Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
Времени было в обрез, но к сроку мы успели. Ковер, кровать, прочая мебель, шторы – все было принесено и расставлено объединенными усилиями меня, мисс Уильямс и Пола. Ровно в восемь подъехал кэб, и я проводил Фреда в спальню. Как только я взглянул на него, то заметил, что ему гораздо хуже, чем когда я осматривал его с доктором Портером. Хроническая нервная болезнь перешла в острую форму.
Глаза у него были дикие, щеки пылали, губы слегка припухли. Температура у него была 38,9, он что-то постоянно бормотал себе под нос, не обращая внимания на мои вопросы. При первом же взгляде на него мне сразу стало ясно, что я принял на себя очень нелегкие обязательства.
Однако надо было сделать все, что в наших силах. Я раздел его и уложил в постель, пока мисс Уильямс готовила ему на ужин блюдо из маранты. Однако Фред ничего не ел, его все время клонило в сон, так что мы устроили его в кровати и ушли. Его комната располагалась по соседству с моей, а поскольку стенка была тонкая, я мог слышать малейшее движение. Он пару-тройку раз что-то пробормотал и простонал, но, наконец, успокоился, и я смог заснуть.
В три часа ночи меня разбудил ужасный грохот. Соскочив с кровати, я бросился в соседнюю комнату. Бедный Фред стоял в своей длинной ночной рубашке – жалкая маленькая фигурка в сером свете зари. Он опрокинул умывальник (для чего – мог объяснить лишь его больной мозг), и весь пол был залит водой, среди которой попадались обломки посуды. Я взял его на руки и снова уложил в кровать. Его тело горело сквозь ночную рубашку, глаза безумно бегали по сторонам. Было очевидно, что оставлять его одного нельзя, так что остаток ночи я провел в кресле, клюя носом и подрагивая от холода. Да, я явно взялся не за синекуру.
Утром я отправился к миссис Лафорс и рассказал о состоянии пациента. После отъезда больного ее брат успокоился. Похоже, он был награжден Крестом Виктории и служил в небольшом гарнизоне, который удерживал Лакнау во время одного из жестоких восстаний. А теперь его трясет от случайно отрывшейся двери, и при виде высунутого языка у него учащается сердцебиение. Разве мы, люди, не страннейшие существа?
Днем Фреду стало немного лучше, он даже вроде бы начал узнавать сестру, которая после обеда принесла ему цветы. Ближе к вечеру температура у него опустилась до 38,6, и он погрузился в какое-то оцепенение. Случилось так, что ближе к ужину ко мне зашел доктор Портер, и я спросил его, не сможет ли он подняться и взглянуть на больного. Он согласился, и мы увидели, что Фред мирно спит. Едва ли ты подумаешь, что это маленькое происшествие окажет такое влияние на мою жизнь. Портер же заглянул ко мне совершенно случайно.
На этот раз Фред принимал лекарства с добавлением хлораля. Вечером я дал ему обычную дозу, а потом, когда он вроде бы мирно задремал, я отправился к себе отдохнуть, в чем очень нуждался. Я не просыпался до восьми утра, когда меня разбудило дребезжание ложечки о блюдце и шаги мисс Уильямс у двери. Она несла Фреду блюдо из маранты, которую я назначил ему накануне вечером. Я услышал, как она открыла дверь, и в следующее мгновение у меня чуть сердце из груди не выскочило, когда она хрипло взвизгнула, и чашка с блюдцем грохнулись на пол. Секундой позже она влетела ко мне в комнату с перекошенным от ужаса лицом.
– Боже мой! – вскричала она. – Он умер!
Я набросил халат и ринулся в соседнюю комнату.
Бедняга Фред лежал поперек кровати, явно мертвый. Выглядел он так, словно поднялся и упал на спину. На его лице застыла такая умиротворенная улыбка, что я едва узнал в нем расстроенного и издерганного болезнью человека. Думаю, что на лицах мертвецов читается множество посулов. Говорят, что это просто посмертное расслабление мышц, но в этом вопросе мне хотелось бы видеть, что наука ошибается.
Мы с мисс Уильямс молча стояли минут пять, ошарашенные свершившимся фактом. Затем мы положили его прямо и накрыли простыней. Мисс Уильямс встала на колени, прочла молитву и всплакнула, а я сидел на кровати и сжимал в ладони холодную руку покойного. Затем у меня упало сердце, когда я вспомнил, что мне предстоит сообщить известие его матери.
Однако она приняла его с заслуживающим восхищения спокойствием. Когда я прибыл, они втроем сидели за завтраком: генерал, миссис Лафорс и ее дочь. Кажется, они каким-то образом по моему лицу догадались, что я должен был сообщить, и в своем женском отсутствии себялюбия они сочувствовали мне, пережившему такое потрясение, и моим домочадцам. Я обнаружил, что из утешителя превратился в утешаемого. Мы говорили об этом больше часа, я рассказал то, что, надеялся, не нуждается в объяснении, что бедный мальчик не мог мне поведать о своей болезни, и мне было трудно определить, насколько велика была опасность. Не было никакого сомнения в том, что снижение температуры и спокойствие, которые мы с Портером расценили как обнадеживающие симптомы, на самом деле ознаменовали начало конца.
Миссис Лафорс попросила меня взять на себя хлопоты по выполнению всех формальностей, регистрации смерти и похоронам. Смерть случилась в среду, и мы решили, что лучше всего назначить похороны на пятницу. Поэтому я поспешил к себе домой, не зная, за что браться в первую очередь, и обнаружил, что в приемной меня дожидался Уайтхолл, очень веселый и с камелией в петлице. Все органы не на месте, а в петлице камелия!
Между нами говоря, я пожалел, что застал его, поскольку не был расположен к его обществу, но он все уже узнал от мисс Уильямс и дождался меня. Лишь тогда я в полной мере осознал, какой добрый и деликатный человек скрывался за личиной дурного поведения и сквернословия, которая проявлялась слишком часто.
– Я пройдусь вместе с вами, доктор Монро, сэр. В такое время человеку, как никогда, нужен кто-то рядом. Я рта не открою, пока вы не захотите, но я бездельник и почту за честь, если вы позволите составить вам компанию.
Он составил мне компанию и очень помог. Похоже, он досконально знал все обряды: «Двух жен похоронил, доктор Монро, сэр!» Я сам подписал свидетельство о смерти, передал его регистратору, получил ордер на похороны, отнес его приходскому служке, назначил время, потом отправился к гробовщику, а затем домой. Если вспомнить, то