Богова делянка - Луис Бромфилд
Хад был типичным пережитком прежних дней. Внук одного из первых переселенцев — фермера, пользовавшегося огромным уважением, он рос в эпоху, когда легко было быть щедрым и великодушным и когда фермеры жили на широкую ногу. В те времена места хватало всем и никому не нужно было опускаться до подлости и мошенничества — разве уж таков человек был по природе. Старый Джеми все никак не мог разобраться в новом мире, выросшем вокруг него; у него в голове не укладывалось, как это фермеры не играют больше никакой роли в Округе, не имеют никакого значения; но он был уже слишком стар, непосредственно его это не затрагивало, да и дни, когда он возмущался и негодовал по всякому поводу, давно миновали. Хад Вильямс находился в расцвете сил к моменту, когда начала рушиться прежняя жизнь, и оказался погребенным под развалинами.
У него была жена по имени Мелисса, маленькая сгорбленная женщина, выглядевшая много старше своих лет. Она носила очки, и во рту у нее красовались два ряда безупречно ровных фальшивых зубов. В ней совсем не было озлобления, а лишь покорность судьбе. Она, судя по всему, смирилась с внезапными ссорами, в которые ввязывался ее муж, и со столь же внезапными переездами с одной фермы на другую; чуть что, она спокойно складывалась и к утру была готова к переезду на новое место. Она была очень чистенькая и опрятная, и стоило ей поселиться на чьей-то разоренной ферме, соседи уже через несколько дней могли убедиться, что среди них появился человек, умеющий работать. Дом и сад постепенно преображались: болтавшиеся на одной петле ставни были починены, частокол побелен, виноградные лозы подстрижены и подвязаны и посажены новые цветы. Ее бальзамины и георгины, ее петунии в горшках, подвешенные к ветвям фруктовых деревьев, должны были свидетельствовать о том, что, хотя жизнь ее и не балует, она отнюдь не из «белой голытьбы» и не крестьянка, у которой нет времени на такие милые пустячки, потому что она должна целый день в поле работать. Она и своих кур и индюшек содержала в порядке, и отличное масло сбивала. И одежда Хада всегда была безукоризненно чиста и залатана, хотя иногда казалось, что она сплошь состоит из заплат. Мелисса была преисполнена спокойного достоинства, основанного, по всей видимости, на сознании, что при всей ее бедности отказать ей в уважении нельзя, что, занимая свое скромное место под солнцем, она неукоснительно исполняет свой долг перед мужем, богом и соседями.
Дружба, возникшая между Джеймсом Уиллингдоном и Хадом, была для обоих не только приятна, но и полезна. Хад был человек необразованный, собственно говоря, почти неграмотный, однако, что касалось животных и земли, тут от него много что можно было почерпнуть, потому что то и другое он любил до страсти. Не менее страстно любил их и отец Джонни, только его любовь была скорее отвлеченной, поэтической даже. Нередко между ними возникали споры по поводу того, когда следует сажать кукурузу и что делать с пшеницей — продавать или скармливать свиньям, поскольку вырученные за нее деньги не оправдают затраченного труда, — и нередко такие споры кончались размолвкой, потому что с годами Хад становился все нетерпимей, но назвать их размолвки ссорами было никак нельзя; оба они, безусловно, доверяли друг другу и уж в чем-в чем, а в мелочности или подлости заподозрить друг друга не могли.
Хад и Мелисса селились на заброшенных фермах, которые скупал отец Джонни, переезжая с одной на другую, по мере того как их продавали, и всегда Хад соглашался работать только в качестве арендатора на паях, согласиться на другие условия ему не позволяло самолюбие. Когда очередную ферму продавали, Мелисса перевозила свои пожитки на следующую, располагалась там и принималась сажать цветы, Хад был счастлив оттого, что чувствовал себя с Джеймсом Уиллингдоном на равных и что между ними не существовало обычных отношений хозяина и арендатора. Оба они были по натуре и по политическим воззрениям демократами джефферсоновского толка.
Спекулируя и пускаясь во всякого рода аферы, к которым в общем-то сердце его не лежало, Джеймс Уиллингдон постепенно проникался все большей любовью к земле, и в этом отношении дружба с Хадом сыграла в его жизни немаловажную роль. С того времени, как они с Хадом начали работать вместе, неясная мечта, прятавшаяся в глубине его души в дни, когда он был казначеем банка, агентом по продаже недвижимого имущества, нефтепромышленником и политическим деятелем, стала наконец понемногу проясняться.
Почти все его друзья были из фермерской среды, и настал день, когда фермеры обратились к нему за помощью. Они попросили его занять пост президента общества покровительства землепашцам Мидлендского округа. Эта организация была основана еще задолго до «Ассоциации фермеров», и когда-то старый Джеми был одним из ее вдохновителей. Лет тридцать общество процветало, но за последнее десятилетие, с оскудением фермерства, стало постепенно хиреть и оно — казалось, былая жизнедеятельность ушла вместе с былым благополучием села. Создатели общества или поумирали, или состарились, вроде Джеми Фергюссона, а фермеры помоложе были из совсем другого теста. Кое в ком из них еще жило отличавшее старое поколение чувство ответственности перед своим штатом и своим классом, однако очень уж многие из молодых проявляли к обществу полное равнодушие, а среди фермеров-иммигрантов не было никого, кто желал бы тратить время и деньги ради общего блага. В Силезии, в Богемии, в Польше, на Балканах, откуда они приехали, сельскохозяйственные выставки, на которых демонстрировались скот, фрукты и зерно, нужны были крупным помещикам и вовсе не касались их. Здесь же, в новой стране, они все становились убежденными индивидуалистами — подозрительными, неприветливыми, замкнутыми. Кроме того, и это было особенно печально, многие фермы, где прежде обитали крепкие зажиточные семьи, теперь попадали в руки беспомощных арендаторов, а то и вовсе пустовали.
Новый пост был почетен, но денег не приносил. Мать Джонни с горечью говорила, что Джеймса Уиллингдона вообще не интересует работа, на которой можно что-то заработать, и что он любит заниматься исключительно делами, не приносящими никакого дохода. На что он возражал, что новое дело не помешает ему содержать семью и что заниматься им он может в свободное время. У него был дар обманывать себя, хотя Джонни казалось, что первоначально его старанья всякий раз были направлены на то, чтобы обмануть жену, и уж только потом он начинал верить
