Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг
Нет, не все в оперетте можно было принять. Были, нередко были «падения», «каскады» в область тоскливой, по существу, пошлости, любование лишенными подлинной человечности персонажами; глупейшие перипетии и «обнаружения»: Жермена из «Колоколов» и Виолетта из «Фиалки» оказывались «благоурожденными»; композитор вдруг вдохновлялся не подлинно драматическим сюжетом, а возможностью вывести на сцену принца в тюрбане. Несомненные слабости. Но кто обходится без них?
Впрочем, попробуем «примитивно» понять фабулу одного из самых известных произведений оперной сцены, «Травиаты» Джузеппе Верди. Героиня — несомненно, дама полусвета, герой — аристократ. Мелодраматическая основа романа и пьесы А. Дюма-сына «Дама с камелиями» исключает ссылки на классовые противоречия. Перед нами — драма любви. О популярности оперы говорить незачем. Наряду с «Евгением Онегиным», «Кармен», «Фаустом» она не сходит с оперных сцен мира. Известно то, что опера эта в начале своей жизни решительно не имела успеха: привыкшие к костюмным операм зрители и критики не могли принять приближения сюжета к современности. Но осуждалась и «безнравственность» тематики. В исторической опере можно было грешить как угодно. В опере Верди на современный сюжет это показалось недопустимым.
Одна из самых блестящих мелодий (начало оперы) прославляет жизнь. И надо быть просто тупицей, чтобы не понять сразу: вот именно здесь настоящее, достойное искусства противоречие — растоптанная любовь.
Именно это свойство — художественное воплощение темы любви — определило успех почти всех лучших мировых оперетт. Перикола и Пикилло — грубые, невежественные скоморохи, и они выше всего в великолепной оперетте. В «Веселой вдове» герои вовсе не из сословия ткачей, значения это не имеет: они настоящие, любящие друг друга люди. Несомненно, в оперетте Кальмана «Княгиня чардаша» родители Эдвина не могут вызвать симпатии (хотя изображать их, как это принято, карикатурными рамоли нет причин). И Бони, и Эдвин, и Стаси, и даже «превращающий ночь в день» Фери, несмотря на титулы, вовсе не отрицательные герои.
Конечно, это тлетворный мир: кафе-шантаны, подобные «Максиму», кабаре, напоминающие «Орфеум». Но позволим себе сравнение, которое наверняка может вызвать осуждение читателей. В величайшем романе мира имеется описание великосветского бала. По всем данным, он происходит в доме, где главное лицо — любовница императора, Нарышкина. Блистает на нем хуже чем кокотка, Элен Безухова. Все персонажи этой сцены — «высший свет», скажем определенно — крепостники. Может ли кому-либо прийти мысль о недопустимости этой гениальной сцены, сцены первого вальса Наташи?
Что поделать: и боги, и цари, и прачки, и даже убитые жены у Оффенбаха веселятся и танцуют. Реализм неоднозначен. Зритель прекрасно видит, что Бони — граф и, вероятнее всего, шалопай. Но зритель видит и другое: Бони — человек с сердцем, верный друг, способен полюбить по-настоящему. Так зрители видели и видят в героине «Травиаты» не метрессу, а глубоко страдающую женщину.
Не забудем: речь идет об оперетте, о музыкальном искусстве. Слова мужского ансамбля в первом акте «Княгини чардаша» вряд ли могут служить программой действия и жизненным кредо современной молодежи. Однако слова эти и музыка не просто исполняются как номер: они вновь появляются в конце акта, после подлинно драматической ситуации. И поет их, кстати, тот самый Фери, когда-то сильно любивший и потерявший свое счастье.
Оперетты Кальмана идейны не только по тематике, но и по духу музыки.
«Княгиня чардаша» не первоначальное название. Было «Да здравствует любовь!». А кажется, было еще одно: «Чардашка».
Оперетта, имевшая так много названий, за семьдесят лет сыграла слишком большую роль. И, подробно говоря об «Орфее в аду», о «Прекрасной Елене», о «Летучей мыши», нельзя не подумать о странной истории этого произведения.
На первый взгляд оперетта как оперетта… Все атрибуты «салонной оперетты»… если называть «салонной» каждую пьесу, действие которой происходит не в хижине, не в доме фермера. Так просто назвать «Гамлета» «дворцовым спектаклем».
В «Княгине чардаша» салон, вернее дворец, только в одном акте. Третий акт — в неопределенном месте: изредка это холл отеля, изредка кабачок, а иногда — возвращение в первый акт. Но первый акт взаправду не хижина. Это, как принято выражаться, злачное место, вертеп. Кабаре «Орфеум», по мнению родителей героя оперетты, Эдвина, — это нечто вроде публичного дома, даже похуже. Увы, не только по их мнению. «Красотки кабаре» — полное тождество с «жрицами любви». Ведь нельзя сказать: «красавицы из балета». Балету подобают уроды. «Орфеум» — попросту варьете, иначе — мюзик-холл, бурлеск, кафе-консэр. В мюзик-холле выступали Анна Павлова, Чаплин, Грок, Морис Шевалье, Мистангет, Джуди Гарланд, Жозефина Беккер — артисты высшего класса. Мировое кино обязано мюзик-холлу, кабаре больше, чем театру драмы. И ничего это не значит (см. критику Найссера, Трупа и других). «Орфеум» — притон.
Согласимся, притон. И Сильва Вареску — падшая девица. Подобно Манон Леско, Соне Мармеладовой, Катюше Масловой. Князь Нехлюдов хотел жениться на Масловой. Почти совпадающее содержание «Сильвы» (было и такое название) — не больше, чем «салонный» вариант «Воскресения». Конечно, имеется различие. Эдвин не был виновником падения Сильвы. Что и говорить, роман и оперетта несравнимы.
Ясно: «Княгиня чардаша» — не высокое произведение литературы (о музыке — особо). Уподоблять ее даже драмам Александра Дюма или Ибсена не приходится. Все, так сказать, полегче, попроще, помельче. Нет переплетающихся ситуаций, контрапункта, прочувствованной атмосферы. Характеры — почти на уровне примитива. Конец — некое подобие античного deus ex machina (мать героя, возражающая против женитьбы сына на артистке варьете, сама оказывается певичкой в прошлом). Но фактически и финал блестящей пьесы «Лес» А. Н. Островского построен на «чудесном спасении» героини. Если бы не самопожертвование героя пьесы, потрепанного судьбой актера с многозначащей фамилией Несчастливцев, Аксюша пошла бы по торным дорогам провинциального русского театра. Но именно так заканчивается замечательная оперетта Оффенбаха о двух бродячих певцах. Не увидеть переклички — ничего не увидеть.
Незачем объяснять: «Княгиня чардаша» — не «Орфей в аду». Другой век, другие пути. Поднятая до звания сатиры пародия — не сродни оперетте Кальмана. Исчезло то упоение бытием, которое пронизывало вакханалию богов и роман Елены, исчезло лукавое простодушие Клеретты и Беттины, Адель и Саффи. Но, если по чести, не совсем все это исчезло. Так привычно видеть в роли королевы чардаша подлинную королеву, этакую belle-femme лет если не за тридцать, то под тридцать. И ничуть это не соответствует произведению Кальмана. Девушка с Козьего болота вряд ли старше
