Болеслав Прус - Кукла
- Политика?.. - таинственно шепнул Жецкий.
- Какая там политика!.. Было у меня и время и возможность разочароваться в ней... Есть кое-что поважнее политики.
- Уж не изобретение ли Гейста?
- А ты откуда знаешь?
- От Шумана.
- Ах, правда... Я забыл, что Шуман всегда все знает. Тоже талант...
- И весьма полезный. Все же советую: подумай о пани Ставской, иначе...
- Ты ее отобьешь? - усмехнулся Вокульский. - Отбивай, отбивай. Даю слово, нуждаться вы не будете.
- Тьфу ты... да перестань, право! Свет бы вверх дном перевернулся, если бы такой старый хрыч, как я, помышлял о подобной женщине. Нет, тут есть кое-кто поопаснее... Мрачевский... Просто с ума сходит по ней и уже третий или четвертый раз поехал ее навестить... А женское сердце не камень...
- О... Мрачевский!.. Что, он уже не разыгрывает из себя социалиста?
- Какое! Теперь он говорит, что стоит, мол, человеку отложить первую тысчонку да вдобавок познакомиться с такой прелестной женщиной, как всякая политика вылетает вон из головы.
- Бедняга Клейн держался иных взглядов, - заметил Вокульский.
- Ну, что там Клейн, отчаянная башка! Хороший малый, но приказчик никудышный... Мрачевский - вот кто был бриллиант! Красавец, болтал по-французски, а как посматривал на покупательниц, как подкручивал усики... Этот своего не упустит, и вот увидишь, сманит он твою пани Ставскую!
Старик собрался уходить, но в дверях остановился и прибавил:
- Женись на ней, Стах, женись... Осчастливишь женщину, сохранишь торговое общество, а может, и магазин спасешь. Подумаешь, изобретения!.. Я еще понимаю в наше время политические цели, когда с минуты на минуту могут произойти события чрезвычайной важности. Но какие-то летательные машины... Впрочем, может, и они пригодятся? - прибавил он, подумав. - Гм... пожалуй, поступай как хочешь, только скорее решай насчет пани Ставской, потому что, ей-богу, Мрачевский зевать не станет. Он малый не промах! Летательные машины... Фу ты! Впрочем, кто знает... Может быть... может быть, и они на что-нибудь пригодятся!
Вокульский остался один.
"Париж или Варшава? - подумал он. - Там цель возвышенная, но, может статься, недостижимая, тут - несколько сот человек..."
- Которых я видеть не могу!.. - неожиданно вырвалось у него.
Он подошел к окну и постоял, глядя на улицу, просто чтобы прийти в себя. Но все его раздражало: движение экипажей, суета прохожих, их озабоченные или улыбающиеся лица... Более же всего расстраивал его вид женщин. Каждая казалась ему воплощением глупости и притворства.
"Рано или поздно каждая найдет своего Старского, - думал он. - Во всяком случае, каждая его ищет".
Вскоре его снова навестил Шуман.
- Дорогой мой, - смеясь, крикнул доктор еще в дверях, - можешь выгнать меня вон, но я все равно буду донимать тебя визитами...
- Да пожалуйста, приходи почаще! - ответил Вокульский.
- Так ты согласен?.. Чудесно... Наполовину ты вылечился... Однако что значит сильный мозг! Не прошло и двух месяцев тяжелой мизантропии, а ты уже способен снисходить к представителям человеческого рода, да к тому еще в моем лице. Ха-ха-ха!.. Ну, а если бы впустить в твою клетку этакую шикарную бабочку...
Вокульский побледнел.
- Ну, ну... знаю, что рано... Хотя, вообще говоря, пора бы тебе показаться на люди. Это окончательно бы тебя вылечило. Возьми, например, меня, - разглагольствовал Шуман. - Пока я сидел в четырех стенах, скучно мне было, как черту на колокольне; но чуть только вылез на свет божий, уж к моим услугам тысяча удовольствий. Шлангбаум старается меня обжулить и удивляется с каждым днем все сильнее, убеждаясь, что хоть на вид я прост, а все его ходы наперед угадываю. Он даже начал меня уважать...
- Довольно скромное удовольствие, - заметил Вокульский.
- Погоди! Второе удовольствие доставляют мне мои единоверцы из финансовых кругов; они, видишь ли, вбили себе в голову, будто я обладаю необычайным коммерческим даром, и вместе с тем надеются вести меня на поводу... Воображаю их горькое разочарование, когда выяснится, что мне не хватает ни коммерческой сноровки, ни наивности, пользуясь которой они рассчитывали сделать меня пешкою в своих руках...
- А ты так советовал мне объединиться с ними!
- Это особая статья. Я и нынче советую. Осмотрительный союз с умными евреями никого еще не оставлял в проигрыше, по крайней мере в финансовом смысле. Но одно дело - быть компаньоном, а совсем иное - пешкой, какою меня хотят сделать... Ох, евреи, евреи!.. в лапсердаках или во фраках, но обязательно пройдохи!
- Что, однако же, не мешает тебе обожать их и заключать сделки с Шлангбаумом?
- Это опять-таки особая статья, - возразил Шуман. - Евреи, по-моему, самая гениальная в мире раса, и вдобавок это моя раса, потому-то я восхищаюсь ими и, в массе, люблю их. Что же до сделок с Шлангбаумом... побойся бога, Стах! Умно ли было бы с нашей стороны, если бы мы грызлись друг с другом сейчас, когда надо спасать такое великолепное предприятие, как Общество по торговле с Россией? Ты бросаешь его на произвол судьбы, и оно либо разлетится, либо достанется немцам, то есть в обоих случаях стране будет нанесен ущерб. А так и для страны будет польза, и для нас...
- Я перестаю тебя понимать, - заметил Вокульский. - Евреи то великая нация, то пройдохи... Шлангбаума следует то выбросить из Общества, то принять... Польза от этого будет то для евреев, то для нашей страны... Совершенная путаница!
- Это у тебя, дорогой мой, мозги набекрень... Никакой путаницы нет, все ясно как день. Единственно кто кое-как движет вперед отечественную промышленность и торговлю, это евреи, и потому каждое их экономическое достижение способствует развитию страны... Понятно?
- Об этом надо бы еще поразмыслить... Ну, а каково твое следующее удовольствие?
- Преогромное. Представь себе, при первой же вести о моих грядущих финансовых успехах меня уже хотят женить... Это меня-то, с моей еврейской мордой и лысиной!..
- Кто?.. на ком?
- Ну конечно, наши знакомые. А на ком?.. На ком угодно! Хоть на христианке, и вдобавок из самого благородного семейства, лишь бы я крестился...
- А ты?..
- Знаешь, я готов попробовать, просто из любопытства. Интересно посмотреть, как молодая, красивая, благовоспитанная христианка из хорошего дома будет мне признаваться в любви... Тут, братец мой, целый миллион удовольствий. Вот бы я позабавился, глядя, как она старается добиться моей руки и сердца! Вот бы позабавился, слушая, как она декламирует о своей жертве на благо семьи, а может, и родины. И, наконец, вот еще развлечение наблюдать, как она станет вознаграждать себя за свою жертву, изменяя мне по старому ли методу, то есть тайком, или по-новому, то есть открыто, и даже, может быть, требуя моего попустительства...
Вокульский за голову схватился.
- Ужасно... - вырвалось у него.
Шуман искоса следил за ним.
- Старый романтик... старый романтик!.. - произнес он. - Ты хватаешься за голову, потому что в твоем расстроенном воображении все еще гнездится химера идеальной любви, женщины с ангельской душой... Такие попадаются не более одной на десяток-значит, у тебя девять шансов против одного, что такой ты не встретишь. А хочешь знать, каково большинство?.. Присмотрись, как люди живут. Либо мужчина, как петух, увивается за десятком кур, либо женщина, как волчица в феврале, приманивает к себе целую стаю одуревших волков или псов... И, скажу тебе, нет ничего унизительнее, чем оказаться в этакой стае и попасть в зависимость от волчицы... Тут лишишься и богатства, и здоровья, и сердца, и энергии, а напоследок и рассудка... Стыд и срам тому, кто не способен вырваться из такой грязи.
Вокульский сидел молча, с широко открытыми глазами. Потом тихо сказал:
- Ты прав...
Доктор схватил его за руку и, сильно встряхнув ее, закричал:
- Я прав?.. И ты это говоришь?.. Ну, значит, ты спасен... Да, из тебя еще будет толк. Плюнь на все прошлое: на собственные горести и на чужую подлость... Найди себе какую-нибудь цель, все равно какую, и начинай новую жизнь. Продолжай зарабатывать деньги или делай замечательные открытия, женись на Ставской или основывай новое торговое общество - только стремись к чему-нибудь и что-нибудь делай. Понятно? И боже тебя упаси прилепиться к женской юбке! Люди с твоей энергией командуют, а не исполняют, руководят, а не идут на поводу... Особа, имевшая возможность выбирать между тобою и Старским и выбравшая Старского, тем самым доказала, что недостойна даже его... Вот мой рецепт, ясно? А теперь будь здоров и оставайся со своими мыслями.
Вокульский не удерживал его.
- Сердишься? - спросил Шуман. - Не удивительно, я выжег тебе основательную язву; а то, что осталось, само пройдет. Ну, будь здоров.
После ухода доктора Вокульский распахнул окно и расстегнул ворот рубашки. Ему было душно, жарко, казалось - вот-вот его хватит удар. Он вспомнил Заславек и обманутого барона, при котором сам играл почти такую же роль, какую Шуман при нем...
Он дал волю воображению, и рядом с видением панны Изабеллы в объятиях Старского ему представилась стая запыхавшихся волков, гоняющихся по снегу за волчицей... И он был тоже среди них!..
