Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант
- Сумасшедший, честное слово, сумасшедший - она ласково отстранила его, - нашел время для нежностей. Мы с тобой уже старожены - три с половиной года, представляешь?! Ну, полно. Расскажи, что у тебя там? Слышишь? Только, чур, без утайки!
Стараясь не упустить ни малейшей подробности, Ефим поведал жене о событиях минувшего дня.
- Я поставил подпись под безавансовым договором. Не подписать его я не мог, в моем положении держать фасон не приходится. Фактически это договор о полной зависимости автора и полной свободе действий для издательства. Я убежден, - взволнованно продолжал Ефим, - Красницкий очень плохой человек, он способен на любую пакость. Раньше я чувствовал это интуитивно. После встречи в ресторане сомнения исчезли. Что ты скажешь обо всем этом?
Надя задумалась. Лицо ее стало печальным и озабоченным.
- Почему нам так не везет, Фима? - проговорила с досадой. - То и дело налетаем то на одного, то на другого подонка. И все они, как на подбор, принадлежат партии.
Ефим усмехнулся.
- Вот ты сама же и ответила на свой вопрос. Видать, по законам нашей Системы ее верхушка должна состоять из подонков: проводником зла может быть только зло. А руководящие посты Система отдает только членам ВКП(б). Мудрено ли на них не наткнуться? Значит, дело не в том, что нам не везет и мы на них нарываемся на каждом шагу, а в том, что добродетельная номенклатура - это белая ворона, феномен.
- Согласна. Но тогда и ты ответил на свой вопрос о Красницком. Почему он должен быть исключением из правила? Он руководящий товарищ? Да. Член партии? Да. И каким же ему полагается быть? Тут все ясно. Одно в истории с Красницким остается туманным, больше всего меня беспокоит вот что: почему он с такой готовностью, даже поспешностью, открыл тебе зеленую улицу в детскую литературу? Человек ты ему абсолютно незнакомый, автор - неизвестный. Была бы хоть протекция, а так? Непонятно... Наверняка какой-то фокус. Но какой? Ничего хорошего от сомнительного человека ждать не приходится. Тогда где и в чем запрятано плохое? Где собака зарыта? - Надя замолчала. Молчал и Ефим. Оба погрузились в невеселые думы.
- Ох, Фима, - вздохнула Надя, - лучше бы ты с ним не вязался... Призрачные тысячи... А ты уверен, - спросила вдруг, - что суд восстановит тебя на прежней работе?
- Почти. А что?
- А то, что для нас сегодня лучше синица в руке, чем журавль в небе. Восемьсот рублей ежемесячного дохода - мало, но лучше, чем ничего. С моей зарплатой вдобавок вполне можно дождаться выхода книжки. А уж имея в кармане солидную сумму...
Ефим молча прикидывал. Опасения жены вполне логичны и своевременны. Действительно, если месяца через три-четыре, вместо издания книжки, Красницкий выкинет какое-нибудь коленце, а он за это время не заработает ни гроша, они с Надей окажутся на материальной мели... Срок подачи заявления в суд ограничен и к тому времени истечет... Так что же, унижать себя судом с мадам Щукиной? Возвращаться решением суда под ее начало?
Надя ждала, что он скажет.
- Насчет Красницкого ты права. А судиться с Щукиной бесполезно, я все равно не смогу с ней работать, не по нервам... Уверен, она сумеет от меня избавиться по какой-нибудь менее уязвимой статье, например, по профессиональной непригодности. Не улыбайся, в плену произвола лучше жить без иллюзий. Буду искать место в какой-нибудь газете.
- Не хочешь судиться с Щукиной - не надо, - не очень-то одобрительно заметила Надя. - В общем, действуй! Как говорится, ищи, да обрящешь.
И он действовал. Несколько дней кряду обращался то в одну, то в другую редакции. Безуспешно. Только в вечерней газете как-то неопределенно пообещали: «Зайдите через недельку... Возможно,,,»
Отчаявшись, он уже решил было начать тяжбу со Щукиной, но неожиданно почтальон вручил ему письмо с издательским штампом на конверте,
«Дорогой Ефим Моисеевич, - читал он, - куда это вы запропали? Обиделись на меня, старика Красницкого? За что? Помилуй Бог, у меня и в мыслях не было ущемить чем-нибудь самолюбие гордого поэта. И почему вы так поспешно от меня сбежали после того самого?.. Ах, брат, поросенок вы, извините меня, за этакий драп-марш от своего друга. Приходите-ка немедленно, есть для вас интереснейшее предложение. Не сомневаюсь, вы вцепитесь в него руками и зубами. Жду в любой час и день, кроме выходного, понятно. До скорого свидания. Крепко жму вашу лапу, обнимаю. Ваш Д. Б.»
- Это что еще за чертовщина? - оторопело пробормотал Ефим, вновь и вновь перечитывая письмо. Голова его отказывалась соображать, «Дорогой, друг, обнимаю, жму лапу...» С ума можно спятить! Что ему от меня нужно? - Не мешкая, он поехал в издательство.
- О-о! Ефим Моисеевич! Рад вас видеть в добром здравии, - встретил его восторженно Красницкий. - Здравствуйте, садитесь, пожалуйста, милости прошу!
Приветливейший тон, теплые, кажется, вполне искренно произнесенные слова должны были окончательно сбить с толку Ефима. Так оно, в общем, и произошло... Но, внешнему ладу вопреки, ни на минуту не покидала его настороженность, даже неприязнь - та самая, подспудная, необъяснимая, к другу любезному, лаковому... Плохо вязались помпезнее выкрики издателя с его холодными желтоватыми глазами, цепко из-под седеющих крутых бровей глядящими на Ефима.
- Не будем терять драгоценного времени, приступим прямо к делу, не возражаете?
Ефим обратился в слух.
- Дельце, скажу вам, заманчивое. - Даниил Борисович красноречиво смолк. - Не буду испытывать вашего терпения, внимайте! До выхода вашего «Котика усатого» месяца три-четыре. Почему бы вам (Ефим обратил внимание: Красницкий, как и до ресторана, говорит ему «вы») за это время не написать для нас еще одну сказочку?
Ефим не верил своим ушам.
- Это и есть ваше предложение? - только и нашелся спросить он.
- Именно! - Красницкий достал из письменного стола перспективный план издательства. — Вот, — ткнул пальцем в четвертую строку, - читайте.
«Красочная книжка о садовых цветах со сказочным сюжетом», - прочел Ефим.
- Сумеете изобразить нечто подобное, Ефим Моисеевич?
- Но я не умею рисовать.
- Ха-ха-ха! - на сей раз издатель рассмеялся вполне искренно. - Вот чудак! У нас художников - штатных и внештатных - хоть отбавляй! Текст нужен к картинкам - сказочный, добротный, доходчивый - для детишек младшего возраста. Можно в стихах, в прозе - как угодно. Лучше в стихах: гонорар много выше... Ну как, котик усатый, согласны?
Настолько был озадачен Ефим, что вместо ответа «согласен» погрузился в неловкое молчание... Наваждение, не иначе! Только что они с Надей, вроде бы со всех сторон обоснованно, ждали неминуемого подвоха от Красницко-го. И вдруг! Поневоле задумаешься и растеряешься.
- Не раздумывайте, Сегал, соглашайтесь! Так и пойдет оно у нас с вами, по конвейеру. Книжка за книжкой, книжка за книжкой...
- Согласен, да, согласен, - проговорил Ефим скороговоркой. Ему не терпелось поскорее убраться отсюда и наедине, вдали от все-таки крайне несимпатичного ему издателя обдумать, взвесить, объяснить насколько возможно его более чем загадочное поведение.
- Значит, я в вас не ошибся, Сегал, вы - умный парень. Кто же отказывается от блага? Какими капиталами вы располагаете в данное время, догадаться нетрудно. Одним словом, помозгуйте, подыщите сюжет, желаю удачи! Вы, между прочим, ершистый! - Даниил Борисович покачал большой головой на бычьей шее. - Думаете я забыл, что было в ресторане? Да ладно! Эмоции эмоциями, а денежки денежками... Ну-с, пока. Жду ваших позывных.
Вот так головоломку преподнес Красницкий Ефиму и Наде! Весь вечер и разговору было - о нем. Если заготовил Сегалу подлый сюрприз, зачем предложил взяться за следующую книжку?
- Целый день до твоего прихода ломал голову над ребусом Красницкого и без толку. Теперь вдвоем стоим, как перед древней плитой с клинописью... Что делать, как думаешь?
- Не знаю, ничего не понимаю...
Легко сказать Красницкому: «Напишите, Сегал, сказочку о садовых цветах». Что и как писать, если Ефим и названия многих из них не знал! Неизвестно, чем кончились бы его поиски и раздумья, не набреди он в одну из прогулок в Измайловском лесопарке на огромную цветочную оранжерею. На несколько часов погрузился он в реальное и фантастическое царство прекрасных растений. Гидом его оказался истинный певец флоры, старый цветовод. Изумленному слушателю он рассказал действительно необыкновенные истории о цветах, живых, трепетных красавицах Земли. Ефим сделал уйму записей в своем блокноте, запомнил многие из интереснейших новелл цветовода-поэта, сумевшего пробудить и у Ефима чувство восторженного преклонения перед этим чудом природы.
Новую сказку Ефим так и назвал: «Дедушкина оранжерея». Вдохновенно, усердно трудился над ней больше недели.
- Молодчина, - похвалил Красницкий, - как раз то, что нам нужно. Талант! — Без лишних слов он заполнил безавансовый договор, заручился подписью автора. - Сколько будет два раза по тридцать тысяч, молодое дарование, потрудитесь-ка посчитать? Шестьдесят кусков, как говорят деловые люди... Шестьдесят! У вас не кружится голова? - Желтоватые глаза Красницкого лихорадочно блестели, как у удачливого картежника за игорным столом. - Живите приятными предвкушениями!
