Жак Оффенбах и другие - Леонид Захарович Трауберг
Франц Легар, по его собственным словам, стремился к тому, чтобы на первое место в оперетте вышла ее трогательность, драматизм. Он как бы протестует даже против «беспросветного веселья» некоторых оперетт. Называет это глупостью.
Позволительно усомниться в искренности композитора. Лучше многих он понимал значение «глупостей», комизма — для оперетты. Если нужны доказательства, более убедительного, чем строчки в письме С. В. Рахманинова, не найдешь. 13 апреля 1907 года Рахманинов писал другу из Дрездена: «За последнее время я слыхал здесь много интересных вещей. Перечислю их: 4 оратории Missa Solemnis — Бетховена, „Самсон“ — Генделя, Hohe Messa h-moll Баха и „Paulus“ Мендельсона. Затем в театре я видел „Тристана“ и „Мейстерзингеров“. Лучшее, что я тут назвал, „Missa“ Бетховена… Второй номер это „Мейстерзингеры“. Тоже был в полном восторге. Так хорошо — что и говорить больше нечего…
Надо правду сказать: хорошо пишут сейчас, но еще лучше писали раньше. А то я еще видел оперетку „Die lustige Witwe“. Хоть и сейчас написано, но тоже гениально. Я хохотал как дурак. Великолепная вещь… Такова моя духовная пища!»[41]
«Веселую вдову» поставил в кино известный режиссер Эрнст Любич. Его фильм, скажем прямо, весьма далеко ушел от либретто Леона и Штейна и очень непочтительно использовал музыку Легара. Но основной конфликт и дух оперетты Любичем сохранены. Это — вершина комизма. В главной роли — такой замечательный комедийный актер, как Морис Шевалье. Ганну играет превосходная актриса Дженет Макдональд, она не боится никаких «глупостей» и смешных положений. В начале фильма она доподлинно в трауре, даже поет арию, музыку которой отобрали у отсутствующего в фильме Россильона (прелестную арию из второго акта «Маленький павильон»), но в конце фильма Ганна запросто является в ресторан «Максим» в маске (опять маска!), соперничая с Кло-Кло и Фру-Фру. (Стоит напомнить, что в 1925 году Эрик Штрогейм поставил в немом кино «Веселую вдову» как сатиру.)
Веселая вдова… Ну, если вдова, то ясно: немолодая. Не на второй же месяц после брака потеряла мужа! А если на второй? Заметим, что в пьесе Мельяка пожилой богач женится на совсем юной парижанке Мадлен. Надо ли прожить с человеком двадцать лет, чтобы овдоветь? Как правило, роль эту играли почти всегда актрисы с крупной фигурой: Бетти Стоян, Раисова, Пионтковская, Невяровская, Бах, Светланова, Щиголева… Но вот фотография: Эльна Гистедт в роли Ганны Главари. Внезапно в этой гибкой, юной, с веером в руке, женщине, недалеко ушедшей от девчонки, мы видим подлинную Ганну. Этой есть от чего веселиться. Прежде всего — от радости жить, любить. Именно такая может петь о «глупом всаднике», о девушке, которой он не замечает. Именно такой может прийти в голову шальная мысль: спасти беспутного Данило. Именно таких «хитроумных», вовсе не пышнотелых вдовушек любил выводить в комедиях великий Лопе! Вовсе не «вдовствующих королев».
Не стоит только упрощать. Изящна и тонка Ганна Главари или нет — существенного значения это не имеет. Все дело в эпитете: «веселая»! Первая исполнительница роли вдовы Мицци Гюнтер (она также первая Алиса Кудер в «Принцессе долларов» и первая Сильва Вареску) обладала, как говорится, «пышными формами». Это не мешало ей заразительно весело играть роль Ганны. Начиная куплеты о глупом всаднике, она так звонко, озорно восклицала «Хей-я!», что вся Вена снова и снова стремилась в театр услышать ее возглас. Прекрасный актер оперетты М. И. Днепров пишет о В. В. Кавецкой, что она была «полна». Но во втором акте «Веселой вдовы» актриса садилась за рояль, пела вставной романс, сама себе аккомпанируя, а потом — на «бис» — насвистывала тот же романс так, что овациям не было конца. Вдова, траур и… свист! Вряд ли совместимо. Но для веселой вдовы в самый раз.
Вдова — вообще явление несколько загадочное. Конечно, героической вдовой была прославленная Юдифь из Бетулии, но в героизме ее имеются и сомнительные стороны: пила вино, плясала перед Олоферном и даже, вероятно, разделила с ним ложе. Шекспир и Пушкин представили нам два образа вдов, вовсе не «веселых», но едва ли не являющихся предтечами вдовы из Понтеведро: леди Анна из «Ричарда III» и вдова Командора в «Каменном госте».
Весьма далек как от Шекспира, так и от опереток репертуар Антона Павловича Чехова, но, скажем откровенно, ничего героического нет в двух вдовах, представленных в его знаменитых пьесах, вряд ли можно считать, что они очень в трауре. О госпоже Поповой, героине «Медведя», и говорить незачем: Ганна Главари пасует перед нею.
Да, не сразу было найдено название для оперетты, но зато уж было в самый раз. Веселая вдова… Естественно что-либо одно: либо вдова — значит, траур, либо веселье. Вся оперетта Легара о том, что выбрала Ганна Главари. Возможно ли изымать из «Веселой вдовы» смех, пронизывающий самое существо оперетты?
Здесь немедленно возникает возражение: да, имеются смешные положения, но это не сатира, тем более не оффенбаховская сатира.
Согласимся: не сатира. Не Оффенбах. Но его наследие. Больше того: некоторая полемика с насквозь венским Штраусом и возвращение к «Буфф Паризьен». Если брать творчество Легара в целом, аналогии с Оффенбахом почти на каждом шагу. В «Цыганской любви» героиня Зорика (во сне) становится участницей бешеной вакханалии, правда, не богов, но и не только цыганок: какие-то полувакханки принимают участие в танце. Герои, Йожи и Зорика, шагают по градам и весям наподобие Пикилло и Периколы. Разница имеется, и немалая — от былой любви не осталось и следа, цыган груб и коварен. Легко назвать сложную вещь Легара антитезой к простодушным произведениям французов. Мостик от Франции идет уже не от «Периколы», а от «Дочери мадам Анго»: подобно Клеретте, Зорина возвращается к своему жениху Ионелю.
Не останавливаясь на явных перекличках между «Великой герцогиней Герольштейнской» и «Веселой вдовой», между «Веселой вдовой» и «Парижской жизнью», напомним, что в основе оперетт Легара — та же ставка на «срывание масок». «Культурное общество» в посольском особняке — просто кучка хапуг, бездельников, нагло лгущих жен. Неизвестно, кто ближе ко «дну» — Кло-Кло, Марго, Фру-Фру из «Максима» или «скромная» жена посла, Валентина Зетта. Во всем этом «большом маскараде» подлинно человечны только забулдыга Данило и веселая в самом высоком смысле этого слова смелая, умеющая любить Ганна и люди, поющие изумительную песню о Вилье.
Тот же маскарад — в «Графе Люксембурге». Все тот
