Алан Маршалл - В сердце моем
Я решил, что с меня достаточно мясного сока и что жилы можно и не есть; однако, когда полчаса спустя я сидел с разболевшимися челюстями и смотрел на сероватые комки изжеванного мяса, венком окружившие жареный лук и обрезки бифштекса, я почувствовал, что меня надули. Разве могут такие обеды придать мне сил и энергии, в которых я так нуждался? Я сидел понурившись, не в силах побороть уныние.
Между тем лук на моей тарелке совсем остыл и подернулся тоненьким слоем беловатого жира - обмякшие полоски лука пробивались кое-где через этот покров, но тут же никли и увязали в нем. С отвращением я отодвинул от себя это блюдо, лицо мое искривила гримаса.
В это время ко мне подошел человек, сидевший в одиночестве за столиком у стены, и тронул меня за плечо. Его нельзя было назвать ни молодым, ни старым, у него были впалые щеки и усталые глаза; он взглянул на меня глубоким и проникновенным взглядом, в котором со всей очевидностью отразились страдания, известные лишь тем, кто познал голод и нищету.
- Ты станешь это есть, приятель? - спросил он, указывая на тарелку.
- Нет, - сказал я. - Я уже пообедал.
- Можно, я возьму?
- Пожалуйста.
Он унес тарелку на свой стол и начал есть. Он съел все - и жеванные мной куски мяса, и застывший в жире лук.
Затем он поднес тарелку ко рту и вылизал ее.
ГЛАВА 12
Постепенно я понял, что искусству показывать правдивые картины жизни и рисовать живые образы нельзя научиться, следуя готовым рецептам, заимствуя у других писателей накопленные ими знания и жизненный опыт; понял, что овладеть этим искусством я смогу, лишь принимая близко к сердцу жизнь других людей, читая их еще не написанные романы.
Надо слить свою волю к жизни и к победе с волей моих героев - только тогда истина откроется мне по-настоящему, и, познав ее, я испытаю потребность выразить ее словами.
Недостаточно наблюдать жизнь глазами художника, преданного лишь своему искусству. Написанные на основе таких наблюдений книги могут иметь значение только для их автора. Я же хотел создавать произведения важные и нужные для всех.
Я взялся за учебники грамматики, стал изучать правила, знакомые любому школьнику, но которые самому мне, поскольку я учился в глуши, постичь не удалось. Мне казалось, однако, что правила, на соблюдении которых настаивали эти учебники, могли скорее лишить меня дара слова, чем помочь мне высказать свои мысли и чувства.
Я узнал, что нельзя начинать фразу со слов "и" или "но", расчленять сложные времена, ставить предлог в конце предложения. А между тем, желая иной раз выразить свою мысль, мне хотелось нарушить все эти правила.
В одном сборнике цитат я прочитал: "Когда мысль захватывает, говорить о грамматике - кощунство". Эти слова придали мне бодрости. Но я понял, что для того чтобы отступать от правил, надо сначала их твердо усвоить.
Талант писателя не расцветет от того, что он постигнет правила расстановки слов, принятые в его время; нет, для того, чтобы научиться писать, он должен разделить с людьми все тяготы, до конца прочувствовать их. Только тогда он познает жизнь и сможет стать глашатаем правды.
Писать - значит понимать жизнь и уметь находить верные слова для выражения своих мыслей. Это умение приходит с жизненным опытом, а вовсе не достигается тренировкой в сочинении образцово правильных фраз.
Только глубокая заинтересованность в судьбах людей и проникновение в эти судьбы создают почву, на которой может родиться настоящее литературное произведение, чтобы дать этому произведению расцвести, автору надлежит отказаться от всякого личного честолюбия,
- Да нет, правда, он такой трус! Ненавидит трамваи. И людей боится, думает, кто-нибудь обязательно наступит ему на лапу.
- Вот так пес!
- Он таким и будет, пока не покроет сучку, - сказала рыжеволосая девушка.
- Фи, Глэдис! Как можно!
- Правда - Фил мне говорил.
- Ты все еще с ним гуляешь? - спросила Мэйбл, наклоняясь вперед, чтобы, лучше видеть девушку в синем джемпере.
- И буду гулять, пока не найду кого-нибудь другого. Он хочет, чтобы у нас с ним было по-честному, без обмана. Поглядеть на него - никогда не подумаешь, что он может говорить серьезно. А он долго толковал со мной - все про то... чтобы без обмана.
- Только об этом они и могут говорить, - сказала с усмешкой девушка по имени Бидди. - Обхаживают тебя, пока ты поверишь им и они добьются своего, тогда они начинают плести ахинею другой дурочке.
- Надо же о чем-то говорить, - возразила Глэдис.
- Почему же не поговорить о чем-нибудь интересном?
- Они и это умеют.
- О чем? О мотоциклах? О том, какие они молодцы?
- А о чем ты хочешь, чтобы они говорили? - упорствовала Глэдис.
- Не знаю... Во всяком случае, о чем-то таком, что помнилось бы и на другой день. Что заставило бы позабыть об этой проклятой фабрике.
- Ах, ты хочешь, чтобы он тебя просвещал? - съязвила Мэйбл. - Ты что же думаешь, что парень приглашает тебя, только чтобы побеседовать?
- Ну ладно, хватит, - с раздражением сказала Бидди, - Я просто хотела вам сказать, каких парней я предпочитаю. Чтобы с ними поговорить можно было. Это для меня главное. Но где их найти, таких парней?
- Все мы с этого начинаем. Каждой хотелось бы найти такого парня, но где его возьмешь? - сказала Мэйбл с покорностью в голосе. - В наше время таких нет. Без гроша в кармане не очень-то разговоришься.
- Беда в том, что никто даже сводить тебя никуда не может. Все сидят без работы, все на мели.
- Мы с Филом немного походим взад и вперед, а затем приткнемся в дверях какого-нибудь магазина и стоим, - сказала Глэдис, наклонившись и рисуя пальцем по пыли. - Мы и разговариваем-то немного. Он, правда, любит иногда поговорить о странных вещах. - Она выпрямилась и посмотрела на Бидди. - Ты пробовала когда-нибудь говорить о луне, стоя в подворотне? - спросила она.
Бидди промолчала.
- Посмотрели бы вы на того красавчика, что живет в одном доме с Энни на втором этаже, - сказала небольшого роста девушка, безостановочно что-то вязавшая. Она постоянно напевала "Любовь в цвету", и девушки прозвали ее "Цветиком".
- Да, я его знаю, - пренебрежительно сказала девушка в джемпере, познакомилась с ним на танцах. Танцует как медведь. Все ноги мне отдавил.
- А все равно он красивый. Плевать, что он плохо танцует, - решительно произнесла та, которую звали "Цветик".
- Я бы не стала водиться с парнем, который не умеет танцевать, заметила Глэдис.
- А как Фил по этой части? - спросила Мэйбл.
- Неплохо, - ответила Глэдис. - Но вот тот парень, с которым я встречалась раньше, так он даже в конкурсах участвовал.
- И как только ты их находишь? - спросила Мэйбл.
- Сама не знаю, - пожала плечами Глэдис с легкомысленным видом.
- Хочешь, скажу? - произнесла девушка в синем джемпере.
- Знаешь что - заткнись! - огрызнулась Глэдис.
Девушки засмеялись, но в смехе их не было радости, он даже не был веселым. Рассмеявшись, они словно признавали, что всех их волнуют одни и те же заботы и что им хочется на время забыть о них, шуткой отделаться от тяжелых дум.
Из ворот помещавшейся напротив фабрики папиросной бумаги вышли несколько девушек. Там работа была легче, менее напряженной, чем на обувной фабрике.
Девушки были в одинаковых синих спортивных костюмах из бумажной ткани; в руках у одной был баскетбольный мяч. Они стали перебрасываться им со смущенным смехом, словно стыдясь этой детской игры.
- Вот это да! Поглядите только на них! - выкрикнула девушка в синем джемпере. - А ну убирайтесь отсюда, вертихвостки!
В ответ одна из девушек высунула язык.
Девушка в синем джемпере окинула быстрым взглядом своих подруг. От удивления она даже открыла рот. Затем, словно убедившись, что ее чувства разделяют остальные, она приложила руку рупором ко рту и закричала:
- Эй вы, я кому говорю? Убирайтесь вон!
- Помолчи, Элли, - с досадой сказала Глэдис.
- А что они о себе воображают, - проворчала Элли, не спуская недовольных глаз с игравших в мяч девушек.
- Ты только себя унижаешь, когда так орешь, - заметила ей Глэдис, поглядывая то в одну, то в другую сторону.
- Эй, Биддп! Что ты скажешь о новой девчонке, - ну тот, что работает рядом с тобой? - спросила Мэйбл. - Лила Хэйл, что ли, ее зовут? Как она ничего? Вон они с Сэди идут.
Бидди посмотрела на девушек, приближавшихся к ним.
- Неплохая девочка, кажется. Ребенок еще, совсем ничего не смыслит. Похоже, что она Рону Хьюзу приглянулась.
- Рону! - презрительно усмехнулась Мэйбл.
- А что, - ведь и ты с ним когда-то гуляла. Мэйбл умолкла, погрузившись в воспоминания, не позволявшие ей отчитать Бидди как следует.
- Надо будет предупредить ее, - сказала Бидди.
Лила и Сэди присоединились к отдыхавшим девушкам. Лиле было лет пятнадцать, у нее были мягкие белокурые волосы и почти детская фигурка.
Она присела рядом со мной; когда я улыбнулся ей, она смутилась, и я почувствовал, что она не способна ответить мне такой же дружеской улыбкой. В замешательстве она отвернулась и стала смотреть на Сэди. Подруга продолжала прерванный разговор.