуть к этику. Речь последнего коротка: «У каждого человека должно быть призвание». Больше ему сказать нечего: хотя этика сама по себе и есть понятие абстрактное, абстрактного призвания для всех людей не существует, а напротив, у каждого человека есть свое собственное. Этик, следовательно, не может указать нашему герою его призвание: для этого ему пришлось бы сначала обстоятельно изучить эстетические стороны личности нашего героя; да и в этом случае он бы, пожалуй, все-таки не решился сделать выбор за другого, — решаясь на это, он отрекся бы от своего собственного жизненного воззрения. Итак, этик может сказать нашему герою только то, что у каждого человека есть свое призвание и что когда этот последний найдет его, он должен выбрать его этически сознательно. Все, что говорил выше эстетик о талантах, есть, в сущности, скептическое и легкомысленное перетолкование того, что говорит теперь этик. Жизненное воззрение эстетика основывается исключительно на различиях: у некоторых людей, дескать, есть талант, у других нет; на самом же деле вся разница между людьми в том, что у одного больше, у другого меньше талантов, то есть разница только количественная, а не качественная. Воззрение эстетика вносит в жизнь разлад, которого нельзя устранить одним легкомысленным и бессердечным отношением к жизни. Этик, напротив, примиряет человека с жизнью, говоря, что у каждого есть свое призвание. Он не уничтожает упомянутых различий, но лишь указывает на то, что, несмотря на все различия, люди имеют нечто общее, делающее их равными друг другу, — призвание. Самый колоссальный талант есть также только призвание, т. е. не отличает человека от других людей, не ставит его вне условий действительности, но лишь теснее приобщает его к человечеству: талант — призвание, а призвание — нечто общечеловеческое. У каждого человека есть призвание; на этом основании самый ничтожный индивидуум обладает всеми правами человека, и его нельзя выделить из числа прочих людей, нельзя предоставить ему делить участь животных: он носит в себе печать общечеловеческого — свое призвание.

Этическое положение, согласно которому у каждого человека есть свое призвание, свидетельствует о