Вильям Козлов - Маленький стрелок из лука
- Это была не любовь, - сказал он. - Добровольное заблуждение. Обман самого себя. Причем она даже не старалась помочь мне обманываться, скорее наоборот... Самые опасные женщины это те, которые никого не любят, даже себя... Они приносят людям истинное несчастье.
- Видишь, после второй, любви ты помудрел... - она без улыбки смотрела на него. Капля на кисти съежилась и помутнела.
- Я не сказал, что это была любовь. Мне так казалось.
- А сейчас? - поддразнила она.
- Сейчас мне не кажется, - просто ответил он. - Я люблю тебя, Евгения. И знаю, что без тебя мне будет очень плохо.
- Мне не хотелось бы сделать тебя несчастливым, - вздохнула она. - А одному человеку я уже принесла несчастье. Моему бывшему мужу. Мы прожили ровно год и шесть месяцев. Он даже ни разу не видел Ольку. Да, пожалуй, и не знает, что она его дочь.
Кирилл ждал, что она расскажет дальше, но Евгения умолкла. Перевела взгляд на холст, ткнула кисть в палитру, но больше не сделала ни одного мазка.
- Кажется, стало теплее, - сказала она и невесело улыбнулась: - А у меня пропало вдохновение...
Кирилл помог ей сложить мольберт. Вид с Пуповой горы на озеро Олень остался незаконченным, не прорисованы волны, чуть намечены штрихи чаек на песчаной косе.
Тропинка к деревне была узкой и заросшей травой и чертополохом. Нежаркое северное солнце не высушило росу, и она брызгала на ноги. Разлетались во все стороны букашки, похожие на кузнечиков. Они так стремительно сигали из травы, что рассмотреть их было невозможно.
- Я ушла от него, - после долгой паузы продолжила свой рассказ Евгения. - Он был болезненно ревнивым и один раз ударил меня. И это было все. Я ушла и больше не вернулась, хотя он клялся, что все понял и больше подобного никогда не повторится... Я знала, что повторится, это был слабый человек, неспособный управлять своими чувствами и инстинктами... Вот почему, Кирилл, меня пугают люди, не умеющие себя сдерживать. Моя мать считает, что женщине, тем более с ребенком, нельзя быть столь требовательной к мужу. Я так не считаю.
- Он в Ленинграде? - помолчав, спросил Кирилл.
- Я посоветовала ему уехать в другой город, - сказала она. - Как ни странно, он послушался... Да, я ему сказала, что у меня будет ребенок, но он к нему не имеет никакого отношения... С тех пор я его не видела. На его письма не отвечала. А потом родилась Олька. Вот и все. Как видишь, у меня совсем простая история.
- Он тоже художник?
- Скульптор. И очень способный. Если не будет пить, то из него выйдет толк. По крайней мере, профессора предрекали ему большое будущее.
- Какая ты... - вздохнул Кирилл.
- Какая? - взглянула она на него. - Нетерпимая, да? Тут уж я ничего с собой не могу поделать: не переношу ложь, насилие над собой, хамство, - в ее голосе прозвучал вызов. - И никогда к этому не привыкну.
- Ты так говоришь, будто я думаю иначе, - обиделся он. - Я тоже все это ненавижу.
- В каждом человеке есть и ложь, и хамство... - продолжала она. - Только одни умеют от этого избавиться, следить за собой, самоусовершенствоваться, а другие дают волю своим низменным инстинктам и считают, что так оно и должно быть.
- Надеюсь, я не дал повода тебе плохо думать обо мне?
- Пока нет, - ответила она.
Плыть на лодке по озеру в погожую погоду одно удовольствие. Небо над головой бирюзовое, ни одного облачка. Солнце, как всегда, ходит по кругу, не поднимаясь особенно высоко, однако даже на озере, где в любое время дня гуляют капризные ветры, тихо, тепло. Давно скрылась за кормой деревушка. Все дальше отодвигается лесистый берег с Пуповой горой, перед ними сплошное синее раздолье. Евгения пристроилась с альбомом на носу карбаса, толстый угольный карандаш летает в ее руке. Волосы собраны в тугой узел, в солнечном свете голова ее кажется глянцевой. Темные очки с выпуклыми большими стеклами закрывают ей пол-лица. Здесь Евгения не носит юбку, только брюки. Когда вокруг столько комаров и мошки, не до форсу. Правда, сейчас не слышно ни одного комара. На озере их не бывает, да еще так далеко от берега.
Кирилл сидит на корме и держит в руке изогнутый румпель. Карбас идет ходко, мотор тарахтит без надрыва. Он такой же старый, как дед Феоктист, и такой же неторопливый. На днище карбаса рюкзак с хлебом, консервами, палатка, транзисторный приемник. Магнитофон Кирилл не взял с собой, так как остров Важенка необитаемый. Фотоаппарат у него, как бинокль, болтается на шее. Он уже сделал несколько панорамных снимков. Вид с озера на Клевники и на Пупову гору. Фотографируя, он убедился, что железный прут - удобная штука. Его можно зажать между коленями, и руки свободны, а карбас точно идет по курсу.
Хотя Кирилл и поручил Евгении следить за водой, он не очень-то надеется па нее и сам не спускает глаз с пространства перед карбасом. Но пока еще не встретился ни один топляк. Несколько черных, мельтешащих в воде щепочек остались по правому борту в стороне. Дед Феоктист говорит, что плыть нужно так, чтобы солнце все время было справа, тогда и топляков почти не встретишь. Этой озерной дорогой ходят на катере рыбаки.
- Хорошо! - сказал Кирилл, улыбаясь Евгении, но зна вскинула на него свои миндалевидные глаза и покачала головой, мол, ничего не слышу... Хотя стационар и негромко тарахтит, разговаривать на карбасе бесполезно. Встречный ветер относит слова в сторону, но Евгения по выражению его лица поняла, что он сказал, и, улыбнувшись в ответ, покивала головой, дескать, все хорошо... С кормы не видно, что она зарисовывает в альбом, но Кирилл и так знает: Пупову гору. Она красиво выделяется на фоне бирюзового неба и таежного леса. Сосны, ели, березы, осины слились в одну сплошную зеленую стену. Впереди, казалось, прямо из воды вынырнули разреженные облака. Когда солнце зашло за них, ничего не изменилось: все так же было тепло и солнечно. Облака, не задерживая, пропускали солнечные лучи. Обычно, когда над озером появляются облака, жди ветра. но пока было тихо.
Неожиданно прямо перед носом что-то мелькнуло и исчезло. Кирилл круто взял влево и увидел у самого борта почти полностью скрытый в воде топляк. Такой издали и не разглядишь Днище бы он не повредил, а вот шплинт с крыльчатки мотора мог бы сорвать. Кирилл дотронулся рукой до нагрудного кармана брезентовой куртки, там у него лежало несколько штук запасных шплинтов, завернутых в холщовую тряпочку. В такой же тряпочке Глаша положила им в рюкзак кусок пожелтевшего сала с мраморными прожилками мяса.
Кирилл топнул ногой по днищу лодки, и Евгения подняла на него глаза.
- Топ-ляк! - произнес он по складам и показал рукой на воду.
Евгения завертела головой, но ничего не заметила, пожала плечами и снова уткнулась в свой альбом.
Кирилл на всякий случай немного отвернул в сторону и увидел совершенно фантастическую картину: прямо на него с поверхности озера смотрела огромная щука с полураскрытой пастью. Сунь туда ладонь, и она вся бы скрылась. Взгляд у чудища был недовольный, будто бы щуке помешали греться на солнышке, она лениво пошевелила хвостом и вдруг, как-то незаметно приняв форму торпеды, бесшумно и стремительно ушла в глубину. Еще какой-то миг розовели в просвечивающей солнцем воде ее растопыренные плавники, и она исчезла, растворилась в густой синеве. По спокойной поверхности медленно и величаво стали расползаться круги.
- Ты видела? - почему-то шепотом спросил Кирилл и чуть не рассмеялся: крикни он - и то вряд ли Евгения услышала бы.
Глядя на ее профиль с черными пружинками тугих волос возле маленького уха - женщина в этот момент смотрела на озеро, - он подумал, что не может быть, чтобы он был ей безразличен. Разве поехала бы она с ним на остров? Она полностью доверилась ему, эта хрупкая на вид женщина с тонким строгим профилем и сильным характером.
И Кирилл снова, как мальчишка, ощутил прилив сил, гордость, что именно ему доверилась эта женщина, и еще - счастье пионера-разведчика. Думал ли он в своем кабинете на Литейном, что вот так будет плыть по северному пустынному озеру. И не один, а с любимой женщиной. А то, что он любит Евгению, Кирилл больше не сомневался. Скажи она ему сейчас - нырни на дно озера - и он, не задумываясь, бросился бы с карбаса...
2
"Все в жизни повторяется, - подумала Ева, заходя в кабинет проректора. - Опять одно и то же: почему не сдала экзамены, зачеты, до каких пор это будет продолжаться?.." Однако она немного ошиблась, хотя поначалу разговор начался точно такой же, какой происходил ранней весной с деканом. Концовка получилась другая: проректор напрямик спросил, хочет ли она учиться или нет? И Ева так же откровенно ответила, что не хочет.
- Выходит, нам придется расстаться, - не повышая голоса, произнес проректор, листая бумаги в папке. Наверное, личное дело студентки третьего курса Евы Крутиковой. Очевидно, в бумагах было мало утешительного, потому что проректор, захлопнув верхнюю папку, повторил: - Придется, Кругликова, расстаться... Мы насильно никого не заставляем учиться. Вы свободны.
