Владимир Гриньков - Помеченный смертью
Хатыгов тем временем выволок из сарая пленника. Теперь, при дневном свете, лицо Даруева выглядело совсем ужасно – сплошное кровавое месиво. Хатыгов завел его за угол, подталкивая в спину стволом автомата. Морозов пошел следом, никем не остановленный. Виталий Борисович и Бородин были заняты разговором, а страж Морозова против ожидания не стал ему препятствовать. Морозов повернул за угол. Даруев стоял спиной к стене, а перед ним – Хатыгов, и прежде чем доктор успел что-либо сказать, автомат в руках Хатыгова дернулся и издал негромкий, но отчетливо слышимый треск. Даруев опрокинулся на стену и сполз по ней, оставляя кровавый след. Хатыгов повесил автомат на плечо, повернулся и встретился взглядом с Морозовым. Они стояли друг против друга долгие несколько секунд, потом Морозов собрался с силами, плюнул Хатыгову в лицо и выдохнул:
– Мразь!
50
Морозов возвращался в Москву в одной машине с Бородиным. Не захотел ехать ни с Виталием Борисовичем, ни тем более с Хатыговым. В «Мерседесе», кроме Морозова и самого Бородина, ехали еще двое охранников. Морозов молчал, мрачно рассматривая вид за окном. В какой-то момент не выдержал, взорвался:
– Это убийцы! Самые настоящие убийцы!
– Это люди, которые борются с преступностью.
– Они убивают!
– Просто они действуют жесткими методами. По-другому нельзя. Этот Даруев – он ведь хотел меня убить. А перед тем организовал убийство Григорьева.
– Так пусть его судят!
– Все очень быстро должно происходить.
– Что должно быстро происходить? Казнь?
– Я о расследовании говорю. Здесь без быстроты успеха не будет. И потом – есть детали, которых вы не знаете…
– Да я и знать не хочу! Потому что, то, что эти люди делают…
– Они свое дело делают. Вот так-то. При том, что все ужасно запутанно и сложно. Этот Даруев за спиной своего руководства действовал, те и не знали ничего, и как же теперь быть? Следовало бы к руководству ФСБ обратиться, сообщить о подозрениях в отношении Даруева. А гэбисты, к вашему сведению, еще ни одного своего человека не выдали. Ни одного! Сообщи мы о Даруеве, и начнется тянучка. И потом, много позже, сообщат – сигнал не подтвердился. И все.
– А если подтвердился?
– А такого не будет.
– Почему?
– Я просто уверен. Если с Даруевым что-то у них не слишком гладко будет происходить, и это станет опасным – он внезапно умрет. Сердечный приступ или, например, косточка от рыбы – это без разницы. Потому что результат будет один – концы в воду. Друг с другом эти ведомства не очень ладят, и при любой возможности…
– Какие ведомства? – спросил Морозов.
– ФСБ и…
Бородин запнулся.
– И – кто? – пытался уточнить Морозов. – Виталий Борисович – он откуда?
– Из службы безопасности.
– Из службы безопасности Президента?
– Я этого не сказал, – напомнил Бородин.
– Я не знаю, откуда они, – сказал Морозов, – но это настоящие бандиты. – Он вдруг побагровел и повысил голос: – И я не хочу иметь с ними никаких дел! Никаких! Какого черта они повсюду таскают меня за собой?
– Вы для них – эксперт.
– К черту!
– Не упрямьтесь, – произнес Бородин неожиданно просительным тоном. – Ведь Рябов – он до сих пор где-то гуляет. И я по ночам не сплю, если честно…
– А вы-то почему до сих пор здесь? – вспомнил Морозов. – Собирались к жене и ребенку в Лондон, так почему в Москве сидите? Уезжайте!
– Не могу.
– Почему? – опешил Морозов.
Он помнил, как ждал отъезда Бородин, и теперешняя задержка была для него необъяснима.
– Они забрали у меня загранпаспорт. Чтоб держать поближе к себе.
– Кто?
Бородин не ответил, лишь посмотрел многозначительно, и Морозов понял, что речь все о тех же людях идет – о Виталии Борисовиче и тех, кто за ним стоит. Бородин вздохнул.
– Вот так-то, милый доктор. Так что поиски этого Рябова приобретают для меня чисто шкурный интерес. А его все нет – Рябова-то. Исчез. И ничего после себя не оставил. Только две фамилии – и те вымышленные.
Разговаривал будто сам с собой, но вот повернулся к Морозову:
– Загадка для вас, доктор… – Подумал, поправился: – Для всех нас, точнее, загадка. Откуда может взяться человек, которому дадут новую биографию, новое имя, а о нем прежнем, о том, кем он когда-то был, еще до превращения, никто и не вспомнит? Он исчез, и никто этим не обеспокоится.
– Может, его просто похитили? Ежегодно уходят из дома и не возвращаются десятки тысяч людей. Десятки тысяч! И никаких следов. Так, может, он один из них!
– Допустим, – задумчиво сказал Бородин. – Но все-таки это хлопотно. Кто-то из родственников у него все равно должен быть, значит – заявление в милицию и поиски. Не слишком чистый вариант, гэбэ так не работает.
– А может, было официальное свидетельство о смерти? Предположим, его помещают в больницу под предлогом срочной операции, а потом сообщают родственникам, что он прямо на операционном столе умер. А на самом деле он жив.
– Нет, не годится.
– Почему? – удивился Морозов.
– Труп должны выдать родственникам.
– А-а, черт! – сказал Морозов с такой досадой, будто опечалился, что трупы обязательно выдаются родственникам для захоронения.
И тут же он в лице изменился, потер лихорадочно подбородок, сказал:
– А если труп не выдают? А? Бывает такое!
– Разве?
– Ну да! – сказал Морозов уже убежденно. – Трупы казненных не выдают родственникам! Никогда! Вот он, тот самый случай! Даруев сегодня сказал, что этот псевдо-Рябов свое мастерство когда-то оттачивал на «куклах» – приговоренных к смерти. Он их убивал в рукопашном бою, опыта набирался. Так вот он, Рябов, – точно такая же «кукла»! Его за что-то приговорили к смерти, но не казнили, хотя родственникам о казни сообщили. У него просто отняли память. И появился Рябов. Понимаете? Того, прежнего, человека уже нет. Своеобразный метод казни. А есть Рябов. А потом – Митяев. Вот она, ниточка! Надо искать!
– Где?
– В судах! В приговорах! Поднять смертные приговоры по всей стране. Это где-то восемьдесят девятый или девяностый годы!
Бородин торопливо набрал номер на радиотелефоне. Его пальцы подрагивали, и Морозов это заметил.
– Виталий Борисович? – сказал Бородин в трубку. – Это я. Интересная версия возникла, где Рябова искать.
Объяснил в двух словах. Закончив разговор, обернулся к Морозову.
– Мне почему-то кажется, что вы правы, – задумчиво произнес.
Морозов действительно не ошибся. Поздним вечером того же дня Бородину позвонил Виталий Борисович.
– Мы его вычислили! – сказал он, не в силах сдержать торжества. – Ползунов Георгий Иванович. В декабре восемьдесят девятого года городским судом города Свердловска приговорен к смертной казни. В его деле есть запись – приговор приведен в исполнение восемнадцатого марта девяностого года в городе Москве. Его в Москву вывезли! Ты понимаешь? Все сходится!
51
Ползунов здесь чувствовал себя уверенно. Едва вышел из вагона, взял Полину за руку и потянул за собой.
– Вот здесь, через рельсы, – сказал. – А там я тебя выведу куда надо.
Он явно сторонился людных мест.
– Здесь-то можно ничего не бояться, – засмеялась Полина. – Чего это ты такой сумрачный?
– Здесь как раз и надо бояться.
Он так это серьезно произнес, что Полина согнала с лица улыбку.
– Я от мужа сбежала. Его боюсь. А ты чего боишься… Жора?
Никак не могла привыкнуть к его новому имени. Дима – как раньше – казалось ей более звучно. Он остановился и заглянул ей в глаза, но ничего не ответил.
Потом они ехали в автобусе. Ползунов старательно отворачивал некрасивое, в шрамах, лицо, но люди все равно косились – те, кто успел заметить шрамы.
– Паскудство какое! – сказал зло Ползунов, когда вышли из автобуса. – Первый же мент меня заберет.
Здесь был частный сектор и людей – почти никого. Сначала шли по улице – широкой и асфальтированной, потом свернули в переулок и, пройдя метров сто, оказались на территории детского сада. Ползунов увлек Полину за собой, подвел к забору, от улицы их укрывали кусты и частокол забора. Раздвинул ветви, показал вперед:
– Дом вон видишь?
Вдруг почему-то закашлялся, и голос его прервался.
– Который дом? – спросила Полина. – Их здесь целая улица, этих домов.
– Где забор зеленый. Видишь? Там еще яблоня.
– Да, вижу.
– Ты пойдешь сейчас туда. Там старушка живет, Мария Нефедовна, скажешь, что от Гриши весточка.
– От Гриши – это от тебя, что ли? То ты Жора, то ты Гриша.
– Она меня всегда так называла.
И опять его голос дрогнул. Полина заглянула ему в глаза и спросила неожиданно тихо:
– Кто она тебе?
– Мать.
Вот почему его голос прерывался.
– Вместе пойдем, – предложила Полина.
– Нет, я не могу.
– Почему?
Он подумал, стоит ли говорить. Пояснил после раздумий:
– Там проверить надо, все ли чисто. Зайди, осмотрись. Чтобы не было никого, только мать. А я тебя здесь подожду.
