Принцесса Юта и дудочка Крысолова - Елена Владимировна Крыжановская
— Но кто же, если никто не знал о её существовании? — спросила Юта. — Или кто-то ещё знал?
— Безусловно, знал хозяин книги, тот, от кого она попала к моему знакомому, — пояснил Вольфгангер. — Я надеялся сохранить в тайне на веки веков новое место её пребывания, но сам факт существования подобного… сокровища скрыть труднее, милая фрейлейн.
— Вы правы. Но скажите, всё-таки, о чём была эта книга?
— Не надо тебе о таком слушать, Юта, — покачал головой Михель.
— Можно подумать, это была книга кулинарных рецептов династии людоедов! — хмыкнула Юта.
Лица её собеседников вытянулись и побледнели.
— Что такое? Я угадала?
— Почти, — после паузы ответил Михель. — Совсем-совсем рядом. В некотором смысле, это была именно книга рецептов. Страшных рецептов. Но больше — ни слова об этом. Герр Вольфгангер, как вы считаете, познаний наших университетских историков хватит, чтобы запустить книгу в дело?
— Отчасти, да, но только отчасти. Вряд ли шифр её… рецептов проходят на нашем факультете истории. Но понять её смысл может почти любой.
— Что ж, нам остаётся молиться, чтобы книга скорее нашлась и не успела совершить ничего непоправимого.
— Книги, друг мой, сами по себе не совершают ни ужасных, ни добрых дел, — мудро заметил Гербаз Вольфгангер. — Огромная сила, скрытая в них, оживает только внутри человека. Без читателя книга похожа, как ты сказал, на бомбу с часовым механизмом, который только читатель может привести в действие.
— Будьте осторожны, герр Вольфгангер, — попросила Юта. — И берегите Принцессу.
— Да, кроме нас, вы кому ещё говорили о пропаже? — вспомнил Михель.
— Никому. Я только сегодня с утра в этом убедился.
— И отец Себастьян не знает?
— Нет, ему я не говорил. Он уехал в какую-то дальнюю деревушку, дня на три.
— Как некстати! — огорчился Михель. — Но ничего, он ведь скоро вернётся. Правда, если они узнали, что отец Себастьян уехал… — Михель погрузился в раздумье, оборвав фразу на половине.
Но Юта и старик-антиквар поняли его мысль.
— Есть такая пословица, — сказала Юта: — Только кот — из дому, все мыши выбираются из норок.
Вольфгангер покачал головой:
— Это не мыши, девочка. Это крысы.
Глава 6
Тревожные перемены
Когда Юта простилась с Михелем и вернулась в пансион фрау Эльзы, время было уже обеденное. Кстати, студент и сам очень часто заходил обедать в пансион Ульрихзенов, был там одним из постоянных посетителей. Но сейчас он проводил Юту и поспешил дальше. Булочная, принадлежащая семье его невесты Марселлины, находилась на соседней улочке. Сегодня Михеля ждал обед там.
Вилли уже пришёл из школы и успел наскоро перекусить. Они с Поликом спешили на собрание своего рыцарского ордена и едва кивнули девочке. Джастин, по-видимому, ушёл ещё раньше.
— Эй! Вы сейчас идёте на гору? — крикнула им вдогонку Юта.
Мальчишки притормозили.
— Не знаем, как получится. Если все согласятся, то пойдём.
— А меня не хотите позвать?
— Не сейчас, Юта, может быть, завтра. Сегодня мы окончательно утвердим внутренний устав ордена.
— Скажи маме, что мы можем быть поздно, — попросил Вилли.
— А от меня лично большой привет вашему рыжему диктатору! — яростно крикнула Юта и вернулась в дом.
Принцесса решила сегодня помочь фрау Эльзе на кухне. Хозяйка сперва возражала, а потом призналась, как ей хотелось бы иметь дочку, вот такую, как Юта. Но вместо этого Господь послал ей троих мальчишек. Старшие браться Вилли уже давно уехали на учёбу, один — в Ганновер, другой — в Гамбург, и только изредка приезжают навестить родителей.
Юта, в свою очередь, сообщила, что её старшая сестра тоже уехала из дому и теперь живёт с мужем в Лондоне. Но видятся они довольно часто, а теперь, когда у Магдалы родился сыночек, она обещает приезжать ещё чаще.
— Так многие делают, — кивнула фрау Эльза, — полгода живут в одной стране, полгода — в другой. Или так: зимой в городе, а летом в деревне. На свежем воздухе дети здоровее растут.
— Это точно, — согласилась Юта. — Фрау Эльза, вот вы верите в легенду о Крысолове?
— А что ж верить в неё теперь или не верить? Было это, да и всё тут. Было. Но только я думаю, дети из города по собственной воле ушли. Никто их не околдовывал, разве что жажда приключений их сманила. Молодые хотят мир повидать, собственного ума-разума набраться. Что им вечно возле материнской юбки сидеть? Городок-то у нас маленький, тихий. И сейчас тихий, когда можно выезжать куда угодно, за недельку буквально мир посмотреть и успеть домой обернуться к ужину. А в те времена-то! И скука тут, поди, была, и путешествовали всё больше пешком, другие, понимаешь, мерки были. Вот дети ушли, а вернуться и не вернулись. Говорят, шторм там был сильный на море, вот корабль их и потонул.
— А если их, всё-таки, заманили и продали в рабство, к примеру?
— Ну, могло и так быть. Но только не колдовство.
— Почему?
— Потому что любой родитель, даже непутёвый, если захочет спасти своё дитя, любые чары одним словом разрушит, — добродушно засмеялась фрау Эльза. Сильными движениями своих хозяйских ручек она месила тесто для пирога. Юта, тем временем, готовила начинку: резала яблоки тонкими ломтиками и посыпала их сахаром.
— Тётя твоя такой пирог умеет готовить? — спросила фрау Эльза.
— Не знаю. По готовке всего чего угодно специалист у нас мама, — ответила Юта, жуя яблоко. — Она всякие пироги и печенье умеет печь. И варенье. И торты. А тётя у нас пока "молодожён". Она в хозяйстве не очень опытная.
— Даст Бог, научится.
— Не-а. Мы живём совсем рядом. И обедаем всегда вместе. Мама держит хозяйство в своих руках и не потерпит конкуренции. Фрау Эльза, а какое одно слово надо сказать?
— Какое слово, деточка?
— Слово, которое разрушает чары и не даёт уйти детям.
— Ах, это! — фрау Эльза засмеялась, отряхнула руки о белоснежный фартук и обняла Юту. — Надо прижать дитя к себе крепко-крепко и сказать: "Я люблю тебя".
— Так просто?
— Иногда это труднее всего сказать.
Юта задумалась и какое-то время молча продолжала нарезать яблоки.
— Знаешь, Юта, — фрау Эльза снова вернулась к работе, — я вспомнила, про это, про колдовство. Есть такие вещи, которые остаются в человеческом сердце навсегда и они сильнее любых чар. Даже если человек сам себя забыл, он всегда помнит что-то такое из своего детства, без чего он не мыслит жизни. Можно вовсе не думать о
