Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)
– А ты сам мог бы роман написать? – спросил я.
– Конечно! И это был бы такой роман, прочитав первую главу которого, публика просто застонала бы от предвкушения второй. Они бы собирались перед моей дверью толпами в надежде узнать, что будет дальше. Черт возьми, я сейчас же этим займусь!
Проделав еще одно сальто над спинкой кровати, он выбежал из комнаты так стремительно, что кисточки на поясе его халата развевались у него за спиной.
Мне кажется, что к этому времени ты уже пришел к заключению, что Каллингворт – не более чем интересный объект для изучения с медицинской точки зрения… человек в начальной степени умопомешательства или умственного бессилия. Но, если бы ты познакомился с ним поближе, ты бы так не думал, поскольку свои самые безумные идеи он подкрепляет делами. Это звучит дико, если рассматривать все в черно-белых тонах, но ведь и год назад, если бы кто-нибудь сказал, что менее чем за двенадцать месяцев он обзаведется огромной практикой, это прозвучало бы точно так же дико. И тем не менее мы видим, что он это сделал. Его возможности безграничны. За всеми его изобретениями и идеями стоит поистине неиссякаемая энергия.
Вспоминая все, что я тебе писал, я не могу избавиться от чувства, будто даю тебе неверное представление об этом человеке, уделяя больше внимания тем случаям, в которых проявляются его странность и несдержанность, и не говоря ни слова о том, что происходит в промежутках между этими вспышками, когда на передний план выходят его мудрость и проницательность. Речь его, когда он не охвачен какой-нибудь очередной затеей, вполне рассудительна и даже мудра. «Лучшим из когда-либо воздвигнутых памятников Наполеону Бонапарту является британский национальный долг»{144}, – сказал он вчера. И еще: «Нельзя забывать, что главный вклад Великобритании в развитие Соединенных Штатов – это создание самих Соединенных Штатов»{145}. Или еще, о христианстве: «То, что не кажется здравым с точки зрения разума, не может быть здравым с точки зрения морали». В течение одного вечера он выдает целую серию афоризмов. Жаль, что рядом с ним не сидит человек с записной книжкой и не записывает его мысли. Нет, мне бы очень не хотелось, чтобы из-за меня у тебя сложилось неверное впечатление об этой личности. Хотя, с другой стороны, было бы нечестно отрицать, что я считаю его достаточно бессовестным человеком с очень грубыми замашками. И все же я ошибусь, если скажу, что у него злая душа. Он в равной степени способен и подняться ввысь, и низко пасть.
Итак, позавтракав, мы сели в экипаж и направились на рабочее место.
– Ты, наверное, удивлен, что с нами едет и Хетти, – сказал Каллингворт, хлопнув меня по колену. – Хетти, Манро тут спрашивает, какого черта ты за нами увязалась. Только он слишком вежливый человек, чтобы сказать это вслух. – Если честно, мне действительно показалось очень странным, что она поехала на работу вместе с нами. – Поймешь, когда приедем на место, – рассмеявшись, воскликнул он. – Мы работаем так, как сами считаем нужным.
Ехать было недалеко, поэтому вскоре мы остановились перед квадратным зданием с выбеленными стенами, где рядом с дверью красовалась огромная медная вывеска, на которой большими буквами было написано «Доктор Каллингворт». Снизу была приписка: «Бесплатные консультации с десяти до четырех». Через открытую дверь в прихожей была видна толпа людей.
– Сколько здесь? – спросил Каллингворт у мальчика-привратника.
– Сто сорок человек, сэр.
– Все приемные забиты?
– Да, сэр.
– А внутренний двор?
– Тоже, сэр.
– Конюшня?
– Тоже, сэр.
– Каретный сарай?
– В каретном сарае место еще осталось, сэр.
– О, жаль, что сегодня не самый людный день, Манро, – воскликнул он. – Мы, конечно же, не можем влиять на такие вещи, поэтому приходится мириться с тем, что есть. Хорошо, хорошо, расступитесь, будьте добры, расступитесь, – это он говорил уже пациентам. – Иди за мной, посмотришь на приемную. Фу! Что за воздух тут! Вы что, не можете сами окна открыть? Ну что за люди! В этой комнате тридцать человек, Манро, и ни у одного из них не хватило ума открыть окно, чтобы не задохнуться.
– Я попытался, сэр, но рама завинчена шурупом, – крикнул какой-то парень.
– Мальчик мой, ты ничего не добьешься в этой жизни, если не знаешь, как впустить в комнату воздух, не поднимая рамы, – сказал Каллингворт, хлопнув его по плечу, после чего взял из его рук зонтик и проткнул два стекла в раме подъемного окна. – Вот и все! – бросил он. – Мальчик, проследи, чтобы шуруп вывинтили. Ладно, Манро, пошли, пора и за работу приниматься.
Мы поднялись по деревянной лестнице без ковра. Насколько я успел заметить, все комнаты внизу были запружены пациентами. На втором этаже я увидел пустой коридор с двумя комнатами, расположенными друг напротив друга в одном конце и еще одной комнатой в другом.
– Это мой кабинет для консультаций, – сказал он, заходя в одну из комнат. Это было просторное квадратное помещение, совершенно пустое, если не считать двух простых деревянных стульев и некрашеного стола, на котором лежали две книги и стетоскоп. – Не похоже на кабинет, который приносит четыре или пять тысяч в год, не правда ли? Напротив точно такая же комната, ты можешь ее забрать себе. Я буду посылать к тебе пациентов, нуждающихся в помощи хирурга. Но сегодня тебе, наверное, будет лучше пока побыть рядом со мной, посмотреть, как я работаю.
– Мне бы очень этого хотелось, – сказал я.
– Работая с пациентами, нужно соблюдать пару правил, – заметил он, усевшись на стол и болтая ногами. – Самое очевидное – нельзя показывать им, что ты в них нуждаешься. Все должно выглядеть так, будто ты оказываешь им честь, удостаивая их вниманием. Чем больше тебя будет что-то отвлекать от них, тем лучше. Не давай им много говорить. И главное – никогда не разговаривай с ними вежливо. Многие глупые молодые люди впадают в эту непростительную ошибку и в результате губят свою карьеру. Смотри, как это делаю я… – Он спрыгнул со стола, подошел к двери, открыл и, приложив руки ко рту, закричал: – Эй там, внизу! Сколько можно галдеть? Такое впечатление, что я над птичьим двором живу! Ну вот, видишь? – добавил он, поворачиваясь ко мне. – От этого они только с бóльшим уважением будут на меня смотреть.
– А разве они не обижаются? – удивился я.
– Боюсь, что нет. Все уже знают, что я такой, поэтому другого поведения от меня и не ждут. Но, чтоб ты знал, обиженный пациент (я имею в виду по-настоящему обиженного) – это самая лучшая реклама в мире. Если это женщина, она побежит по подругам, и скоро в округе не останется такого дома, в котором не знали бы твоего имени, причем все эти люди, делая вид, что сочувствуют ей, на самом деле станут считать тебя просто удивительно проницательным человеком. Я тут однажды поспорил с одним пациентом о его желчном протоке{146}. Закончилось тем, что я спустил его с лестницы. И что в результате? Он столько об этом говорил, что вся деревня, из которой он приехал, больные и здоровые, собралась под моим домом, чтобы на меня посмотреть. Их местный врач, который четверть века перед ними лебезил, понял, что может закрывать свою лавочку. Такова природа человека, друг мой, и с этим ничего не поделаешь. Будешь вести себя как дешевка, в дешевку и превратишься. Если сразу задашь себе высокую цену, тебя по ней и будут ценить. Предположим, завтра я открою кабинет на Харли-стрит{147} с приемом с десяти до трех и буду вести себя вежливо и любезно. Думаешь, я заполучу хоть одного пациента? Да я раньше умру с голоду. Как бы я это сделал? Я бы объявил, что принимаю только с полуночи до двух утра и что лысые должны платить по двойному тарифу. Узнав об этом, люди начали бы говорить, у них бы разыгралось любопытство, и через четыре месяца по ночам по этой улице нельзя было бы проехать от столпотворения. Да-да, друг мой, можешь сам проверить. У меня такой принцип. Я часто прихожу сюда утром и говорю, чтобы все расходились и занимались своими делами, потому что мне нужно съездить на день в деревню. Я теряю сорок фунтов дневного дохода, но знаю, что этот рекламный трюк принесет мне четыреста!
– Но на вывеске написано, что консультации бесплатные.
– Так и есть, но они платят за лекарства. К тому же, если пациент хочет попасть на прием вне очереди, он может заплатить полгинеи. В день обычно находится человек двадцать, которые предпочитают заплатить, чем несколько часов ждать. Только учти, Манро, у меня бы ничего не вышло, если бы за всем этим не было главного – я действительно исцеляю их. Все дело в этом. Я берусь за случаи, от которых остальные врачи отказываются, и лечу людей. Остается только сделать так, чтобы они пришли ко мне. Ну, а уж после этого я своего не упущу. Если бы я им действительно не помогал, все это продлилось бы очень недолго. Теперь пойдем посмотрим, чем занимается Хетти.
Мы прошли по коридору в дальнюю комнату, оборудованную под фармацевтический кабинет. Когда мы вошли, миссис Каллингворт в аккуратном чистеньком переднике лепила пилюли. Она, закатив рукава, сидела за столиком, заставленным всевозможными склянками, и счастливо улыбалась, как ребенок в окружении игрушек.
