Фарли Моуэт - Собака, которая не хотела быть просто собакой
Однако такие моменты все-таки имели место. Было время, когда я держал в книжном шкафу гремучих змей, -- но этот эпизод закончился достаточно безобидно. Затем как-то, когда мне было шесть лет, я гостил неделю у бабушки со стороны папы. Однажды днем я отправился с другим мальчиком ловить рыбу, и мы поймали с полдюжины сомиков, или полосатых зубаток, как некоторые их называют. Я принес рыбок домой, чтобы иметь возможность пожить с ними рядом.
Бабушка Моуэт, чрезвычайно высокомерная, вызывающая почтительный трепет пожилая дама, была не склонна прощать детские проделки. Я поместил сомиков в таз для умывания без всякого намерения над кем-нибудь подшутить. У меня просто не было выбора, так как в доме не имелось лоханок для стирки, а спускное отверстие в ванне затыкалось настолько неплотно, что, принимая ванну, приходилось держать кран открытым.
Когда сомиков обнаружили, я не врал, а признался во всем и со слезами раскаялся: без раскаяния было не обойтись. Бабушка открыла мое преступление сама, поздно вечером, все остальные домочадцы уже крепко спали.
Она помирилась со мной, так как у нее было чувствительное сердце, но я сомневаюсь, чтобы она когда-либо полностью простила моих родителей.
Все годы до переезда в Саскатун в наших арендованных домиках и квартирах проживали не только мы трое, но и великое множество зверей. В Трентоне у меня была черепаха Блэн-динга -- редкая сухопутная черепаха, которой я очень гордился: однажды она показала свое превосходство над всеми другими черепахами тем, что заговорила. Поверьте мне, она заговорила, -правда, только один раз и при необычных обстоятельствах. Тем не менее она действительно заговорила.
У нас в гостях были друзья моих родителей. Они благосклонно попросили меня показать им мою черепаху. Я с гордостью вытащил ее из ящика с песком, где она обычно жила, и пустил на обеденный стол. Мне стало досадно, когда черепаха отказалась высунуть из панциря хотя бы лапу. В раздражении я стал тыкать ее карандашом.
Черепаха медленно высунула голову, ее морщинистая мордочка грустно уставилась на нас, и затем необычайно ясно, но невообразимо унылым тоном она произнесла единственное слово.
-- Йок! -- сказала она отчетливо и затем без дальнейших объяснений снесла на стол яйцо.
Я держал этот кожистый объект, похожий на конфету "горошек" с начинкой из желе, на печке целых семь месяцев, но из него ничего не вылупилось. Полагаю, что моя черепаха была девственницей.
Вскоре после этого мы покинули Трентон и переехали в Уиндзор. До национального парка Пойнт-Пели было только тридцать миль, и мы, бывало, уезжали туда на уик-энд, так что я мог вести исследования по естествознанию на природе. Однажды я выследил на высокой сосне нечто напоминавшее воронье гнездо и взобрался туда, чтобы рассмотреть его. Оказалось, что это гнездо черной белки с тремя детенышами.
Естественно, я принес одного из них домой за пазухой, под рубашкой. Без всякого злого умысла я нарушил наставление дедушки Фрэнка, и следующие несколько дней я жил, постоянно облепленный мухами.
Маленькая белка легко свыклась с неволей. Мы назвали бельчонка Джиттерс, и папа сколотил для него клетку, которую повесили в кухне над раковиной. В клетке сделали дверцу, ее зверек мог сам открывать и закрывать, и он носился по всему дому, а позднее и по соседним участкам. Джиттерс оказался прелестным маленьким существом, и его любимой забавой был бокс. Он зачастую сидел на спинке стула и боксировал с нами, ударяя передними лапками по нашим указательным пальцам.
Джиттерсу нравились люди, а вот кошек он ненавидел и вел против них беспощадную войну. Наша собственная кошка, которую звали Мисс Стелла (в честь тогдашней хозяйки дома), стала неизлечимой неврастеничкой в результате мучений, причиненных ей белкой, и в конце концов навсегда покинула наш дом. Кошки соседей тоже жестоко страдали от бельчонка.
Джиттерсу доставляло удовольствие разыскать ничего не подозревающую кошку, греющуюся на солнышке под деревом или у стены дома, бесшумно вскарабкаться высоко над своей жертвой и затем броситься вниз, подобно ястребу-перепелятнику. Поскольку эти прыжки подчас совершались с высоты в двадцать или тридцать футов, то удар оказывался настолько сильным, что у бедной кошки перехватывало дыхание. К тому моменту, когда она приходила в себя, Джиттерс успевал занять выгодную позицию и принимался оттуда дразнить своего врага.
Джиттерс прожил у нас около года, и в конце концов именно пристрастие к преследованию кошек погубило его. Он погиб ужасно. Однажды днем он прыгнул с высоты третьего этажа и приземлился на то, что считал спящей кошкой, а на самом деле на мех лисицы, разложенный для проветривания на бетонной балюстраде, и разбился о камень.
К тому времени, когда мы переехали в Саскатун, родители уже примирились с моим интересом к естествознанию, но однажды ночью, вскоре после прибытия в этот город, даже они перепугались.
В тот день мама устроила званый обед для нескольких соседей, с которыми мы недавно познакомились. Когда обед был готов, она позвала меня, и я по черной лестнице спустился к гостям немножко рассеянный, так как мои мысли были полны неким важным открытием.
Незадолго до того я начал заниматься анатомированием и в тот день нашел мертвого гофера, который оказался идеальным объектом для эксперимента. Когда мама меня позвала, я как раз закончил подготовительную работу. Я извлек большую часть внутренних органов и положил их в тазик с раствором формальдегида. Задача опознания всех органов очень меня интересовала, и я был настолько поглощен этим, что принес тазик с собой к обеденному столу.
Это был обед при свечах, и никто не заметил моего тазика до того, как съели суп.
Покончив с супом раньше всех, я решил заполнить перерыв дальнейшим исследованием и так погрузился в это занятие, что не обратил внимание на то, как разговоры за столом постепенно замерли, пока меня не вернул к действительности голос папы.
-- Фарли, что там у тебя, в конце концов?-- спросил он резко.
Я охотно ответил, так как именно в этот момент сделал серьезное открытие и горел желанием поделиться им.
-- Папа, -- закричал я, -- ты никогда не угадаешь! У меня тут внутренности гофера. Это самка, а о н а б ы л а б е р е м е н н а!
В тот вечер среди гостей был некто Гектор Мак-Криммон. Он не только переварил это происшествие, но стал одним из наших лучших друзей. Тридцать лет холостяцкой жизни в Канаде, после того как он покинул Кейтнесс в Северной Шотландии, не изменили ни его акцента, ни его религиозных представлений о том, что подобает и чего не подобает человеку. Двадцать лет его жилищем была комната в одном из отелей Саскатуна, и если когда-либо какой-нибудь человек намертво срастался с привычным образом жизни, то этим человеком безусловно был Гектор.
Тем не менее мы настояли на том, чтобы Гектор провел с нами на лоне природы свой уик-энд, когда на летние месяцы мы переместили наш жилой автоприцеп за город к резиденции клуба "Саскатун Кантри Клаб".
Он бы сразу же отклонил это приглашение, если б мог не обидеть нас отказом. Он так не любил жить вне своего дома. Жизнь в отеле, может быть, была скучной и уединенной, но протекала в комфорте, а Гектор принадлежал к любителям комфорта. Он уклонялся от уикэнда за городом остроумно и упорно, но ему не удалось справиться с нами, и в середине августа он оказался обреченным на трехдневный визит. По-видимому, он прибыл с чувством христианского смирения, так как мало верил пылким заверениям папы, что мы купаемся в роскоши.
Мы разбили лагерь на берегу реки в густой тополевой рощице. Прицеп стоял на маленькой поляне. Перед ним находилась кухня под открытым небом, а в некотором отдалении позади, ближе к деревьям, стояла палатка-зонт -- мой уголок, где я жил и спал. Родители решили, что Гектор займет мою свободную койку в прицепе, но когда Гектор узнал об этом, то пришел в ужас.
-- Я не согласен! -- бурно протестовал он. -- Почему вы заставляете меня спать в одном помещении с мужем и женой? Постыдитесь! Послушай, Ангус, раз у вас нет места, где бы я мог приклонить голову, то я вернусь ночевать в Саскатун.
Не знаю, какую часть этого взрыва действительно следовало приписать его религиозной щепетильности, какую -- хитрой попытке в последнюю минуту избежать пребывания на лоне природы. Но если он надеялся сбежать, то его затея была обречена на провал.
-- Ерунда, -- ответил папа сердечно. -- Ты можешь спать на свободной раскладушке в палатке Фарли. Так будет достаточно благопристойно даже для такого закоренелого пуританина 34, как ты, но, -- здесь в папином голосе проскользнули нотки неуверенности, -- там может быть не так спокойно, как в прицепе.
-- Гектор понимал, что потерпел поражение, но ему хотелось, чтобы последнее слово было за ним.
-- Спокойно! -- проговорил он мрачно. -- Мне будет спокойно, когда я окажусь дома.
