Злые духи - Евдокия Аполлоновна Нагродская
Последние дни он убеждал всех переехать в Павловск.
«Благо судьба нас задержала здесь до августа, мы должны окунуться в дух этих мест, в капризный XVIII век и поэтическое начало XIX.
Павловск – это такая жемчужина, и вам, Алексей Петрович, этот уголок будет говорить так много! Вы только должны, гуляя, менять спутников соответственно той части парка, которую вы выберете для прогулки. В Красную Долину или в Розовый павильон берите Додо, а в Новую Сильвию и к Супругу-благодетелю идите с Варварой Анисимовной».
И Дора, и Варя молчали.
* * *
Дора в это последнее время как-то притихла.
Она немного побледнела и смотрела как будто не то испуганными, не то изумленными глазами.
Вот и теперь, сидя в кресле у окна, она этим же взглядом смотрела на улицу, на желтую стену напротив, на белые облачка, скользящие над трубами домов.
Ремина не было дома.
Он и Леонид утром уехали к Смольному.
Она ожидала их к завтраку, и завтрак уже остыл, а они не возвращались.
Ей сегодня было как-то особенно грустно. С некоторых пор ей начало казаться, что Ремин любит ее меньше. Отчего у нее явилось это подозрение, она не знала, но это ее угнетало и мучило.
Вчера дача в Павловске была нанята пополам с Трапезоновыми.
И это ей было неприятно.
Ей хотелось жить только с Алешей вдвоем, даже без брата. Ей стало тяжело его присутствие, а отчего – этого она тоже не знала.
Она было сказала, что не хочет на дачу, но Ремин как-то не обратил внимания на ее слова.
Сегодня мысль о том, что Алеша охладел к ней, овладела ею больше обыкновенного.
Она уже не предполагала, а замечала перемену в нем.
Он стал раздражителен.
Прежде он подсмеивался над ней часто, но добродушно, а теперь он смеялся зло и обидно, иногда при посторонних.
Не подсмеивался уже, а высмеивал. Когда прежде она обижалась на его насмешки, он ласкал ее как ребенка и восхищался ее ребячеством. Теперь это ребячество раздражало его.
Дора уже давно втайне мечтала иметь ребенка, «ребенка Алеши», но едва смела себе самой сознаться в этом.
Все ее подруги и приятельницы, все героини романов считали материнство чем-то вульгарным и неизящным.
Он сам всегда говорил нечто подобное, говорил, что чувствует некоторое отвращение к женщинам, «которые ожидают прибавления семейства», что у них всегда тупой блаженно-глупый взгляд и робко-самодовольная улыбка.
Дора не умела хитрить, но тут она попробовала и сказала, что не хотела бы быть матерью, ожидая, что он скажет на это.
Он вспылил и очень резко сказал ей, что так может говорить только пустая женщина, живущая бессознательно, которая жертвует самыми святыми чувствами для модного туалета и модного спорта.
Это было при Варе.
Ночью она, обняв его, заплакала и сказала, что все говорила нарочно и что она страстно желает иметь ребенка. Он шутливо утешал ее и шутливо уверял, что ей не идет быть матерью.
Вспоминая все это, она сидела теперь неподвижно, словно желая осилить, понять какую-то задачу.
Звонок в передней заставил ее радостно вздрогнуть и быстро подняться с места, но это оказалась Таиса.
Дора обрадовалась и ей: так жутко было оставаться наедине с такими мыслями, а Таиса последнее время словно успокаивала ее своим присутствием.
– Как вы давно не заходили, Таичка, – жалобно сказала Дора.
– Я корректировала книгу Леонида – вот прошу вас, Дора, передать ему эти листы, так как я сегодня уезжаю.
– Знаете, Тая, я никак не могу себе представить вас без работы, без книг, портфелей и пишущих машин, – слегка насмешливо сказала Дора.
– В последнее время вы видели меня только как секретаря Леонида, но прежде ведь мы с вами и пели, и играли в четыре руки, и больных в деревне лечили, и стихи декламировали, – тихо улыбнулась Таиса.
– Да, Тая, какое это было хорошее время! – печально сказала Дора.
Они обе посидели молча.
– А куда вы уезжаете, Таиса? – спросила Дора рассеянно.
– Я еду к моей приятельнице, она очень больна. Это очень грустная история… Она больна, одинока, и у нее только что родился ребенок.
– Вы всегда бросаетесь всем на помощь.
– Меня научила это делать ваша мама… Она, умирая, сказала мне, «Не оставляй мою девочку», – и если я вам понадоблюсь, позовите меня, Дора, – сказала Таиса тихо.
Дора вздрогнула и как-то насторожилась.
– Благодарю вас, – сухо сказала она. Но я не знаю, зачем мне вас тревожить? Если мне понадобится близкий человек, у меня есть Алеша и брат. Я не одинока, – гордо окончила она, но сейчас же, словно сконфузясь за свою резкость, прибавила: – Вы такая добрая, Таинька, что вам хочется всем «надобиться».
Таиса слегка покраснела и, опустив глаза, смущенно сказала:
– Извините меня, Дора, за мою навязчивость, я вас очень люблю и…
Она помолчала с минуту и спросила другим тоном:
– А зачем вы переезжаете в Павловск, Дора?
Вы мне говорили, что Степан Николаевич пишет, что ваш развод закончится в июле, – стоит ли переезжать на один месяц? Ведь вы же опять уедете в Париж.
Таиса говорила спокойно, но было видно, что это ей вовсе не так безразлично, как ей хочется показать.
– Да, конечно. Я сама так думала… но Алеша хочет работать это лето в окрестностях, а в городе душно. Ах, Тая, ведь грешно ему, художнику-архитектору, не заняться исследованием таких мест, как Павловск, Царское, Петергоф! Это очаровательный XVIII век!
Таиса встала.
– Куда вы? Алеша и Леонид, верно, сейчас придут – мы будем завтракать, – сказала Дора.
– Я тороплюсь. Вы, значит, передадите Леониду эти листы и скажете ему, что я никак не могу вернуться раньше трех недель.
– Как же он обойдется без вас, Тая?
– Он мне дал отпуск на две недели, но этого мне мало. Я не стала спорить, но вернусь только через три.
– Да, вы уж пожалуйста вернитесь, а то он станет несносен. Я помню, как в прошлом году когда вы болели тифом, он чуть не ежедневно менял секретарей.
– Осталась только корректура, а после такого большого труда он отдохнет, у него вон теперь стали делаться головные боли.
Таиса взяла портфель и пошла в переднюю.
В передней Таиса, уже подходя к выходной двери, вдруг остановилась и нерешительно произнесла:
– Дора, вы последнее время как-то отстранились от меня… но… но вы ее дочка, а она была святая… Впрочем, не обращайте на меня внимания, я говорю глупо, Бог да сохранит вас, прощайте. – И Таиса вышла, опустив голову.
Дора растерянно, раскрыв свой
