Генрик Ибсен - Росмерcхольм
Ребекка. Да, только напряги для этого все свои силы, и ты увидишь, что победишь.
Росмер. Мне кажется, это должно удаться. О, как радостно будет жить тогда! Никакой вражды, ожесточенной борьбы. Только благородное соревнование. Все взоры направлены на одну цель. Воля всех, умы всех устремлены вперед... ввысь... Каждый идет своим, естественным для него, необходимым путем. Счастье для всех - создаваемое всеми. (Случайно взглянув в окно, вдруг весь содрогается и мрачно произносит.) О-о!.. Только не мною.
Ребекка. Не?.. Не тобой?
Росмер. И не для меня.
Ребекка. Ах, Росмер, не поддавайся таким сомнениям!
Росмер. Счастье, дорогая Ребекка, счастье - это прежде всего тихое, радостное сознание, что совесть твоя свободна от вины.
Ребекка (глядя перед собой). Да, это - насчет вины.
Росмер. Ах, ты не можешь судить об этом. Но я...
Ребекка. Ты - меньше всего.
Росмер (указывая в окно). Водопад!
Ребекка. О Росмер!..
Мадам Хельсет заглядывает в дверь справа.
Мадам Хельсет. Фрекен.
Ребекка. Потом, потом. Не сейчас.
Мадам Хельсет. На одно слово, фрекен.
Ребекка подходит к двери. Мадам Хельсет что-то сообщает ей, и они шепотом обмениваются несколькими словами. Затем мадам Хельсет кивает головой и уходит.
Росмер (с беспокойством). Не ко мне ли кто?
Ребекка. Нет, это по части хозяйства... Ты бы прошелся теперь подышать свежим воздухом, Росмер. Хорошенько прогулялся бы. Подольше.
(*797) Росмер (берет шляпу). Пойдем вместе.
Ребекка. Нет, милый, я сейчас не могу. Придется тебе одному. И стряхни ты с себя все эти тяжелые думы. Обещай.
Росмер. Никогда мне, верно, не стряхнуть их - вот чего я боюсь.
Ребекка. Но как может нечто, до того неосновательное, так захватить тебя!..
Росмер. К сожалению, это, пожалуй, не так уж неосновательно. Я всю ночь лежал и думал об этом. Беата, пожалуй, все-таки не так уже ошиблась.
Ребекка. В чем?
Росмер. Не так уже ошиблась, когда решила, что я люблю тебя, Ребекка.
Ребекка. Не ошиблась в этом?
Росмер (кидает шляпу на стол). Я все хожу и мучусь этим вопросом - не обманывали ли мы себя сами все время, называя наши отношения дружбой?
Ребекка. Ты разве думаешь, что их с таким же основанием можно было бы назвать...
Росмер. ...Любовными отношениями. Да, думаю. Еще при жизни Беаты все мои мысли принадлежали тебе. К тебе одной тянуло меня. Возле тебя я ощущал эту тихую радость, это не знающее желаний блаженство. Если пораздумать хорошенько, Ребекка, то сблизившее нас вначале чувство было похоже на тайную влюбленность детей. Ничего не требующую, ни о чем не мечтающую. Разве не было и у тебя такого ощущения? Скажи!
Ребекка (борясь с собой). Ах... не знаю, что и сказать.
Росмер. И эту-то задушевную нашу жизнь друг в друге и друг для друга мы принимали за дружбу. Нет... знаешь, наши отношения были духовным браком... пожалуй, с самых же первых дней. Вот в чем и грех мой. Я не имел права на это... не должен был позволять себе этого из-за Беаты.
Ребекка. Не должен был позволять себе быть счастливым? Ты так думаешь, Росмер?
Росмер. Она смотрела на наши отношения глазами своей любви. Судила о них, мерила их меркой своей любви. Вполне естественно. Беата и не могла судить иначе.
(*798) Ребекка. Но как же ты можешь обвинять себя самого в заблуждении Беаты!
Росмер. Из любви ко мне... своеобразной, но все-таки любви... она бросилась в водопад. Это непреложный факт, Ребекка. И через него мне никогда не перешагнуть.
Ребекка. Ах, да не думай ты ни о чем, кроме той великой, прекрасной задачи, которой ты решил посвятить свою жизнь!
Росмер (качая головой). Задачу эту, верно, никогда не удастся решить. Мне не удастся. После того, что я теперь знаю.
Ребекка. Почему же тебе не удастся?
Росмер. Потому, что никогда не восторжествовать тому делу, начало которому положено во грехе.
Ребекка (порывисто). Ах, эта родовая мнительность... родовая робость... родовая щепетильность! У вас тут ходит поверье, что мертвецы возвращаются на землю в образе вихрем проносящихся белых коней. По-моему, и все, о чем ты сейчас думаешь, - это в том же роде.
Росмер. Пусть будет, чем угодно. Не все ли равно, раз я не могу отделаться от этого. И ты поверь мне, Ребекка, - оно так и есть, как я говорю. Дело, которое должно восторжествовать, одержать прочную победу, может быть совершено лишь человеком с радостной, свободной от вины совестью.
Ребекка. Разве тебе так уж необходима радость, Росмер?
Росмер. Радость? Да, именно.
Ребекка. Тебе? Ты даже никогда не смеешься!
Росмер. Тем не менее. Поверь, во мне живет подлинная склонность к радости.
Ребекка. Ну, теперь тебе пора, дорогой друг. Пройдись хорошенько, подальше... как можно дальше. Слышишь?.. Вот твоя шляпа. А вот и палка.
Росмер (берет от нее). Благодарю. А ты не пойдешь со мной?
Ребекка. Нет, нет, мне теперь нельзя.
Росмер. Ну, хорошо. Ты все равно со мной. (Уходит, через переднюю.)
(*799) Ребекка (немного погодя выглядывает в открытую дверь. Затем идет к двери направо. Отворяет ее и говорит вполголоса). Ну, мадам Хельсет, теперь можете впустить его. (Идет к окну.)
Вскоре справа входит ректор Кролл и молча, церемонно кланяется, держа шляпу в руке.
Кролл. Так он ушел?
Ребекка. Да.
Кролл. Обыкновенно он далеко уходит?
Ребекка. О да. Но сегодня трудно предусмотреть, что он сделает. И поэтому, если не хотите столкнуться с ним...
Кролл. Нет, нет. Я хотел поговорить с вами. И наедине.
Ребекка. В таком случае лучше нам не терять времени. Садитесь, господин ректор. (Садится у окна в кресло.)
Кролл садится на стул рядом.
Кролл. Фрекен Вест... вы едва ли можете себе представить, как глубоко, как больно поразил меня... этот переворот в Йуханнесе Росмере.
Ребекка. Мы предвидели, что так будет - вначале.
Кролл. Только вначале?
Ребекка. Росмер твердо надеялся, что рано или поздно вы примкнете к нему.
Кролл. Я!
Ребекка. И вы и все остальные его друзья.
Кролл. Вот видите! Какая слабая у него способность суждения, как плохо он понимает людей и житейские условия.
Ребекка. Впрочем, раз он чувствует необходимость стать свободным во всех отношениях...
Кролл. Да, но вот... этого-то именно я и не думаю.
Ребекка. Что же вы думаете?
Кролл. Я думаю, что за всем этим стоите в ы.
Ребекка. Это вас надоумила ваша жена, ректор Кролл.
(*800) Кролл. Безразлично, кто бы ни надоумил. Суть в том, что у меня возникают подозрения... чрезвычайно сильные подозрения, говорю я, когда припомню и соображу хорошенько все ваше поведение с тех самых пор, как вы появились здесь.
Ребекка (смотрит на него). Сдается мне, было время, когда вы чрезвычайно сильно верили в меня, дорогой ректор. Верили всем сердцем, могла бы я сказать.
Кролл (глухо). Кого вы не околдуете - раз зададитесь этой целью.
Ребекка. Так я задавалась такой целью?
Кролл. Да. Я уж не так прост теперь, чтобы воображать, будто в вас говорило хоть что-либо похожее на чувство. Вы попросту хотели добиться доступа в Росмерсхольм. Укрепиться здесь. Вот в чем я должен был помочь вам. Теперь я это вижу.
Ребекка. Так вы, значит, совсем забыли, что это Беата просила, умоляла меня переехать сюда.
Кролл. Да, когда вы успели околдовать и ее. Или можно назвать то чувство, которое она стала питать к вам, дружбой? Оно перешло в настоящее обожание... восторженное поклонение! Выродилось - как бы это сказать - в своего рода отчаянную влюбленность. Да, это настоящее слово.
Ребекка. Не угодно ли вам припомнить, в каком состоянии находилась ваша сестра. Что до меня, то я не думаю, чтобы я могла считаться сколько-нибудь восторженной натурой.
Кролл. Нет, разумеется, этим вы не страдаете. Но тем опаснее вы для людей, над которыми хотите приобрести власть. Вам легко действовать с полным сознанием своего превосходства и верным расчетом именно потому, что у вас ледяное сердце.
Ребекка. Ледяное? Вы так уверены в этом?
Кролл. Теперь вполне уверен. Иначе вы разве могли бы так неуклонно, год за годом, преследовать здесь свою цель? Да, да... вы достигли, чего хотели. Вы забрали и его и все здесь в свои руки. И, чтобы добиться своего, вы не остановились даже перед тем, чтобы сделать его несчастным.
(*801) Ребекка. Это неправда. Не я, а вы сделали его несчастным.
Кролл. Я?!
Ребекка. Вы навели его на мысль, будто он виновен в ужасной смерти Беаты.
Кролл. Значит, это все-таки глубоко потрясло его?
Ребекка. Сами можете догадаться. С такой мягкой душой, как у него...
Кролл. Я полагал, что человек, освободившийся от так называемых предрассудков, не будет столь щепетилен. Но, значит, все-таки! О да... в сущности, я так и знал. Потомку людей, которые смотрят на вас с этих стен, вряд ли сбросить с себя все то, что неукоснительно передавалось по наследству из рода в род.
Ребекка (задумчиво глядя перед собой). Йуханнес Росмер глубоко врос корнями в свой род. Это неоспоримая истина.
