Эрскин Колдуэлл - Дженни. Ближе к дому
— Ну и дела! — воскликнула Дженни, широко раскрывая глаза. — Вот это ловко! Никак не думала, что они так скоры на руку!
— Для такого человека, как я, это просто ужасно, мисс Ройстер. Это вредит моей репутации.
Она неторопливо кивнула.
— Я рада это слышать из первых рук, разнообразия ради. Обыкновенно мне приходится дожидаться, пока сплетня не дойдет с одного конца города до другого.
Проповедник Клу откинулся назад, втиснувшись глубже в кресло.
— Не знаю, что со мной станет, мисс Ройстер. Не знаю, что мне делать. Не знаю, куда и податься. Совсем зашел в тупик. Мне еще некогда было помолиться, но боюсь, что и это теперь не поможет. Одно только приходит в голову — уехать куда-нибудь, где еще не знают об этом скандале, и собирать деньги на новую церковь. Если бы я был помоложе, я бы мог уехать куда-нибудь и заняться пропитания ради сельским хозяйством, пока шум не уляжется, но, пожалуй, здоровья у меня на это не хватит. Для такой работы я всегда был слишком слаб.
Дженни, покачивая головой, глядела на него с состраданием.
— Во всяком случае, я больше гожусь на то, чтобы собирать деньги на церковь, — продолжал он. — Это, кажется, единственное, что мне дается без труда. Думаю, что у меня от рождения есть к этому способность. Вот почему я и хочу, чтобы это стало делом всей моей жизни. Единственное затруднение в том, что теперь мне придется начинать с самого начала, опять собирать деньги и опять строить новую церковь кирпичик за кирпичиком, а я не знаю такого места, где бы люди хотели строить новую церковь. Похоже на то, что церквей в наше время уже настроили достаточно. Может быть, мне придется уехать куда-нибудь, снять курятник и разводить кур, пока я не смогу вернуться к делу всей своей жизни. Разводить кур, должно быть, не так уж трудно.
Дженни впервые в жизни пожалела его и теперь соображала, что она может сделать, чтобы помочь ему. У нее была одна свободная комната, где он мог бы жить даром, а один лишний едок за столом не так уж обременил бы ее.
— Просто стыд и срам! — сказала она сочувственно. — Вот уж никогда не думала, что у проповедников бывают в жизни такие же беды и несчастья, как и у нас, обыкновенных людей. Положим, церковный совет имеет такое же право нанимать и увольнять, как любой лавочник или еще кто-нибудь в этом роде, а все как-то кажется, что это не очень-то благочестиво, после того как вы столько трудились, чтобы собрать деньги и отстроить такую красивую церковь.
Дженни крепче поджала руки на животе.
— Проповедник Клу, откровенно говоря, мне прямо-таки жалко вас. Я всегда была добрая, и у меня это просто слабость — жалеть людей. Когда мне некого жалеть, у меня все внутри словно сохнет. Вот почему мне сейчас так вас жалко. Если хотите знать по правде, что я сейчас чувствую, так я вам скажу откровенно. Если б вы перешли на диван, сели рядом со мной и шепнули, чего вам больше всего хочется, я по своей доброте постаралась бы для вас, ни в чем не отказала бы.
Она глядела на него в ожидании ответа, и в комнате надолго воцарилось молчание. Он взглянул было на нее, но тут же опустил глаза, потом, вместо того чтобы ответить что-нибудь, еще глубже забился в кресло. Проходила минута за минутой, и Дженни начала беспокойно перебирать пальцами по красному плюшевому дивану. Лицо у нее вспыхнуло.
— Если вы не понимаете намека, — сказала она сурово, — так я могу вам сказать, что у меня на душе есть и еще кое-что. Вам бы следовало быть поосторожнее и вести себя осмотрительнее в том пансионате. Это было просто ужасно для Бетти Вудраф, а ведь во всем только вы один виноваты. Бедная девочка совсем расстроилась. Она вернулась из пансионата чуть ли не в истерике, после того как вы ее опозорили перед Клинтом Хафменом и Стэнли Причардом. Чтобы ее успокоить, пришлось мне вчера ночью дать ей снотворное, а то она уж начала говорить о самоубийстве. А хуже всего то, что теперь она уехала, совсем уехала, и это ваша вина.
— Для того я сюда и пришел, — сказал проповедник Клу, ерзая в кресле.
— Повидаться с Бетти?
Он кивнул.
— Я хотел извиниться перед мисс Вудраф в том, что вышел такой скандал, и сказать, как я об этом сожалею. Я думал, может, после того как я извинюсь, она согласится со мной уехать, поскольку мы оба замешаны в этом скандале. Если она со мной поедет, то и мне будет легче выехать из города. Во-первых, у нее машина лучше моей, свою я продам, а в ее хорошей мы уедем. Шины на моем автомобиле совсем износились, а у нее почти новые. Если она согласится, мы уедем куда-нибудь вместе и…
Пока он говорил, Дженни все время покачивала головой.
— Она уехала. Уже уехала.
— Что вы говорите, мисс Ройстер? — Он выпрямился в кресле. — Куда уехала? Разве мисс Вудраф переехала на другую квартиру?
— Теперь Бетти, должно быть, милях в ста от Сэллисоу и едет все дальше и дальше. Я отговаривала ее как только могла, но она уложила все свои вещи и уехала на своей машине еще днем. Она сказала, что больше не вернется в Сэллисоу, пока жива. Вот оттого я такая печальная и убитая — как подумаю, что никогда больше не увижу Бетти Вудраф. Она мне была прямо как родная дочь! Никогда не утешусь! А все вы виноваты! — Дженни утерла слезы на глазах.
— Куда она уехала? — спросил проповедник Клу, в отчаянии ломая руки. — Скажите мне, куда она уехала, и я ее разыщу. Сяду в свою машину и поеду ее догонять.
Дженни вся сотрясалась от рыданий.
— Оставьте ее в покое, проповедник Клу! Не смейте больше приставать к Бетти Вудраф. Я бы вам не сказала, куда она уехала, даже если бы была при последнем издыхании. Бросьте это, не старайтесь ее разыскать!
Обозленный и взволнованный, проповедник Клу сердито глядел на Дженни, словно она была виновата во всем, что произошло, и кровь впервые за все время прилила к его бледному лицу.
— Это просто непорядочно так говорить, кто бы ни говорил, — сказал он и поджал губы. — Это просто не по-дружески с вашей стороны так поступать.
— А я и не желаю дружить с тем, из-за кого Бетти Вудраф пришлось уехать. И пускай будет непорядочно, мне на это наплевать.
— Послушайте, мисс Ройстер! Я не для того пришел к вам в дом, чтобы вы со мной так разговаривали.
— А я и не приглашала вас к себе в дом! — сердито крикнула Дженни. — Можете встать и отправиться, куда вам угодно! Я не намерена терпеть ваши разговоры! Только что я была настроена по-хорошему, предлагала вам познакомиться со мной поближе, но вы не пожелали понять намека, а ведь это ни одна женщина не стерпит. А если б вы пожелали, я уж подумывала, не пустить ли вас бесплатно в свободную комнату. А теперь я рада, что вы про это не заикнулись.
— Вы мерзкая старуха! Вот вы кто, мисс Ройстер! Никакой доброты в вас нет!
— Я могу быть доброй ко всем на свете, а через минуту перемениться и стать злой, как ведьма! Сейчас я как раз такая! Злая, как ведьма!
Проповедник Клу вскочил с места и глядел на Дженни, беспокойно моргая глазами.
— Вы и есть такая! — крикнул он. — Злая, как ведьма!
— И если хотите знать правду, с каждой минутой я злюсь все больше. И начинаю думать, что вы такой же проповедник, как я, по правде сказать. А еще, скажу вам по правде, я начинаю думать, что такого мошенника, как вы, в нашем городе до сих пор не бывало. Я все удивлялась, почему вы не называете себя преподобным Клу, как другие священники. А вы всё проповедник Клу да проповедник Клу. И это очень подозрительно. Вся ваша забота лишь бы взвинтить людей, довести до того, чтоб они сами раскрыли перед вами кошельки, а вы бы туда запустили лапу и взяли, сколько вам требуется. Вы точь-в-точь бродячий лоточник, который открывает флакон с хорошими духами и дает понюхать, а потом подсовывает гнилые чулки — только их наденешь, и петля спущена. Знаю я вас! И хватит с меня! Убирайтесь вон из моего дома!
В гостиной запахло дымом. Как только Дженни почуяла этот запах, первой ее мыслью было, что Шорти Гудвилли уронил горящую сигарету на обивку мягкого кресла. Она перевернула все подушки, старательно осмотрела красный плюшевый диван и все-таки не нашла ничего такого, что горело бы. Проповедник Клу тоже почуял этот запах и начал принюхиваться, обводя взглядом гостиную. Запах дыма напоминал сначала запах тлеющих листьев, но через некоторое время стал похож на запах сосновых поленьев, горящих в камине.
— Если бы вы не были женщиной, я бы вас выругал, — сказал проповедник Клу, расхаживая взад и вперед по гостиной.
— Валяйте, ругайтесь, сколько влезет. Мне даже хочется, чтоб вы начали поскорей, а я тогда вас отругаю вдвое крепче и втрое скорей вашего. Услышите такую брань, какой в жизни не слыхивали и до самой смерти не позабудете. И не думайте, будто я не умею ругаться. Теперь я почтенная женщина на покое, но могу и забыться, если подвернется хороший предлог.
— Я всегда думал, что вы нечестивая грешница.
— А мне только и не хватало случая, чтоб это доказать!
