Мемпо Джардинелли - Жаркая луна. Десятый круг ада
Они молча отделились друг от друга и привели в порядок одежду. Они пошли к дому, шагая так же степенно, как и тогда, когда входили в парк.
На полдороге к дому из парка вышел какой-то человек; волосы на голове у Рамиро стали дыбом, когда он подумал, что кто-то мог их увидеть. И он остановился как вкопанный, ощетинившись, когда узнал инспектора Альмирона.
XV
— Добрый вечер, — сказал Альмирон. Потом, обращаясь к Арасели: — Добрый вечер, сеньорита.
Они поздоровались с инспектором, слегка наклонив голову.
— Доктор, необходимо, чтобы вы последовали за мной.
— В этот час, инспектор?
— Да, пожалуйста. — И он опять посмотрел на Арасели. — Идите спокойно домой, сеньорита Теннембаум.
Арасели послушалась и удалилась покорно, не прощаясь ни с кем из них. Она даже не взглянула на Рамиро.
— Это арест, инспектор? В чем дело?
— Прошу вас, следуйте за мной, поговорим в Управлении.
— Еще какие-то формальности?
— Доктор, мы стараемся действовать деликатно.
— В этой стране полиция никогда не отличалась особой деликатностью, инспектор.
— Идите за мной, пожалуйста.
Альмирон повернулся и пошел к светло-серой машине марки «форд фалькон». Рамиро заметил, что у автомобиля не было номера. С другой стороны дороги вышел низенький толстый человек, одетый в лоснящийся темно-синий костюм из синтетической материи. Все трое влезли в машину, которой управлял третий полицейский, огромный темнокожий человек с закатанными рукавами рубашки, в руках у него был влажный от пота платок.
Они ехали в Ресистенсию в полном молчании. Рамиро предпочел ни о чем не спрашивать и не иронизировать. Атмосфера в «фальконе» была ледяная, несмотря на пылающую от жары ночь, и Рамиро стал смотреть на луну через раскрытое окошко машины. Воздух был горячий, вся местность была горячей в этом декабре семьдесят седьмого. Он вспомнил об Арасели, подумал о том, что замешан в очень грязной истории, и ужаснулся.
Приехав в Управление, Альмирон и низенький тип привели его в ту же комнату, где Рамиро побывал в полдень. Лампочка ярко освещала помещение и нагревала его еще сильнее. Рамиро посадили на стул. Альмирон взял другой стул, сел задом наперед и начал рассматривать свои руки, как бы показывая этим, что времени у него больше чем достаточно. Второй остался у полуоткрытых дверей.
— Послушайте, доктор, — сказал Альмирон, вздохнув наигранно, — признаюсь вам, что в этом деле есть много несовпадающих деталей. Расскажите мне снова, со всеми подробностями, что вы делали вчера ночью.
Рамиро послушался. В течение долгого времени уверенным голосом он четко повторял все то, что уже раньше рассказывал. Он добавил подробностей, рассказал о встрече с полицейским патрулем и припомнил, о чем они говорили с Теннембаумом: о дружбе доктора с отцом Рамиро, о Мишеле Фуко (Рамиро был уверен, что Альмирон не имел понятия, о ком шла речь, но это позволило ему лишний раз напомнить о парижском прошлом). И наконец, он добавил, что его мать может засвидетельствовать точный час, когда он вернулся домой. Он закончил, испытывая удовлетворение от всего сказанного.
— Хотите, я скажу вам правду, доктор? — заговорил Альмирон, кивнув головой.
Рамиро посмотрел на него, нахмурившись.
— Я думаю, что все, что вы рассказываете, это правда на девяносто девять процентов. Меня беспокоит этот недостающий процент.
Рамиро продолжал смотреть на него, не отвечая. Его загнали в ловушку, но молчание было его козырем. Он ни на шаг не отступит от своей версии. Он будет повторять то же самое еще двадцать раз, и его никто не собьет. И чем больше он будет рассказывать эту историю, тем скорее убедится сам, что все произошло именно так. И если его начнут обвинять, он будет отрицать это. Отрицать, все время отрицать.
Альмирон начал снова:
— Показательно, что ваших отпечатков пальцев в машине больше, чем отпечатков Теннембаума. На руле и на переключателе скоростей.
— Но я и в самом деле почти все время вел машину.
— Но судя по вашему рассказу, вы не можете знать, сколько времени управлял машиной Теннембаум, — подскочил инспектор.
Рамиро упрекнул себя в поспешности. Идиот, зачем было говорить лишнее?
— Вы сами сказали, что он разбился или что-то в этом роде. Так что управлять ему все-таки пришлось, не так ли?
— Именно поэтому я обратил внимание на то, что нашлось так мало его отпечатков пальцев. Как будто одним ударом его лишили сознания, — и он посмотрел Рамиро в глаза, — а потом прикладывали его руки, чтобы оставить отпечатки.
Рамиро пожал плечами. Но ему было очень страшно. Он проглотил слюну и посмотрел на лампочку, чтобы отвлечься.
— И еще, — Альмирон говорил медленно и тихо, как будто очень устал, с какой-то покорностью, — сдается мне, что Теннембаума просто посадили за руль. Не видели вы, взял ли он кого-нибудь в машину после того, как высадил вас возле вашего дома?
— Нет, если бы я увидел, я бы вам об этом сказал.
— Ясно.
Альмирон зажег другую сигарету, не угостив его.
— Судебный врач говорит, что на трупе он нашел след удара, вроде синяка — вот здесь, на подбородке. — И он показал на свой, шлепнув себя два раза. — По-моему, его ударили, чтобы оглушить, потом посадили за руль, включили мотор, и машина рванула вперед.
«У вас богатая фантазия», — чуть не сказал Рамиро.
Но он поклялся только отвечать на конкретные вопросы. Однако поднял голову и сказал:
— Вы думаете, это я его убил?
Альмирон посмотрел на него, и оба выдержали, не сморгнув, несколько секунд, глядя упорно друг на друга. Рамиро понял, что этот человек очень хитер и совсем не глуп.
— Что-то мне подсказывает, что это так, ничего не могу с собой поделать. — Похоже было, он сожалеет, что говорит об этом. — Но я не могу ничего доказать. Не нахожу причины, которая заставила бы вас это сделать, хотя… Послушайте, вы преуспевающий молодой человек, учились во Франции, такое не часто встречается в наших краях. И возвращаетесь вы во времена, особые для страны. Насколько я знаю, вас ждет место профессора в университете, у вас нет никаких судимостей, у вас прекрасные связи, знакомства, вас не затронуло то, что здесь происходит… Мы также удостоверились, что ваши семьи и впрямь связывает старинная дружба. Таким образом, нет причины, которая заставила бы вас убить деревенского врача. Однако… Какие у вас отношения с сеньоритой Теннембаум?
Рамиро весь сжался, чтобы не подскочить на стуле. Но почувствовал, как напряглись все его мускулы. Он подумал, что мог бы задницей перерезать проволоку.
— Да, мы друзья. Я друг всей семьи. Когда я уезжал из Чако, она была еще крошкой. Я увидел ее вновь только вчера вечером.
— Красива, не правда ли? — Альмирон смотрел на него, приподняв одну бровь. Он не улыбался, но Рамиро почувствовал усмешку.
— Да, она очень красива.
XVI
Они несколько мгновений упорно смотрели друг на друга, пока Рамиро не упрекнул себя в том, что глупо было изображать из себя храбреца. Надо было вести себя как можно естественнее, но естественность у него никак не получалась. Да и не могла получиться. Надо изобразить хотя бы досаду: он скрестил ноги и откинулся на спинку стула.
— Кое-кто хочет поговорить с вами, — сказал Альмирон.
Он встал и позвал низенького человека. Инспектор кивнул ему, и тот сразу понял. Он вошел почти бегом. Рамиро испугался. Сильно забилось сердце.
Тут же вошел человек среднего роста, очень худой, еще более худой, чем Альмирон. Ему было около пятидесяти. На нем были полотняные кремовые брюки, отлично отутюженная рубашка в голубую и белую полоску, на шее красовался шелковый платок. У него был загар преуспевающего человека; над верхней, очень мясистой губой торчали усики с проседью, вполне дополнявшие седоватые бакенбарды. На безымянном пальце было огромное кольцо с печаткой из массивного золота. Он присел на письменный стол, болтая одной ногой. По его наглости и уверенности Рамиро сразу и безошибочно определил в нем военного.
— Вы знаете, кто я?
— Не имею чести.
— Я — полковник Альсидес Карлос Гамбоа Боскетти.
Рамиро приподнял одну бровь.
— Вам это ничего не говорит?
— Нет, извините.
— Понятно, вы тут новенький, изволили недавно приехать. Я начальник полиции всей провинции Чако.
Начальник, похоже, был в восторге от своей собственной персоны.
— Весьма польщен, — сказал Рамиро.
Субъект кивнул несколько раз. Потом вытянул вперед губы, поглаживая подбородок.
— Вы создаете нам серьезные затруднения, доктор Бернардес.
— Понимаю, я отдаю себе в этом отчет, но что же я могу сделать?.. Я рассказал уже два раза все, что должен был рассказать, но инспектор Альмирон мне, видно, не верит.
