Мартти Ларни - Современная финская новелла

Отель был старый, но чистенький и фешенебельный. На входной двери висела табличка, где золотыми буквами было написано: Grand hôtel Suisse Majestic.

— Приличный дом приезжих, — сострил Каке.

— Не дом приезжих, а гостиница, — поправил его Хуусконен.

Пол холла покрывал мягкий красный ковер. Вдоль стен стояли диваны. Услужливый усач подал из-за стойки ключи.

— Ровно через час сбор здесь, в холле, — объявил Теро.

Комната Ханнеса была большая и какая-то необжитая. С балкона сквозь туман виднелось озеро. Между гостиницей и озером лежала оживленная трасса. В конце улицы, в сквере, росли причудливые деревья, пальмы и высокий кустарник, напоминающий можжевельник. Ханнес умылся, сменил рубашку, переодел брюки. Он был рад случаю избавиться от позорных стрелок. Затем прилег, а поскольку пружины в кровати были слабыми, он провалился и теперь полусидел под прямым углом, проклиная свою тучность.

Длинная полуосвещенная лестница вела в казино. Человек в гардеробе принял у них пальто и указал в зал, где гостей ждало место у самой сцены. Стоило Ханнесу протянуть руку и чуть-чуть нагнуться, как он достал бы занавес.

— Ви тринк самтинк вери стронк[50], — сказал Теро тощему вежливому официанту, который тотчас принес высокие стаканы. Забегали световые блики, на занавесе появились разноцветные деревья, цветы, очертания фигур мужчины и женщины.

— Это и есть шоу? — спросил Хуусконен.

— Еще нет, после увидишь, — ответил Теро.

Синие блики сменялись красными, желтые — зелеными. Сидящие заохали, когда по занавесу побежали полупорнографические силуэты. Адам прикрывался слишком маленьким листочком, Ева ела свое запретное яблоко.

У стойки на высоких стульях, скрестив длинные голые ноги, сидели две негритянки. Короткое подобие юбки прикрывало лишь трусики. Одна из девиц подавала знаки Ханнесу. Он, смущенный, отвел взгляд и шепнул Каке:

— Вон две шлюхи сидят.

Каке шумно встал из-за стола.

— Где они?

— Вон там. Думаю, что шлюхи.

Ханнес следил за Каке: вот он, подойдя, поклонился женщинам и начал что-то объяснять, размахивая руками. Затем он заказал выпить. Женщины хихикали, одна из них снова подмигнула Ханнесу.

Теро опять заказал на всех. «Дубль, плийс»[51],— крикнул он вслед официанту.

В зале стало совсем темно. Открылся занавес. Вспыхнули огни. На сцене появилась крупная негритянка. Ее тело закрывали большие разноцветные перья, которые шевелились, когда она плавно двигалась в такт музыке. Музыка заиграла быстрей — танцовщица закружилась — сначала медленно, потом быстрей так, что перья прыгали, и струи воздуха били прямо в лицо Ханнесу. Ханнес едва успевал отмахиваться. Негритянка обнажила груди, затем живот и бедра. В руках у нее были два белых пера, которыми она играла как жонглер, — бросая вверх то одно, то другое, успевала все же прикрыться. Музыка затихла. Негритянка медленно раскланялась, повернулась к публике задом. Зрители молчали. Тишину нарушил только голос Каке из-за стойки бара: «Красиво!»

Вновь заиграла музыка. Танцовщица раскачивалась, прикрываясь большими белыми перьями. На мгновение Ханнесу показалось, что это безобразие напоминает лицо его начальника, — он даже улыбнулся. Но, спохватившись, испугался своих мыслей.

Женщина вдруг повернулась, отбросив в угол сцены перья. Всего в двух метрах от Ханнеса топорщились черные тугие завитки. Ханнес проглотил слюну. Ему вдруг вспомнилась Миркку. Огни погасли, занавес закрылся. Тишину нарушил Теро: «Давайте выпьем». Мужчины опрокинули стаканы. Официант принес заказанные Теро «дупли», пытаясь что-то объяснить.

— Он сказал, что программа еще не кончилась, — перевел Теро. — Выпьем и еще закажем.

Едва официант донес стаканы до их стола, занавес с шуршанием стал снова раздвигаться.

Ханнеса разбудил телефонный звонок.

«Мулари, Мулари», — только и смог сказать он. С трудом он добрался до ванной. Голова разламывалась, будто по ней били молотком, — нечасто, но сильно. Ханнеса удивляло, что он совсем не помнил, как вернулся в гостиницу. Раньше, когда память изменяла после попойки, она все же сохраняла частицы событий — не то, что сегодня. Ханнес проверил бумажник — больше половины швейцарских франков истрачено. Миркку взяла их в долг в банке, чтобы Ханнес смог привезти домой часы с кукушкой — они значились первыми в списке, которым снабдила Ханнеса жена. Ханнес поглядел в зеркало и подумал, что кукушку он уже купил, может, на часы еще хватит.

Стоя десять минут под душем, он пускал то холодную, то горячую воду. На брюках Ханнес обнаружил белое пятно, он забросил их на полку, натянул прежние, с двумя стрелками. В дверь постучали — то был Хуусконен.

— Теро велел проверить, встал ли ты.

— Заткнись, — огрызнулся Ханнес.

Конгресс по охране водного пространства проходил в нижнем зале гостиницы. Потолок в зале, будто рыбья чешуя, был сделан из какого-то светлого материала. Маленькие светильнички с золотыми обручами были беспорядочно натыканы в чешую — местами густо, местами по одному-два. Столы расставлены в форме большой подковы, в открытом пространстве которой, перед высокими, до потолка, окнами размещались столы президиума. Взад-вперед сновали люди с портфелями в руках, звучала разноязыкая речь.

Теро помахал Ханнесу и Хуусконену с правого края стола президиума.

— Где остальные? — спросил Ханнес.

Теро отпил минеральной воды, прежде чем ответил:

— Если б знать…

Хуусконен пояснил:

— Я стучался во все двери. Из комнаты Вянянена слышался женский смех. — Кивнув на Ханнеса, продолжал: — Этого добудился.

— Я уже давно встал, — заметил Ханнес, потом сел, примерил наушники, отпил минеральной.

Бородач за столом президиума стукнул деревянным молоточком и понес что-то по-французски. Ханнес отыскал в наушниках канал с переводом на английский — переводчик говорил слишком быстро, ничего не разобрать.

Двое в черных костюмах роздали делегатам таблицы с изображением каких-то графиков и квадратов. Председательствующий поднял один из этих бланков и что-то пояснил.

— Что он сказал? Что с этими бумагами надо делать? — спросил Ханнес у Теро, который был в таком же затруднении.

— Потом узнаем, давай помолчим и послушаем.

Но тут эти бумажки начали собирать, и Ханнес всполошился:

— Они же унесут их.

— Напишите на них быстро фамилию, адрес и индекс страхового полиса, — поучал остальных Теро.

— Может, написать с краю — Финляндия, — предложил Хуусконен.

— Пишите, — одобрил Теро.

Мужчина взял у Ханнеса документ, прочитал его с важным видом. Ханнес испустил вздох, когда тот одобрительно кивнул.

В середину столов-подковы прошел человек, скомандовавший погасить в зале свет и опустить на окнах шторы. Он вертел какие-то ручки проектора, жестикулируя, что-то объяснял.

— На каком языке он говорит? — допытывался Ханнес.

— Кажется, на итальянском, — предположил Теро.

Ханнес снял наушники.

— Ничего не понимаю по-английски.

Теро кивнул:

— Плохой перевод. — Отпив минеральной, он продолжил: — Давай послушаем, как-нибудь разберемся.

Итальянец закончил свой доклад в одиннадцатом часу. Председатель объявил перерыв. Делегаты перешли в соседнюю комнату, где на покрытых желтыми скатертями столах стоял кофе.

— Я не очень понял, что говорил этот итальянец, — мучался Ханнес.

— Я, пожалуй, тоже… не совсем… — чувствуя неловкость, ответил Теро.

— У меня сложилось впечатление, что он говорил о порожистых реках и рыбе, — сказал Хуусконен.

Теро быстро вставил:

— Это и я понял, — а в деталях не разобрался. Переводчик никудышный, так плохо говорит. Заменить бы его. Надо в президиум пожаловаться.

Заседание продолжили. До обеденного перерыва выступило еще несколько человек. Некоторые из них говорили с трибуны. Ханнес был раздосадован — он не понимал содержания их докладов.

— Когда твое выступление? — спросил Ханнес у Теро.

— Сначала послушаю, потом решу.

— А тему продумал? — допытывался Хуусконен.

— У меня их несколько.

К вечернему заседанию объявились Пулли, Каке и Сайкконен. Пулли с похмелья еще весь трясся. Сайкконен объяснил свое отсутствие внезапным расстройством желудка. Только Каке пребывал в прекрасном настроении.

— У тебя в номере была женщина? — зашептал Ханнес.

— Была, и у тебя могла быть, если б дал мне там, в казино, все сказать.

— Это как же?

— Когда говоришь на русском вперемешку с аландским и шведским, к тебе и интерес больше. А эти, хоть и шлюхи, не любят, чтобы их тискали да разглядывали в ресторане.

Ханнес перевел дыхание.

— Хватит, к черту… А другие видели?