Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд
Но вернемся на набережную, где, окрыленный свершенным поступком, маленький пионер, заприметив симпатичного белого пуделя, вежливо обратился к хозяйке:
— Тетенька, а можно погладить вашу красивую собачку?
На что худенькая молодая женщина в очках, польщенная таким приятным отзывом о любимце, конечно же, согласилась. Но тут произошла странная неувязка. Стоило мальчугану склониться над пуделем и заглянуть в его умные карие глаза, тот мгновенно как будто ополоумел. Симпатичная мордочка пса исказилась страшным оскалом, в глазах загорелась дикая злоба, он зарычал и, дрожа всем телом, попятился назад, а затем и вовсе, заскулив, как сумасшедший, бросился прочь, увлекая за собой хозяйку.
Ошарашенная таким внезапным поведением четвероногого друга и совершенно ничего не понимая, что же, в сущности, произошло, женщина пыталась успокоить обезумевшее животное, причитая на ходу:
— Дези, Дези, ну куда же ты, глупенькая? Что случилось?.. Мальчик ведь только хотел погладить… Мальчик хороший…
Но вконец очумевшее животное, ничего не разбирая, со всех ног уносилось подальше от прежнего места.
Оказавшиеся поблизости свидетели этой странной сцены изумленно провожали взглядами беспричинно взбесившегося пуделя, а озадаченный пионер, тихо заметив: «Какое чувствительное животное!..», направился прямехонько к оставленным на время спутникам и нашел их на прежнем месте. «Воландин», облокотившись на чугунное ограждение, говорил своему собеседнику:
— А ведь согласитесь, уважаемый Валерий Иванович, что немало еще неважных людишек вокруг вас. Ну вот взять хотя бы вашего на вид такого грозного Льва Петровича… Ну уж до того никудышный человечек! Сам без посторонней помощи и сделать-то уж ничего не может. Обленился нещадно, а мнит из себя большую величину. Глупость, ох, глупость великая и наивное заблуждение… А почитал бы, о чем писали в свое время совсем неглупые люди. Ну, к примеру, мой старый знакомый Иоганн про доктора Фауста. И, может, понял бы… свое дикое заблуждение и полнейший самообман. На что уж доктор Фауст был жаден до знаний и опытов, но и тот, осознав в конце жизни всю их ничтожность, однажды обронил полные горечи, но точные и справедливые для гордыни человеческой слова:
И не умней я стал в конце концов,Чем прежде был… Глупец я из глупцов!
А стоит вашему разлюбезному начальничку, еще раз извиняюсь, что приходится говорить о неприятных вещах, умереть, как останется он в умах человеческих нехорошей памятью о себе. А через пару-тройку лет и вовсе забудут. Но нужны, милейший, такие люди, ох как нужны! — проговорил он зловеще. — Наш он человек, без сомнения, наш…
Шумилов обескураженно посмотрел на собеседника:
— Не понимаю вас, Петр Петрович. Для чего же нужны-то?
— А как для чего, любезный? Вы ведь прекрасно знаете, что все познается в сравнении. И для того чтобы познать хорошее, надо познать и плохое. Безликих людей быть не должно! Но вот учитесь, милеший, вы безнадежно долго. Как писал ваш незабвенный баснописец: «Уж сколько раз твердили миру…» И со своей стороны могу засвидетельствовать — уж сколько мои помощнички ни испытывают вас, людей, а результат не меняется. Как видите, опыт предыдущих поколений для ныне живущих все так же не впрок. Страшная беда — умственная близорукость! Нет, людей надо учить, и учить непременно плохими людьми, пока вы не поймете и не научитесь отличать одно от другого, как день от ночи.
Э-эх, уважаемый Валерий Иванович, — после некоторой паузы, вздохнув, заключил могущественный собеседник, — опять вы разбередили мою слабость на философствования и наставления. Опять я увлекся разглагольствованиями, совершенно несвойственными профилю нашего ведомства. Не наша это работа… Но человеческие ошибки на протяжении уже многих веков настолько очевидны, что так и подмывают обсудить их с представителями новых поколений, которые, говоря литературным языком, вновь с зажженным факелом твердо и уверенно идут по той же самой дорожке к обрыву или, по крайней мере, к тупику, — и он обреченно развел руками. — Это невежественно и глупо. Учите уроки истории, господа! Хотя, я извиняюсь, у вас ведь сейчас господ не наблюдается, не так ли? — глянул он вопросительно на Шумилова. — Одни лишь товарищи. Это я, конечно, как вы понимаете, выразился фигурально. Но я вам уже говорил, что история имеет свойство повторяться. Так что будут и господа. Но не это суть важно. Гораздо важнее другое, чтобы новые поколения чванливо и самонадеянно не предполагали, что до них были сплошь неучи и глупцы. А вот скажите: найдется ли сейчас еще такой же молодой человек, как известный вам Дмитрий Владимирович Веневитинов или его более знаменитый земляк по фамилии Пушкин? И, согласитесь, здесь трудно слукавить…
Тут снова мимо наших знакомых по ходу их движения пронеслась возбужденная ватага мальчишек, среди которых промелькнуло уже и несколько девочек.
— Шеф, не кажется ли вам, что нам пора? — крутя головой и озабоченно провожая взглядом удалявшуюся ребятню, нетерпеливо напомнил о себе Аллигарио, — а то, по всем приметам, представление уже началось.
— Да, в самом деле, — глядя на собравшуюся на нижней набережной между беседкой и губернаторским домом толпу людей, поспешно согласился «Воландин», — а то мои помощнички нас порядком заждались и от тоски и безделья, похоже, уже чего-то натворили.
Внизу, у самой воды, определенно отмечалось повышенное движение народа. Пестрая людская масса, быстро разрастаясь, густела на глазах, притягивая к себе все новых и новых любопытствующих.
Через пару минут и все трио примкнуло к гудящей толчее.
— Мальчик, а что там такого интересного? — окликнул пробегавшего сорванца Шумилов.
— Да, дяденька, моржище там, такой… громадный… купается! Приплыл откуда-то… усатый… А клычищи-то — во-о!.. — раздвинул он на полметра руки. Ластами хлопает и все время ревет… Из цирка, наверно, убежал, — молниеносно выпалил парень и мгновенно испарился.
И тут наши знакомые на удивление быстро оказались в самой гуще у бетонного парапета, и их взглядам предстала причудливая картина: у самой воды на бетонном откосе жила и шевелилась огромная туша настоящего моржа. Справа и слева от животного шныряли вездесущие мальчишки и самые смелые из тех, кто постарше. Они опасливо поглядывали на ластоногое клыкастое чудище и на всякий случай держали дистанцию. Однако зверь явной агрессии не проявлял, а вроде бы наоборот, привстав на ластах и тараща по сторонам испуганные глазищи, тревожно и жалобно ревел, вызывая в толпе сочувствие. В ответ из плотной человеческой толчеи слышались возбужденные голоса, посылавшие в адрес зверя смешливые шутки и ироничные остроты: «Девчонки, кто кавалера потерял? Эй, сознавайтесь, чей мужик? Да ты в паспорт загляни! Не твой ли родственник?! Никак, бедняга, к подруге поплыл да с похмелья заблудился! А ты адрес у него спроси, может, и впрямь к кому-то из местных?..» Толпа покатывалась от смеха, но слышались и участливые голоса: «Чего ржете, дурни, может, животному помощь какая нужна? А ты возьми да на ночь беднягу и приюти, может, он еще холостяк?!» И тут снова ударил дружный хохот.
Шумилов изумленно наблюдал веселую сцену, в то же время недоумевая: «Вот уж престранная картина! Впервые наблюдаю живого моржа на свободе. И, главное, где?!. У себя, дома, на волжских берегах! Просто непостижимо! И откуда вдруг взялся этот диковинный фрукт?» И тут же вслух проронил:
— Не из цирка ли, в самом деле, бедолага, улизнул? Может быть, его сюда водой доставляли, ну, он как-то и…
На что рыжий пионерчик хитренько ухмыльнулся и убежденно возразил:
— Нет, ну что вы! Какой там цирк! По почерку Бегемота узнаю. Это уж точно его проделки…
Шумилов растерянно посмотрел на «Воландина»:
— Не понимаю?..
— А нечего тут и понимать-то, милейший, — скривив рот, спокойно отреагировал тот. — Это его лап дело. Ладно, хватит попусту время тратить, пора наверх подниматься.
В это самое время послышался громкий визг тормозов, хлопнули двери и из подъехавшей милицейской автомашины резво выскочили двое крепких служителей порядка.
— Граждане! В чем дело? Что за муравейник? Па-прошу дорогу! — тренированно крикнул один из них и тут же тараном внедрился в живую стену.
— Ну вот, а уж теперь-то и вовсе незачем волноваться, — блуждая зеленым глазом, иронично усмехнулся «Воландин», — теперь-то уж, точно, и без нас справятся, — и наши знакомые направились к извилистой лестнице, двумя симметричными ручьями ступеней уносившейся наверх.
Здесь следует отметить, что даже уверенный вид представителей власти всегда привносит в общество успокоение и вселяет надежду на скорый порядок и благополучный исход.
«На то они и власти, чтоб разрешать возникающие осложнения, наводить и поддерживать порядок», — резонно заметит любой законопослушный гражданин. И в этом он будет убийственно прав. Власть ведь — слуга народа и, облаченная его доверием и полномочиями, просто обязана любой, пусть даже крошечный беспорядок, превратить в большой надлежащий порядок. За то ей и деньги платят. Так-то оно так, да согласитесь, что не всегда получается, потому как желание-то вроде и есть, а вот умение частенько отсутствует. А что поделаешь?! Люди как люди, не из золота сделаны.
