Мемпо Джардинелли - Жаркая луна. Десятый круг ада

— Вы знаете, кто я?

— Не имею чести.

— Я — полковник Альсидес Карлос Гамбоа Боскетти.

Рамиро приподнял одну бровь.

— Вам это ничего не говорит?

— Нет, извините.

— Понятно, вы тут новенький, изволили недавно приехать. Я начальник полиции всей провинции Чако.

Начальник, похоже, был в восторге от своей собственной персоны.

— Весьма польщен, — сказал Рамиро.

Субъект кивнул несколько раз. Потом вытянул вперед губы, поглаживая подбородок.

— Вы создаете нам серьезные затруднения, доктор Бернардес.

— Понимаю, я отдаю себе в этом отчет, но что же я могу сделать?.. Я рассказал уже два раза все, что должен был рассказать, но инспектор Альмирон мне, видно, не верит.

— Не в этом дело, — сказал военный доверительным тоном, почти дружески, и вздохнул. — Я вам хорошенько объясню: мы знаем, что вы убили доктора Теннембаума. Нам, вероятно, придется здорово поработать, чтобы доказать это, но это не важно. Если здесь, у нас, полиция хочет что-то доказать, то она доказывает это, и вся недолга, вы меня понимаете? Здесь вам не Франция, доктор, нет, мы живем в стране, где идет война, конечно, внутренняя, однако все равно война. Эге?! Короче говоря, я хочу, чтобы мы поняли друг друга.

— Я никого не убивал.

— Дорогой мой доктор Бернардес, когда я говорю, что хочу, чтобы мы поняли друг друга, я этим хочу сказать, что мы доподлинно знаем, что вы убили Теннембаума. Это не догадки. Не ясно, зачем вы это сделали, но меня, откровенно говоря, это и не интересует. Если мы действительно зададимся целью заставить вас говорить… — Он сделал паузу. — Вы знаете, что мы добьемся этого. У нас есть методы… Эге?!

Рамиро вздрогнул. Он вспомнил рассказы беженцев, которые он слышал и читал в Париже, хотя никогда особенно не верил в эти ужасы. Он решил рискнуть.

— Вы будете меня пытать, полковник? Я думал, этот метод вы применяете только к бунтовщикам. Или к тем, кого вы считаете бунтовщиками.

— Я бы употребил другие выражения, однако я с вами спорить не собираюсь. Но вот что… — он помешкал секунду, — мне очень жаль, что именно вы замешаны в этом преступлении.

— Что значит «именно я»?

— Потому что мы надеялись на вас. У нас не так много людей, хорошо подкованных и идеологически не развращенных.

— Что вы имеете в виду?

— Опять постараюсь выразиться как можно яснее, доктор: вы были приняты в университетский штат не только благодаря вашим знаниям и дипломам. Это было бы невозможно без нашего согласия, мы — военные — взяли на себя определенные обязательства в этой стране. Вы представляете собой нечто вроде человеческого резерва, личность, которая нас очень интересует. И до сих пор все сведения о вас были безукоризненными. Вы понимаете? И это… Одним словом, это убийство перечеркивает все. Поэтому я хочу, чтобы мы друг друга поняли, и так уж и быть, скажу вам прямо: если вы сознаетесь, то мы сможем вам помочь.

— Я не вполне понимаю, что вы мне предлагаете… даже если бы я на самом деле был убийцей. — Рамиро боролся с собой, чтобы не сжимать руки, не цепляться за стул; он был в панике.

— Я говорю, что, если вы признаетесь, мы сможем все уладить. Многое смягчить. — Он подчеркнул слово «многое». — Вы догадываетесь, что не из-за каждого преступленьица, которые, кстати, случаются здесь очень редко, явится начальник полиции, дабы поговорить с подозреваемым, не так ли? Вы понимаете, что у меня достаточно других дел, касающихся политической ситуации, национальных интересов. Из этого следует, что раз я пришел повидать вас лично, вы нас интересуете. Именно вы, а не тот пьяница. И я могу помочь вам. Я хочу вам помочь. Вы понимаете меня?

— Я никого не убивал.

— Черт побери, Бернардес! — Он поправил платок на шее. — Вам нужно только признаться, и вы выйдете отсюда незапятнанным. Я это устрою. А потом у нас будет время поговорить, потому что мы участвуем в процессе, который будет длиться долго, поймите… Процесс, в котором главным врагом являются гражданская смута, международный коммунизм, мировое организованное насилие. Наша цель — уничтожить терроризм, чтобы создать новое общество. И если я прошу вас признаться, так это потому, что мы должны заниматься любым преступлением, какова бы ни была его причина, потому что мы должны построить такое общество, в котором будет править образцовый порядок, и этот порядок не разрешает нам принять убийство, тем более совершенное человеком, который может быть нашим другом. Вы понимаете меня? И кроме того, убийство — это недостаток уважения, это покушение на все существующее, на жизнь. А жизнь и собственность должны быть так же святы, как сам Господь Бог.

— Но я не убивал Теннембаума. И я не знаю, захотел бы я сотрудничать с вами или нет.

— Ну, это еще посмотрим… Потому что в этой стране, сейчас, вы или с нами, или против нас. Середины не существует.

Рамиро молчал. Гамбоа Боскетти обеими руками расправил усики. Потом вытащил из кармана надушенный лавандой платок и вытер себе лоб. Он продолжал говорить дружеским тоном:

— Видите ли, дело в том, что вы должны теперь признаться по-хорошему, а мы все уладим, ко всеобщему удовольствию. Само собой разумеется, мы не хотим, чтобы на вас легло пятно.

Рамиро до смерти хотелось спросить, что произойдет в обратном случае, если он не признается, но этим бы он выдал себя. Он был поражен речью этого чистенького человечка, старающегося завлечь его, внушить доверие. Но страх не покидал его, и молчание по-прежнему было его лучшим козырем. Он уверял себя, что они не смогут ничего доказать; было совершенно очевидно, что, пока они не знают истинной причины того, что произошло с Арасели, они не смогут обосновать свое обвинение в убийстве. Вероятно, он был последним лицом в Чако, которому зачем-то понадобилось убивать Теннембаума. Правда, в дальнейшем ему нужно будет жестко поговорить с девушкой, чтобы она вела себя осторожнее, но это уже другой вопрос. Кроме того, хоть она и сводила его с ума, он не был уверен, что хочет продолжать эти отношения. Все это он обдумает потом. Сейчас же он будет продолжать все отрицать, хотя Гамбоа Боскетти недвусмысленно угрожал ему пытками.

— Что вы мне скажете? — спросил военный.

— Не знаю, чего именно вы ждете, господин полковник.

— Вы признаетесь?

— Мне не в чем признаваться.

— А вы упрямы, э?! — Похоже, что этому типу все дело казалось забавным. — Но имейте в виду, у нас есть данные, которые заставят вас говорить, Бернардес; и не только те, о которых вы догадываетесь… Например, водитель грузовика…

XVII

Рамиро опять почувствовал, что внутри у него все сжалось, как в тисках. Сердце будто остановилось. Но поскольку он и так все время был напряжен, то теперь надеялся, что не выдал себя. Померить бы ему сейчас процент адреналина в крови, оказалось бы, что кровь будто заменили. Он весь застыл в ожидании и старался не дышать, когда Гамбоа кивнул, чтобы привели свидетеля.

В канцелярию, вслед за Альмироном, вошел человек. Он был ниже, чем представлял его себе Рамиро, но сильный и мускулистый. Мощные плечи, а на руке татуировка с изображением сердца, с его инициалами. На нем была полотняная толстая рубашка с короткими рукавами, очень поношенные джинсы и матерчатые туфли на веревочной подошве. Шофер скомкал тирольскую шляпу из непромокаемой материи, с пером на боку; в эту летнюю, жаркую ночь она была ни к чему. Он явно был напуган — еще бы, попал в полицейский участок!

— Здрасьте! — медленно произнес он.

Гамбоа, сидя за письменным столом и не переставая качать ногой, строго спросил его, указав на Рамиро:

— Вы знаете этого человека?

Мужчина помял шляпу, которую прижимал к животу. Он слегка пожал плечами и посмотрел на Рамиро, вглядываясь в него. Рамиро тоже посмотрел ему в глаза, пропадать так пропадать, терять нечего, и даже задрал вверх подбородок: чисто одетый, гладко причесанный, университетский профессор да и только. Он хотел своим видом смутить водителя грузовика.

— Не уверен.

— Встаньте! — приказал Гамбоа очень сухо.

Рамиро поднялся со стула.

— Обойдите вокруг письменного стола.

Рамиро прошелся вокруг стола. Гамбоа опять обратился к водителю:

— Ну как, узнаете?

— Как будто похож, сеньор, но… по правде, я не уверен. Было очень темно, и я думал о другом.

— Черт возьми, он же сидел рядом с вами! Что с того, что он на кого-то похож. Он или не он?

Водитель грузовика был так же напуган, как и Рамиро. Он нервно перекладывал свою тирольскую шляпу из руки в руку, потом облизнул языком губы.

— Может, если сеньор заговорит…

— Скажите что-нибудь! — приказал Гамбоа Рамиро.

— Что вы хотите услышать от меня, полковник? — Рамиро выбирал слова и произносил их с почти академической точностью. — В жизни своей я не видел этого человека и не понимаю, каковы ваши намерения.