Бунт - Владислав Реймонт
– Набрехал ты, как жидовская шавка, – проворчал Хромой, укладываясь рядом с псом. – Для этого быдла сойдет, но я требую правды. Я должен знать! Признаюсь, обжираемся мы сейчас неплохо. Некоторые из наших брюхо себе отпустили. Но мне тут все уже опротивело… Я должен думать о себе. Ваш бунт может для нас плохо кончиться. Я и обглоданной кости не дам за то, что вы завтра не повернете назад. Вы не можете жить на свободе. Люди будут встречать вас самыми лучшими кормами, а нас – пулями. А если это тупое быдло, доведенное голодом до безумия, возьмет своих вождей на рога и копыта! Не люблю давки! Это слишком большой позор, если сын моего отца будет растерзан этими рылами! Очень многое нас разделяет. Мы веками были свободными и свободными останемся. А вам тяжело без кнута, хлева, цепи и полной миски. Во имя чего ты поднял стада на бунт? Чтобы они жрали, вылеживались, плодились, жили без забот и подыхали от обжорства. Такие идеалы не для нас! Наша стихия – борьба, хитрость, победа и свободная игра жизни! Даже смерти мы не сдаемся добровольно, – говорил Хромой с удивительной откровенностью. – Это правда, что день скоро вернется? – неожиданно спросил он.
– Вернется, – клацал зубами Рекс, взволнованный волчьей искренностью. – Эту новость принесли журавли.
– Мне ничего не известно о вашей встрече.
– Ты следишь за мной, вшивый мешок! – яростно взвился пес.
– Дозорные отправились за тобой как обычно. Ты этого не запрещал. – Волк немного отодвинулся.
– Не нужна мне ваша забота! Среди друзей мне ничего не угрожает.
– Это правда, но все же копыто брата, рога друга, верное рыло могут невзначай задеть твои бока, такое ведь бывает и меж друзьями, – в голосе Хромого прозвучала издевка.
– Они преданы мне. Ведь я их вывел из дома неволи. Я – их вождь и брат.
– И именно поэтому безопаснее будет держаться от них на некотором расстоянии! И они не должны об этом знать!
– Ты не понимаешь нашей связи. Ты признаешь лишь насилие и убийство! И разбойничьи штучки…
– Я не люблю, когда пустой лай выдают за мудрые речи. Ты считаешь себя самым умным. Ты получал от людей побои, но не получил от них разума. Ты отравлен гордыней. Никогда ты не будешь свободным и не поймешь, что значит свобода. Что у тебя общего со стадом? Ненависть к общим хозяевам – и вместо того, чтобы схватить их за горло, напиться их крови и клыками вершить свою месть, ты поднял на бунт против них этот покорный сброд и сам оказался на службе у тупого быдла! Ты оскотинился, пес! А если у тебя нет никаких скрытых целей, лишь их счастье и благо, то ты в сотни раз глупее, если думаешь, что из них получится создать свободный народ. А может, ты почуял власть? Не понимаю, что за счастье управлять баранами! Короче: зачем существуют все эти рога, копыта, рыла и как это там называется? Чтобы нам было что есть. Мы – по-настоящему свободные, единственные хозяева и повелители лесов и полей! Лишь человек сильнее нас, но ты и этого уже не понимаешь…
– Почему ты пошел с нами? – услышал волк упрек Рекса.
– Потому что люблю тебя, мой собачий брат. К тому же я хотел поменять обстановку, компанию и проветрить свою шкуру. Но мне уже наскучило это общество. Неизлечимые хамы, и притом настолько тупые, что даже не вызывают сочувствия. Свежее мясо – и ничего больше. Потому здесь гаснет любой умственный интерес. – Хромой намеренно провоцировал пса.
– Ты обещал мне подчиняться, – твердо напомнил Рекс. – Ты мне нужен.
– Для того чтобы понукать ленивых и вызывать рабский страх перед властью. Мы служим тебе верно.
– Думаю, овцам было бы что об этом рассказать…
– А мыслимо ли, чтобы овца съела волка? – у Хромого даже брюхо заколыхалось от смеха. – Знаешь, я люблю поразмышлять над наличием смысла в природе. Подумай, ведь если бы, например, бараны подыхали от старости – это бы было вопреки всем законам логики!
Рекс промолчал, и они одновременно заснули. Их разбудил пронизывающий холод.
– А дня как не было, так и нет! – заскулил Хромой, отряхиваясь от морозного инея.
– Он будет! Я так сказал! – гордо ответил Рекс и дал сигнал выдвигаться.
Стада отправились в путь давно невиданными ровными рядами и с возросшим энтузиазмом.
– Еще три привала, – объясняли псы. – Один, потом еще один и еще один!
Первую часть пути они прошли в спешке, вторую – в лихорадке; всю третью часть они неслись охваченные безумием, но день все не занимался. Тяжелые занавеси туманов не расступались ни на минуту. Серая непроницаемая стена окружала их со всех сторон и закрывала от света и солнца.
Внезапно разбуженные надежды сводили с ума, и на души ложилась тьма отчаяния. У них закончились силы и воля к продолжению пути, так что они падали на землю десятками тысяч – падали будто в объятия милосердной смерти, но смерть не давала им спасения; сон также не желал успокоить уставших, и даже отдых не дарил ни сил, ни забвения. И потому, подхваченные безумным несчастьем, они мчались вперед, куда понесут ноги, пока хватало дыхания, подгоняемые голодом и страхом.
Сколько минуло таких страшных ночей и дней – кто знает? Все лишь поняли, что нигде нет дня, нигде нет солнца и нигде нет конца этой вечной ночи.
– Только человек может спасти нас! – решили свиньи на очередном привале.
– Немой хотел нас спасти – и его выгнали! – вспоминали его давние товарищи.
– Он хотел отдать нас в рабство людям! – объяснял кто-то непримиримый.
– А пусть бы и отдал! Что нам толку от этой свободы! Мы
