Вильям Козлов - Маленький стрелок из лука
Кирилл стоит за спиной Евгении и смотрит, как на холсте, закрепленном защелками на мольберте, появляются очертания озера и береговой полосы у деревни. Евгения пишет красками, здесь, в Клевниках, она впервые после долгого перерыва взялась за кисть. И теперь не расставалась с нею с утра до вечера, да иногда и в белую ночь писала. Если сейчас, днем, Евгения еще терпела присутствие Кирилла, то вечером работала одна. Кирилл как-то сунулся было ее проводить на Пупову гору, она почему-то особенно любила писать, стоя на этом холме, но Евгения попросила его вернуться. Она умела настоять на своем, причем не доводя дело даже до легкой ссоры.
Художницей Евгения была неплохой, на взгляд Кирилла, ей особенно удавались портреты. Она умела скупыми точными штрихами уловить характер человека, его, как говорится, внутреннюю сущность. В ее альбоме были и ребятишки, и старики со старухами, и рыбаки, а вот даже карандашного наброска Кирилла не было. Евгения почему-то упорно избегала его писать. Кириллу-то, собственно, было безразлично, но видя, как она горячо уговаривает кого-нибудь из сельчан попозировать, он подчас испытывал легкое чувство обиды: почему ему не предложить?
Кирилл тоже здесь не сидел сложа руки, он каждый день встречался с жителями деревни и заводил с ними долгие разговоры о прошлом, о преданиях и легендах этого сурового края. Не каждый житель так уж сразу раскрывал перед ним душу. Случалось, как говорится, получать от ворот поворот. Неохотно рассказывали о своем житье-бытье рыбаки. Первое время они вообще настороженно приняли Кирилла и Евгению, но потом привыкли. А вот старики и старухи охотно делились о своей жизни. Главное, надо было направить беседы в нужное русло, потому что в основном все разговоры сводились к одному: сколько у кого детей, родственников, как они живут, что пишут в письмах, у кого кто народился, кто умер, когда кто собирается приехать в отпуск... Говор у сельчан был яркий, образный. Встречались забытые старинные слова вроде "вежды". Один старик, рассказывая о смерти сына-рыбака, сказал: "Сам я, батюшка, закрыл ему вежды..." Встретилось даже старинное слово, явно французского происхождения: "Жавель". Преклонная старуха, ругая пропойцу племянника, заявила, что он "хлещет не только сивуху, но жавель..." Это значит, одеколон. Поразило его и слово "стогна", что означает улицу в городе. Только порывшись в словаре, Кирилл узнал, что это церковнославянское слово. Каким образом оно удержалось в маленькой деревеньке Клевники за Полярным кругом? Услышал он здесь и довольно редкие русские пословицы: "И крута гора, да забывчива; и лиха беда, да избывчива" "Ноябрь - сентябрев внук, октябрев сын, зиме родной брат". "Старая штука смерть, а каждому внове".
Евгения смеялась над ним, мол, стоит ли записывать услышанное? У Даля в словаре столько образных слов...
А вот редких песен и сказаний он здесь не обнаружил. Когда беседа налаживалась, Кирилл как бы между дедом включая магнитофон и все записывал. Многие не обращали на это внимания, а один бородатый дотошный старик, по прозвищу Лопата, умолк и стал с подозрением поглядывать на Кирилла острым маленьким глазом из-под кустистой седой брови. А потом промолвил:
- Ты, часом, кукуш, не шпиен? Чевой-то ты адскую машину-то включил? Накрутишь, навертишь, кукиш, а опосля по энтому..."би-би-си" мой голос услышат? У внучонка мово есть приемник... Ты уж, милок, выключи, мать ее в душу!..
Евгения чуть со смеху не умерла. Она частенько вместе с Кириллом присутствовала при этих вечерних беседах на крыльце дома. Даже злые кусачие комары ее не пугали. Пока Кирилл неторопливо вел разговор, задавал вопросы, Евгения раскрывала альбом и карандашом делала портретные наброски. На нее никто и внимания не обращал, потому что она обычно молчала. И лишь, когда комары совсем замучают, вскакивала с места и убегала к озеру, где тянул ветерок. Кирилл мазал лицо и руки каким-то пахучим средством от комаров и мошки, но Евгения не пользовалась им, утверждая, что жидкость вредна для кожи лица. Средство действовало о г силы час-два, а потом самые отчаянные комары начинали пикировать со всех сторон и снова надо было натираться. От укусов мошки у Кирилла все ноги повыше ступни были в волдырях и расчесах. Проклятые твари пробирались в резиновые сапоги и жалили. Не так страшен был сам укус, как последствия его: нога сутки чесалась так, что хоть караул кричи... Евгения так одевалась, что мошка до нее не добиралась, зато комары не давали житья.
Наверное, Евгения полюбила Пупову гору за то, что там никогда комаров не было. Они любят низины, сырые места, а на горе сухо, ветер обдувает со всех сторон. Низкие северные березы и сосны почти не загораживают солнце, в траве копошатся пчелы и синие бабочки, а вот птиц не слышно. Лишь издалека ветер приносит крики чаек да тяжелый плеск воды о берег. Олень сейчас не синий, а свинцово-черный, и волны бегут на берег с белыми гребешками. В такую погоду не стоит выходить рыбачить. С виду неопасная волна может запросто ударить в борт и опрокинуть лодку. Карбасу, конечно, не страшны такие волны, но в непогоду дед Феоктист не даст его.
На небольшом холсте появляются знакомые размытые очертания берега, несколькими мазками обозначена покосившаяся баня у самой воды и разлапистый ольховый куст, а подальше за баней опрокинутая лодка, на которой Кирилл сидел с Глашей. Кстати, где она? Вроде бы хотела отправиться с ними, но потом куда-то исчезла. Наверное, решила не мешать... Смешная девочка? Выходи, говорит, замуж за тетю Женю... Странные у Кирилла и Евгении сложились отношения. Все началось так прекрасно, она решилась полететь с ним, вместе нашли эту глухую деревушку, которая с первого взгляда очаровала художницу, а потом началось что-то непонятное...
Кирилл выбрал в деревне самый просторный и светлый дом. Кроме деда Феоктиста и Глаши, никто в нем не жил. Окна большой комнаты выходили на озеро. Прямо в стекла упираются корявые ветви низкой, с искривленным стволом, березы. Из окна виден берег и дедов карбас со стационарным стареньким мотором, у которого вместо румпеля длинная изогнутая железяка. Кирилл думал, что только у деда такой румпель, но потом увидел и на других карбасах, даже с более мощными моторами, подобные железяки. Ему объяснили, что самодельным румпелем, согнутым из толстого железного прута, гораздо удобнее управлять посудиной. Прут можно сделать какой угодно длины и управлять лодкой из любого места. Почему-то самодельный румпель напомнил Евгении руль современного мотоцикла. Ребята делают высокие рули и ездят на мотоциклах, будто на скакунах, небрежно держа поводья... Даже восьмилетняя Глаша могла править карбасом. Это она их впервые повезла знакомиться с прилегающим к деревне озером Олень. Удивительно было видеть эту худенькую востроглазую девчонку на скамье, держащуюся тоненькой рукой за изогнутый железный прут. Она умело направляла довольно тяжелый и вместительный челн с высокими бортами и узким задранным носом против волны. И вид у нее был такой, будто управлять карбасом обычное для нее дело. Щуря от солнца васильковые глаза и изгибая тоненькую, чуть заметную белую бровь, она сосредоточенно смотрела вперед. Иногда делала незаметное движение рукой - и карбас послушно изменял направление, Уже потом Кирилл понял, что таким образом она уклонялась от встречающихся на пути топляков, он их вообще не видел. Иной коварный топляк и не выглядывает из воды, прячется в ней, и только опытный взгляд может заметить его, потому что вода в этом месте меняет свой цвет: темнеет и переливается. Такой подводный топляк самый опасный, он может в один миг пропороть днище лодки. Не топляки, а прямо подводные мины!..
Кирилл думал, что они будут жить в одном доме, но Евгения рассудила по-другому: она поселилась в избе, что через три дома от деда Феоктиста. В той самой избе, где, как позже выяснилось, жил непутевый Санька, которого обстоятельная Глаша облюбовала себе в мужья. Молодая женщина сказала, что им жить в одном доме совсем ни к чему: кто они - муж и жена? Или близкие родственники? И что скажут люди? На это Кирилл возразил, что людям все равно, где они будут жить. Эти его слова совсем не понравились Евгении. Она молча взяла свой щегольский чемодан и отправилась к Завьяловым, там жили муж, жена и их младший одиннадцатилетний сын Санька. Старшие дети, их еще было двое, разъехались по стране. Дочь вышла замуж и уехала в Челябинск, у нее уже ребенок, так что Санька стал дядей, в средний сын поступил в строительный техникум и учится в Кировске, вот ждут домой на каникулы....
Евгении выделили свободную комнату, поменьше, чем у Кирилла, но тоже с видом на озеро. Правда, березы под окном не было. Вместо березы на зеленой лужайке барином развалился гигантский камень-валун, который восхищенная Евгения сразу же зарисовала в альбом. Камень действительно был необычный: одним гладким боком он вздымался как сугроб, второй скрывался под землей. Северная сторона была чистой, а южная, обращенная к озеру, заросла ошметками зеленого мха. Цвет у камня пепельно-серый с красными и синими прожилками. Можно было подумать, что из космоса прилетел метеорит в глухую деревушку. Каким образом сюда попала эта гранитная глыба? Поблизости не видно никаких гор. Потом Кирилл обнаружил множество больших и маленьких валунов в лесу, на полях и лугах. Даже на Пуповой горе, будто бородавки, то там, то тут выглядывали из-под мха камни. Такое впечатление, что когда-то в глубокой древности здесь взорвалась гигантская гора в разбросала во все стороны осколки. Или, что вернее всего, прошел ледник, разрушивший каменную гряду. Потом, где бы Кирилл и Евгения ни были в этих местах, везде им попадались на глаза валуны.
