Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис
Заговорил снова Агни:
– Теперь пора рубить коней и приносить жертву Богам.
И вместе с двумя Князьями он сошел с Холма; они остановились напротив Алтаря, где стояли девятеро Дневичей – с топорами, чтобы рубить коней, и медными чашами, чтобы собирать их кровь. Ловким ударом каждый отослал свою жертву к Богам, Князья же совместно убили самое прекрасное – десятое животное. Кровь собрали в чаши, и Агни с криком отправился вокруг кургана, орошая жертвенной кровью народ, как велел обычай в те дни.
Потом туши рассекли и сожгли на Алтаре положенную Богам долю, от которой вкусили Агни и оба Князя; остальное отнесли в обиталище Дейлингов, где вечером надлежало быть пиру.
Оттер с Тиодольфом недолго переговорили и вместе вновь поднялись на Холм Говорения, откуда Тиодольф сказал такое слово:
О родичи, люди Марки, завтра забрезжит чуть-чуть —
Выйдем мы вдоль Чернавы, заступим врагу его путь.
Пусть будет Походный Бург наш, составим телеги в вал
Там, где в прежние дни враг наш приступа ждал —
На Смертных Буграх известных. И дождемся вестей
О проклятии нашего мира, о клубке ядовитых змей.
Ползут ли аспиды в лес наш? И об этом верно узнав,
Волки выйдут на битву, которой наш алчет нрав.
Дети Волка лесного, весь щитоносный люд,
Копьичи и Коневичи, а прочие пусть подождут.
В крепком Колесном Бурге не многие нам нужны
В чаще тесной и пуще, в лесу врага встретим мы,
Где сердца чужаков слабеют, где странен им бой,
Где найти они не сумеют и солнца над головой.
Когда сказал Тиодольф свое слово, Агни взял в руку рог, протрубил в него и вскричал:
Закончился Сход Народный, а вечером будет пир
Завтра в поход, но неведом день, когда кончится мир.
Воины в вашей воле, чтобы долгим не вышел срок,
Что меж нынешним словом и нашей победой пролег.
Ибо в битве, буре сражения семя мира корень дает,
Процветанье даруя родовичам, охраняя Готский народ.
Тут отзвучал последний громкий крик, и в спокойствии и порядке рати родов оставили место Тинга и по лесу направились к обители Дейлингов.
Глава IX
Древний старик Дневич
Оставшиеся дома еще окружали Кров Дейлингов, однако на равнине за усадьбами уже были расставлены квадратом повозки всей рати – словно на ярмарке; все они теперь были украшены навесами – где белыми, где черными, где красными, где бурыми, а где – эти принадлежали Деревянам-Бимингам – зелеными.
Воины направились внутрь этого городка, ничем не огражденного, поскольку нападения не ожидалось. Трэлы уже готовили пиршество, им помогали многие из Дейлингов, мужчины и женщины. Кое-кого из ратников Дневичи пригласили под собственный кров, где могло разместиться много народа, кроме самих хозяев. Среди тех, кто по земляному мосту перешел в острог, а потом вступил под Великий Кров Дейлингов были и оба Князя.
Они направились прямо к помосту – все внутри по обычаю было прекрасно – где сидели старцы и одряхлевшие воины, приветствовавшие гостей. Меж них был и тот старый кметь, который, сидя возле Бурга, следил за прохождением рати и смутился, увидев перед собой Волчий стяг.
Заметив гостей, старый кметь пристально поглядел на Тиодольфа, а потом подошел к Князю и стал перед ним. Вольфинг поглядел на старика, приветствовал его дружеским словом и улыбкой, кметь же молча разглядывал его; а потом с трепетом протянул свои руки к обнаженной голове Тиодольфа и пригладил лихие кудри – как мать ласкает родного сына, даже когда волосы его уже поседели, если никого нет рядом, а потом сказал такие слова:
Дорога голова могучего, яблоко с яблони той,
Что растит жизнь каждого, не рожден еще он иль живой.
Ее венчает древняя мудрость, память ушедших лет,
Что живет, когда сгнило железо и даже ржавчины более нет.
Если б только вернулись годы, я бы снова вышел на рать,
Чтобы в буре копий победу мечом челом добывать.
Тут руки его оставили голову Тиодольфа и опустились на его плечи; ощутив пальцами холодок кольчуги, старик уронил ладони; слезы хлынули из древних глаз, и он снова заговорил:
О дом сердца могучего, о грудь битвенного вождя!
Почему ты сталью укрыта от холодного стрел дождя?
Я не знаю тебя и не вижу; для меня ты как дальний утес,
Где предки воздвигли обитель, где Чертог Богов среди роз.
Ветер дует сейчас между нами, и с собой облака несет,
Но над серою пеленою Обитель Богов встает.
Они такие как прежде, но не жаждут встречи со мной,
И мне уже не увидеть светлый небесный покой.
Губы Тиодольфа улыбнулись старцу, однако глаза и чело Князя затмились; вождь Дейлингов и его могучие гости стояли рядом, и только хмурились… но никто из них не сказал слова, и старик вновь отверз уста:
Голод помутил мой рассудок, и я к дому врага пришел:
«Усталый, вытяни ноги, – тот сказал, – и садись за стол».
Я сел и вытянул ноги и тут же в колодки попал.
А враг с трусливой улыбкой: «Отдохни и дай руку», – сказал.
И я протянул к нему руки, и вот на них тяжесть цепей.
А теперь враг мне молвил: «Как хочешь и ешь и пей».
Я попал в роковую ловушку, древнюю, словно мир, западню.
И в том свою только слабость и неудачу виню.
Тут древний старец отвернулся от Тиодольфа и печальной поступью отправился на собственное место. Вождь рати лишь чуточку переменился лицом, хотя окружающие смотрели на него странными глазами, словно бы собираясь спросить, что означают сии слова, как будто бы владея каким-нибудь странным знанием, он мог определить это. Ибо многие усмотрели в сказанном старцем предостережение, предвестие недоброе. И всякий, кто слыхал слепца, приуныл сердцем, потому что все считали старика провидцем, и странными и непонятными показались им его речи.
Но Агни решил ободрить всех и сказал:
– Асмунд Древний хочет нам добра и всегда мудр он; однако, услышав о битве, этот наш родич всякий
