Бунт - Владислав Реймонт
Под конец прибыли журавли. И эти густые толпы больших и малых хищников, куриных и травоядных – весь народ пущи с радостным гамом свободы утолял жажду и купался в безопасности, под защитой вечных законов, запрещающих под страхом смерти охотиться у водопоя.
Рекс лежал под сосной, заметный для всех, враждебный всем своей огромностью и совершенным вчера на этом месте преступлением. Однако никто его не трогал.
Все проходили мимо него, будто не замечая. Ни один глаз не покосился в его сторону. Все проходили мимо спокойно, словно его там и не было.
Рекса пронизало беспокойство: он не доверял этому равнодушию, под ним, должно быть, скрывался какой-то обман. Равнодушие волков особенно заставляло быть начеку. Но как только заря заиграла пурпуром на водах, лесной народ растворился так быстро и беззвучно, как обрывки тумана. Остались лишь журавли. Они расселись у озера большими стаями и, окружив себя многочисленными часовыми, начали учить молодняк летать. Время от времени в небо взмывали небольшие стайки во главе с вожаками и, описывая круги, поднимались все выше над лесами, под розовеющие облака, и там, выстроившись в клинья, казалось, исчезали в небесной бездне, так что лишь протяжный клекот обозначал их заоблачные пути.
Возвращались они в том же порядке, чтобы после отдыха начать заново.
Рекс мечтал о мести за недавние унижения, так что как только опустилась ночь и лоскуты тумана заволокли просеку, он начал подползать к стаям, пытаясь различными хитростями проскользнуть мимо часовых, стоявших на одной ноге и укрывавших голову под крылом. Но прежде чем он успел достичь линии, на которой они несли свою службу, раздался долгий крик, и тяжелые, словно дубины, клювы обрушились ему на спину.
Взмыленный пес с неутоленной жаждой мести быстро заснул, закопавшись в подстилке.
Уже была поздняя ночь, луна плыла над лесами, воды дрожали непрестанно искрящимся блеском, туманы серебряной пряжей наматывались на травы и маленькие кустики, когда вдруг где-то над берегом озера раздалось рыдающее журавлиное пение.
Пуща онемела в изумлении и восхищении. Мгновенно стихли звуки борьбы и погони, лес застыл и прислушался, зачарованный пением, разносящимся из незамутненной тишины прелестью неутоленной тоски и мечтаний. Как будто что-то самое сокровенное, скрытое в глубине каждой души, давало знать о себе, будило и увлекало.
Рекс, сам не понимая как, добрался до журавлиной сторожевой линии, притаился в траве и навострил уши, забыв о собственной безопасности.
Журавли заполняли берега озера, заткнув свои шеи под крылья, но один из них, по-видимому вожак и бард одновременно, глядел на луну и пел протяжным, обрывающимся, но таким мелодичным голосом, который, казалось, весь был соткан из серебристых искр и тонких ароматов. Иногда он расправлял крылья и, хлопая ими, кружился вокруг себя в каком-то церемониальном танце, и его песня звучала все выше, торжественнее и тоскливее. Он пел рапсодию о далеких-далеких путешествиях к закату солнца! О необъятных землях, высочайших горах и шумящих морях. Он воспевал очарование золотой пустыни, голубых рек, пальмовых рощ и обжигающего солнца. Он пел о землях, где не ступала нога человека и где каждое создание живет свободно, счастливо и в безопасности. Он выводил какие-то сказки, услышанные от праотцев, собранные по пустыням и вырвавшиеся из несчастных истомленных сердец.
Рекс задрожал, почувствовав волчий смрад: под соснами замелькали зеленые глаза, лисы беспокойно закрутились и, ударяя хвостами, подползали все ближе; рыси повисли на ветвях. Даже мерзкие кабаны устроились тут же целой стаей и обратили свои рыла к луне. Табун оленей с целым лесом рогов на могучих головах будто врос в землю и прислушивался к пению. Тучи пернатых окутали все деревья и кусты. Почти весь лесной народ спешил со всех сторон и, казалось, в каком-то молитвенном сосредоточении грезил наяву волшебными видениями утраченного рая. Слабели в них воспоминания о повседневной жизни – воспоминания о борьбе, голоде и убийствах. Дыхание вечной тоски объединяло все эти плененные души и уносило их в раздумья о будущем.
Вожак пел без устали, а вторили ему время от времени сухие клацанья клювов или внезапный жалобный крик, раздающийся посреди стаи.
Перед рассветом, когда зашла луна и повеяло холодом из мрачных глубин, песнь замолкла и просека вмиг опустела. Журавли заснули, туманы раскинулись над ними белесыми полотнами, леса замолчали, лишь на стороже-вой линии временами раздавался острый крик часовых.
Рекс не мог опомниться. Не мог найти себе места, его все что-то беспокоило, так что едва дождавшись наступления дня, он помчался в поля, в светлый широкий мир. Он бежал к своим. И чувствовал в себе такую перемену, что не обращал внимания на переполошившихся зайцев. Сердце Рекса было наполнено счастьем и любовью. Он дружеским лаем приветствовал встреченных по дороге куропаток. Купался в покрытых росой колосьях. На пастбище он разорвал путы коня, который никак не мог выбраться из канавы.
«К восходу солнца! На восток!» – звучали в его ушах запомнившиеся обрывки.
Именно в это время совершалось чудо восхода солнца. Оно поднималось, огромное и красное, зримое свидетельство благодати, острый глаз, милосердно глядящий на мир.
В Рексе родилась какая-то идея, еще темная, неясная, но не дающая ему покоя и поражающая невиданной дерзостью. Идея путешествия туда, куда улетают журавли, в те благословенные земли, где нет человека и царят свобода и счастье.
Он пробегал через знакомую деревню, псы встречали его недоверчиво, некоторые из них обнажали клыки, но как только Рекс приветственно залаял, они ринулись вместе с ним по направлению к усадьбе.
Пес присел на пограничном холме и в порыве радости загадочно заскулил.
– Я прибежал, чтобы вывести наш род из человеческой неволи. Собирайтесь. Ждите меня на горе у леса. Расскажу все по порядку.
Он тут же прыгнул в колосья: по дороге приближались воловьи упряжки, тянувшие за собой тяжелые скрипящие возы, груженные зерном. Кнуты беспрестанно обрушивались на спины животных.
Уже у самого двора на дороге он увидел, как мальчишки, надев
