Коко и Игорь - Крис Гринхол
Что бы такое сказать ей в утешение?
— У нас же четверо замечательных детей! — При этих словах что-то сжимает его грудь.
Непонятно, слышит ли его Екатерина. Она слишком долго сдерживалась. Ее бьет дрожь.
— Почему ты меня не любишь? — Ее голос звучит хрипло и надтреснуто. Она плачет. Лицо сморщилось, челюсти напряженно сжаты. — Игорь, мне страшно!
— Не бойся.
— Но мне страшно!
— Чего ты боишься?
— Я действительно больна. Я чувствую, как что-то, забравшись в меня, вытягивает все изнутри. — Кажется, что в комнате нечем дышать. Ужас наполняет ей грудь.
— Но врач сказал, что прогноз хороший.
— Я знаю, но я видела это собственными глазами. Я видела свою смерть.
— То, что ты видела, — всего лишь рентгеновский снимок.
— Можно я у тебя о чем-то спрошу? — очень тихо произносит она.
— Конечно.
— Есть там что-нибудь еще?
— Что ты имеешь в виду?
Глаза Екатерины сверкают, она не надеется на милосердие.
— Я имею в виду, что мы состоим лишь из костей и кожи. И за этим больше ничего нет.
— Нет, я этого не принимаю.
— Но отбрось в сторону факт существования наших тел — отбрось это, и что остается?
Игорь колеблется, он озадачен. Оглядывает комнату. Пробегает взглядом по иконам над кроватью, по занавескам, колышущимся у окна. Слышит пение птиц в саду. А потом приходит ответ — настолько простой, что это ясно и ребенку. Слова цепляются друг за друга, следуя ритму, невидимым струнам. Возвышенное воплощение Его голоса, одиноко звучащего над пространством.
— Что? Ну конечно же, музыка!
Екатерина смотрит на него — и ничего не понимает. Огорченная, опечаленная, она покачивает головой.
Игорь отвечает чисто интуитивно — и знает, что для нее это не ответ. Хочет сказать что-то еще, но не находит слов и молчит. После долгой паузы, которая только углубляет пропасть между ними, он тихо встает. Пытается поцеловать Екатерину, но та отстраняется. Он выходит из комнаты, так и не оглянувшись, не произнеся ни слова, и возвращается в студию.
Екатерина рыдает. Лицо ее скривилось, глаза покраснели. Печаль ее бездонна.
Снизу доносится глумливая музыка пианолы. Еще несколько минут грудь Екатерины поднимается и опадает, подавляя вовсе не музыкальные рыдания.
10 сентября 1920
Дражайшая маменька!
Надеюсь, у вас все хорошо. Очень хочу сказать вам, что нам здесь вас не хватает. Екатерина и дети шлют вам свою любовь и поцелуи.
Я снова писал в посольство с просьбой дать вам визу. Посол — разумный человек. Он не предвидит никаких осложнений, но там скопилось много таких же дел, говорит он, так что необходимо время, чтобы продвинуть каждое из них. Будьте терпеливы, а мы продолжаем молиться, чтобы вы скорее воссоединились с нами.
У детей все в порядке. Федя становится красивым мальчиком. Ему все больше нравится рисовать. Вчера он закончил великолепный рисунок дома, который я вкладываю в конверт, так что вы увидите, где мы живем. Сулима делает успехи по фортепиано. Мне кажется, он сам по себе очень дисциплинирован, это даст хорошие результаты. У него гибкие пальцы и быстрый ум. Людмила с каждым днем становится все выше и выше. Это началось несколько месяцев назад. Ей уже нужна вся одежда больших размеров. А Милена — просто очаровательна. В этом доме к ней относятся как к куколке и, я думаю, хотят, чтобы так все и оставалось.
А вот Екатерина по-прежнему больна. Недавно она проходила обследование, и, боюсь, у нее снова легкая форма туберкулеза. Ее состояние не улучшается, хотя и воздух, и теплая погода — все ей на пользу. Да и врач, который прекрасно лечит ее, надеется на лучшее.
Я хорошо и регулярно работаю. В будущем году мы с Дягилевым восстановим «Весну священную». Копию партитуры прислали из Берлина. Я усердно правлю и дорабатываю ее. Так хорошо быть в рабочем состоянии! И при этом — благословенное облегчение от того, что можно не думать об оплате за квартиру и счетах. Моя покровительница великодушна и гостеприимна, и я уверен, она вам очень понравится.
Будьте здоровы. Мы все вас обнимаем и посылаем нежные поцелуи. Нам вас не хватает.
Любящий сын
Игорь
В конце дня Игорь кормит своих попугаев. Все птицы содержатся в садовом домике рядом с огородными инструментами и мебелью. На крючке висят ножницы для стрижки овец, их лезвия так широко раздвинуты, что они кажутся какими-то неправильными. От полок поднимается запах плесени. В этом домике стоит тропическая влажная жара. Снаружи все спокойно. Спасибо Коко, детей записали в местную школу.
Исполняя ритуал, Игорь наливает воду в поилки, сыплет в кормушки просо, убирает упавшие перышки и мусор со дна каждой клетки. Прижав голову к прутьям клеток, он наблюдает за порывистыми движениями птиц. В домике эхом отдаются все звуки. Птицы создают ужасный шум.
Игорь слышит, как открывается дверь.
— Что происходит с тобой и твоими птицами? — говорит Коко.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, эти… но и в твоей музыке тоже…
Не оглядываясь, Игорь отвечает:
— Я восхищаюсь всем, что летает. Они ведь прекрасны, правда?
— Прекрасны, — соглашается Коко. Она смотрит на попугаев и попугайчиков, которые качаются на своих жердочках, как сломанные игрушки, с особым вниманием.
— Погляди, как спроектированы эти крылья. Только Господь мог это создать, а?
— Да ну, птицы вредят сельскому хозяйству.
— Мне — не вредят.
Игорь вынимает из клетки попугайчика и согнутым пальцем гладит перышки у него на головке.
— Посмотри! — Он кладет себе на язык крошки хлеба и просовывает сквозь прутья клетки. Птица смотрит на него. Наклоняет головку. Затем точно ударяет клювом по крошкам на языке Игоря.
— Ох! — восклицает Коко. — Он тебя не ущипнул?
Игорь смеется:
— Нет. Они очень точные, у них зрение гораздо острее, чем у нас. Во
