Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг
С феерическим успехом «Веселой вдовы» можно сравнить только всемирное распространение «Прекрасной Елены» и — позднее — «Княгини чардаша». Подыскивались объяснения. Простейшее: оперетта Легара появилась в самый канун 1906 года, то есть после ставшего явным финала первой русской революции. За перипетиями этой подлинно грозной для правящих классов схватки напряженно следили многие страны. «Веселая вдова» прозвучала как бы отповедью восстанию. Довольно политики, вернемся к пикантным сюжетам, к веселящемуся и не склонному уступать свое место обществу. «Вперед, точнее назад, к „Максиму“!»
Объяснение не новое: появление «Прекрасной Елены» тоже выходило из необходимости противопоставить нарождающемуся рабочему движению культ «дзинь-ля-ля». (В «Жизни Клима Самгина» имеется маленький эпизод — спектакль «Елены» в театре Омона: «У рампы стояла плечистая, полнотелая дочь царя Приама, дрыгая обнаженной до бедра ногой; приплясывал удивительно легкий, точно пустой, Калхас; они пели:
Смотрите
На Витте,
На графа из Портсмута,
Чей спорт любимый — смута…
„Это — глупо“, — решил Самгин, дважды хлопнув ладонями».
Герой романа вовсе не революционер, как и Елену вряд ли можно считать «дочерью царя Приама», в лучшем случае невестка, да и то с левой стороны.)
Действительно ли «Веселая вдова» спорила с революцией? Ответом является несомненный успех оперетты в течение семидесяти лет после Октября в России. Оперетту хотел ставить в 1921 году Вл. И. Немирович-Данченко. Она обошла все опереточные театры нашей страны. Споря с Советской властью? Незачем повторять Самгина: «Это — глупо!» Совершенно ясно: успех определяется в первую очередь качеством музыки.
В течение двадцати лет после «Цыганского барона» такой музыки не знала оперетта. Но возможны сомнения: достоинства музыки (в отличие от Рахманинова) оспаривал такой знаток, как Вильгельм Карчаг. Курьезно, что при первой постановке «Вдовы» в России на музыку не надеялись, пытались отыграться на эффекте «электрических качелей», на вставной песенке Виктора Голлендера из оперетты «Максимисты».
Оперетта Легара была, что называется, «чудесным сплавом». Талант трех первоклассных либреттистов: Мельяк («оффенбахиады»!), Леон («Цыганский барон»), Штейн («Княгиня чардаша»). Тема — ну конечно, не сатира, не политика, и все же… Намек на Балканы (самый взрывоопасный район Европы), насмешка над промотавшимся правительством Понтеведро (на деньгах, займах строилась вся политика мира, царизм спасли французские банкиры, предоставив в 1905 году гигантский заем). Никаких подобных ассоциаций не было в современных «Вдове» опереттах Э. Эйснера, Г. Рейгардта, П. Линке; заметим, что в той самой оперетте В. Голлендера, из которой взята песенка о качелях, речь идет о милых и беспутных «максимистах», ничего схожего с трактовкой «Максима» как средства уйти от «дипломатических кляуз» нет там и в помине.
И главное в «сплаве» — музыка Франца Легара. Ну конечно, назвать его гениальным — немного преувеличить. Но талант Легара требует самых высоких оценок. Даже в слабой вещи он дает неоспоримо прекрасную партитуру. В оперетте «Ева» — водопад виртуозных вальсов, маршей, песенок, но все время ловишь себя на мысли: выставка, ярмарка, конгломерат мелодий, напевов. «Веселая вдова» — результат высокой музыкальной архитектоники.
Нередко Легара обзывают космополитом. Странный это эпитет: свидетельствовавший о достоинствах в античном мире, превращенный в брань в XIX веке. Нет сомнения: презренным было общество кутящих в Париже русских дворян. Но кто же такой величайший поэт России? Испанец в «Каменном госте», немец в «Сценах из рыцарских времен» и гениальном отрывке из «Фауста», славянин в переводах песен Мериме, англичанин в «Пире во время чумы». О Франции, античности, Молдавии и говорить нечего. И все-таки — русский душой. Недаром именно эту «всесветность» Пушкина как русского поэта отметил в своей знаменитой речи Достоевский. Конечно, слишком много чести для Оффенбаха или Легара — сравнивать их с создателем «Руслана и Людмилы». Но речь идет не о сравнениях, а о праве на жадное использование всех богатств поэзии. Поэтому счастливо сочетал «сумрачный германский гений» («Сказки Гофмана») и «острый галльский смысл» Жак Оффенбах.
Франц Легар оставался венгром, уроженцем насильственно присоединенной к Австрии нации (песня о Вилье) и чтил родину Шуберта и Штрауса — Вену, на ее колорите создав чудесные вальсы. И закономерно пользовал наследие того человека, который учился «легкой музыке» в парижских кафе-консэр. Может быть, самый венский из опереточных композиторов (в творчестве Штрауса важнее вальсы), Франц Легар искал музыкальное добро всюду: в России, в Польше, в Китае, в Испании, в Италии.
И еще в одном он был новатором. После «Евы», несколько растерявшись от упреков в «социалистических наклонностях» (которых у него явно не замечалось), он покончил с «глупостями» и комизмом, начал писать так называемые «легариады» — оперетты, весьма мало схожие с «опереткой», предъявляющие драматизм, граничащий с трагедийностью, заканчивающиеся — вещь, запрещенная в оперетке, — несчастливо. Как правило, большого успеха «легариады» не имели. Достигшего мировой славы композитора обвиняли в том, что он исписался.
Он оказался «жестким орешком», не отступил в отличие от Оффенбаха и говорил: «Оперетта не умирает… Умирают только те, кто не умеет с ней обращаться, — любители штампов и эпигоны. Каждый настоящий художник — первопроходчик, пробивающий туннель через темные горы к свету. Новый материал, новые люди, новые формы! Я — человек настоящего времени, а все нынешнее время не что иное, как большая мастерская для следующего поколения. Оно перестраивает драму, роман, комедию, почему бы не оперетту? Нет последней волны в искусстве, как нет последней волны в Трауне… Есть только одна инстанция, перед которой я склоняюсь, — это моя совесть. В остальном я позволяю себя ругать и хвалить и делаю то, что должен».[42]
И хотя мало кто помнит о написанных им после 1920 года (четверть века работы!) «Паганини», «Царевиче», «Фридерике», «Стране улыбок», «Джудите», оперетты эти живут хотя бы потому, что в отдельных мелодиях Легар не сошел с пьедестала, а поднялся выше. Пусть как бы для концерта, для исполнения их замечательным певцом Рихардом Таубером создал он арии Паганини и Су-Хонга, мелодии эти беспрерывно звучат, радуя человечество. До слез трогательный и сильный по чувству вальс Джудиты из одноименной оперетты исполнялся уже не Таубером, и все же это — одна из вершин опереточной музыки.
Однако не след забывать, что дорог нам Франц Легар именно оперетками. Каждое из его лучших произведений периода 1905―1915 годов — классика мировой музыки. Объяснение простое: в опереттах этих (пусть оперетках) музыка звучит высокой поэзией и поэтика насквозь пронизана музыкальным ощущением жизни. Человеческой жизни.
В интересной книжке о
