Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант
- Молодчина, - похвалил Красницкий, - как раз то, что нам нужно. Талант! — Без лишних слов он заполнил безавансовый договор, заручился подписью автора. - Сколько будет два раза по тридцать тысяч, молодое дарование, потрудитесь-ка посчитать? Шестьдесят кусков, как говорят деловые люди... Шестьдесят! У вас не кружится голова? - Желтоватые глаза Красницкого лихорадочно блестели, как у удачливого картежника за игорным столом. - Живите приятными предвкушениями!
Ефим расхрабрился.
- Спасибо, Даниил Борисович, но... — он слегка замялся, - даже из самых радужных предвкушений обеда не сваришь.
- Ммм... Понимаю, понимаю... — Красницкий достал из кармана знакомый бумажник, положил его перед собой, вперил в Ефима удавий взгляд. - Ну-с, брат, пишите расписочку в полторы тысячи рубликов. Тут вся моя наличность. Кончится эта сумма - приходите, будем соображать дальше.
Отбросив сомнения да подозрения, Ефим написал расписочку, спрятал деньги, спросил на всякий случай:
- Теперь и «Дедушкину оранжерею» спрыснуть полагается? - хотя вовсе не хотел снова идти в ресторан с Крас-ницким.
- Нет-с, дорогой, - отозвался после недолгой паузы Красницкий, - в другой раз. При окончательных расчетах. У нас с вами все впереди, торопиться некуда.
Выйдя из издательства, Ефим позвонил Наде.
- Всего-то я задолжал ему две тысячи - тридцатую часть будущего гонорара. Пустяки, правда?
- Правда, - ответила она не сразу, неуверенно. - У меня к тебе просьба, Фима, отправь нашим в Озерки рублей триста переводом. Ты знаешь, как там... И купи что-нибудь поесть, на твое усмотрение. Я буду в обычное время.
Глава десятая
Остаток года незаметно канул в Лету. Никаких, почти никаких изменений в жизни Сегалов не произошло, если не считать того, что они и их соседи по квартире получили небольшое, но весьма существенное коммунальное удобство: после настойчивых ходатайств Ефима небольшая ничейная кладовочка по соседству с комнатой Сегалов была переоборудована под общую кухню. Для устройства выхода из нее в общий коридор они даже пожертвовали угол своей комнаты.
И вот, в один прекрасный день, в длинненькой, узенькой комнатке-шестиметровке выстроились вдоль стены, впритык один к другому, «гуськом», четыре крошечных столика - по числу проживающих семей. Из коридора на кухонные столики перекочевали керогазы и керосинки, из комнат - ведра с водой.
Приятное это новшество было первой ласточкой, возвестившей приход весны, как думалось, и в жизни Ефима и Нади. Нет, не весны любви: она для них наступила давно и длится, слава Всевышнему, наперекор трудностям и испытаниям - длится!.. Близилась, судя по обстоятельствам, иная для них долгожданная весна - начало их мало-мальски безмуторной жизни. И росла надежда, что, возможно, февраль наступившего нового года и окажется для четы Сегалов тем судьбоносным месяцем.
И настал он, месяц весны света, встречи зимы и весны, месяц начала победы солнца над мраком, тепла над холодом... Вот таким-то ясным февральским днем спешил Ефим на свидание к Даниилу Борисовичу Красницкому, которое тот назначил ему не в издательстве, не в ресторане, а... у себя дома! Почему именно дома? Ефим и Надя долго бились над очередной загадкой странного издателя, да так ни до чего и не додумались.
Красницкий встретил Ефима в просторной великолепной прихожей. На нем ладно сидела темно-зеленая шелковая пижама, по пятам следовал кобель-боксер. Перехватив опасливый взгляд Ефима, Даниил Борисович успокоил:
- Не бойтесь, Рекс при мне не тронет. Снимайте пальто, проходите, пожалуйста.
Хозяин провел гостя через несколько комнат, обстановка и убранство которых напоминали музейные покои графа Шереметьева. Не составил исключения и кабинет. Ефиму ни разу не доводилось видеть подобных личных апартаментов. Он даже малость оробел и не сразу решился опуститься в мягкое кресло, обитое голубым штофом. Красницкий расположился в таком же нарядном кресле за богато инкрустированным письменным столом.
- Люблю старину, мебель хорошую люблю. Весь этот особняк принадлежал когда-то экспроприированному предпринимателю. Я занимаю всего-то уголок дома. Ничего, не жалуюсь: лишнее ни к чему. Да... Ладно, давайте-ка ближе к делу. Настоящие дела предпочитаю вершить в данном кабинете в приятной обстановке и столь же приятном уединении, хотя и вдвоем. Вы, конечно, пока ни о чем не догадываетесь?... Сейчас занавес откроется. Красницкий положил перед Ефимом лист чистой бумаги и свою авторучку с золотым перышком. Внимательно, во все свои острые глаза смотрел Ефим на издателя.
- Что вы на меня уставились, как тур на новые ворота?
- Вы хотели сказать, как «баран»?
- Ха-ха-ха! - неприятно, с хрипотцой рассмеялся Красницкий. - Ну зачем же так грубо - «баран»! Тур - куда благозвучнее... Итак, Ефим Моисеевич, поясню напрямик, без обиняков. - Он почему-то воровато огляделся по сторонам, встал, опустил жалюзи на окнах. - Так удобнее, - сказал негромко, - слишком сильно светит солнце, глаза режет... Ну-с, брат, рискую повторяться, но... кончается антракт - начинается контракт, в полном смысле любимого мной делового слова, тем более, что нам с вами и надлежит в данный момент заключить некий контракт. - Красницкий передал Ефиму стопку бумажных полос, на которых типографским шрифтом были напечатаны какие-то стихи. - Читайте, ликуйте! Сие - типографский набор вашего «Котенка усатого».
Ефим вспыхнул, сердце его учащенно забилось радостью, гордостью, он жадно принялся читать гранки своей сказки... Так это же почти книжка! Неужели сбылось?
- Прочли? - спросил Даниил Борисович. - Так, теперь, если надо, сделайте соответствующие поправки и подпишите каждую гранку.
Никаких ошибок в тексте Ефим не обнаружил... Может быть, они и были, но литератор-дебютант от избытка чувств их не заметил.
- А дальше? - спросил он Красницкого, позабыв в этот час обо всех горестях - личных и глобальных. - Когда моя книжка появится в киосках, в магазинах?
Красницкий многозначаще, цепко смотрел на него.
- Это зависит в настоящее время только от вас, товарищ молодой автор, от вас.
- То есть как от меня?
- Сейчас поясню. - Красницкий откинулся на спинку старинного кресла, насупил брови, отчего взгляд его стал еще цепче. — Сколько вы полагаете получить чистого гонорара за свой гениальный труд? - осведомился тоном, заставившим Ефима съежиться.
Но, ни о чем еще не догадываясь, он, собравшись с духом, ответил:
- Тысяч двадцать восемь, пожалуй, после вычета налогов.
- Правильно, молодчина, считать умеете... Так вот, - Красницкий, словно пантера на жертву, сделал выпад в сторону Ефима, - напишите расписочку на полную сумму, то есть на тридцать тысяч рубликов. И тотчас же, из этого несгораемого шкафчика, - Ефим только теперь заметил небольшой несгораемый шкаф позади Даниила Борисовича, - получите восемь тысяч наличными плюс ваши расписочки на две тысячи рубликов.
- Как?! - вырвалось у Ефима. - А остальные две трети?
- Младенец, - пренебрежительно хмыкнул Красницкий, - честное слово, младенец! Придется растолковать: треть - мне, треть - директору мастерских... А ты как думал, дорогой? - Красницкий перешел на «ты». - Мы что, по-твоему, постники? Манной небесной прикажешь нам питаться или на зарплату кишки высушивать?.. Дурачок ты, Сегал, я еще в ресторане заметил, да сам себе не поверил. Ведь ты - еврей, еврей, черт тебя за бока возьми!.. Пиши расписку, не дури! Десять тысяч за твой «шедевр» - цена хоть куда! Пиши!
Будто дубинкой оглоушенный, опустив голову, сидел Ефим в мягком голубом музейном кресле. Загадка Красницкого перестала существовать, перед ним, вернее, над ним возвышался махровый хапуга, вымогатель, облеченный высоким званием издателя детской литературы... Как, оказывается, просто! До смешного просто! А Ефим и Надя, неглупые люди, журналисты, подозревая, правда, что-то неладное, никак не могли уразуметь, где собака зарыта. А собака-то едва присыпана землей... В эти минуты он больше негодован на себя, чем на Красницкого. Ведь с первой же встречи его опытные зоркие глаза и еще больше - сверхинтуиция - безошибочно предостерегали против Красницкого. И вместо бегства от него как можно дальше, попался-таки Сегал на крючок с сомнительной приманкой.
- Обдумываешь, Сегал? — Даниил Борисович недобро улыбнулся. - Ну-ну. Я тебя не тороплю, послушаем твой ответ, поглядим, с извилинами твой мозг или гладкий, как ж..., извини за выражение.
Дабы окончательно раскрыть для себя игру Красницкого, Ефим, подавляя закипающее зло, спросил:
- В будущем расчет со мной будет производиться подобным же образом?
- Вопрос дельный! По существу. Вижу, мозг у тебя не совсем гладкий... Да-да, и за вторую, и за третью, и за четвертую сказку - никаких изменений. Правда, возможно варианты... А что, дурья твоя башка, двадцать, когда и тридцать косых в год на улице валяются? Где ты их задарма возьмешь? Где?.. В общем, не тяни резину, пиши расписку. Получишь деньги сей момент, без всяких вычетов, то есть, нет, за вычетом долга... Затем отправимся вспрыснуть контракт в ресторан... Не беспокойся, на этот раз за мой счет... Ну, как, по рукам?
