Ты для меня?
Она дернулась в его руках, как от хорошей пощечины.
Его девочка!
Выражение полнейшей муки на лице, дрожащие губы, неестественно блестящие и широко распахнутые глаза…
Самого от зрелища скрутило так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Не мог видеть ее боль. С трудом переносил ее слезы.
И тогда. И сейчас.
Но сам же, с*ка, раз за разом делал больно!
Твою мать! Что ты творишь?
Герман и фразы-то брошенной элементарно вспомнить не мог.
Лишь ярость, разум затмевающую.
Как увидел ее взгляд – открытый, нежный, полный доверия и слепого обожания – тут же придушить дуреху захотелось. Лера своим теплом будто под кожу ему пробиралась. В костный мозг просачивалась. Вмиг крышу сорвало.
Не этого добивался!
Нельзя давать надежду на что-то большее. Как минимум бессердечно.
Он хоть и мразь последняя, но не до такой же степени, чтобы девчонке жизнь ломать. Окончательно. Осознавать-то осознавал… но упрямое сердце… Дьявол! Как же хотелось быть для нее всем. Хотя бы в мечтах. Розовых, детских и несбыточных. Крепко к себе прижимать. Целовать неистово и горячо.
Присвоить. Поработить. Заклеймить. Орать во всю глотку – моя!
И вроде просто все – руку протяни. Но не мог так с ней поступить.
Нет! Она счастья заслуживает. Столь же бездонного, как ее глаза.
Оттолкнуть бы для успокоения совести. Да посильнее. И от всего мира закрыться. Сбежать, как паск*дному трусу. В грудь кол, в рот кляп! И терпеть. Молча.
Сам виноват. Самому платить.
Герман уже не был уверен, сможет ли? Сможет ли теперь…
Рядом с ней совершенно себя не контролировал. Просто улетал, как от дозы чистейшего героина. Терялся в пространстве. Будто под гипнозом. В сотый раз проклинал себя, собственную слабость, но ничего поделать уже не мог.
Механизм запущен. Песок посыпался…
С той самой ночи, после клуба. Когда вновь ощутил сладость ее рта.
Столь запретного и столь желанного.
И хоть башкой о стену бейся, внушая себе раз за разом – все в прошлом – один черт, эффекта ноль!
ZERO, бл*дь!
Словно и не было этих бесконечных мучительных лет. Словно и не было безумных поступков и попыток вырвать сердце из груди – только бы не ныло, только бы не терзало…
Зачем прикоснулся к ней? ЗАЧЕМ?
Зарекался же! Знал, к чему приведет! Знал реакцию собственного тела на эту девчонку! Умом понимал – это конец. Он, с*ка, сорвался.
Повернутый на ней извращенец вернулся. Вернулся спустя столько лет!
Познав огонь губ, мягкость кожи, сводящий с ума аромат – лишь ее аромат – остановиться уже не мог.
И пох*уй стало на все. Только Лера и осталась в его искореженном мире.
— Мелкая, — прохрипел, надрывая пересохшее горло. Крепче к себе прижал, мешая вырваться, чувствуя, как бешено колотится ее сердечко.
А брыкаться девушка начала усиленно.
Пусть ударит, что ли, если легче станет. Ей позволит. Все стерпит.
— Я брежу… прости! — прижался губами к виску. — Прости, моя девочка… за все. Мудак я!
Кажется, у нее случился шок. Лера уставилась на него с разинутым ртом, не в силах выдавить ни звука. Неудивительно. Герман извинялся очень редко.
Почти никогда, если быть точнее.
— Герман? — от волнения она прикусила губу. Банальный жест. Мелкая всегда так делала. А у него на это всегда одна реакция – дыхание перехватывало. — Ты… ты не наркоман, случаем?
Загоготал бы от абсурдности ситуации, да грудную клетку до сих пор стягивало, как стальными прутьями.
Бл*дь! Лучше бы был нариком конченым…
— Так заметно?
— Извини! Просто у тебя взгляд… дикий. И настроение по щелчку пальцев меняется.
Удивляя все больше, Лера подалась вперед. Обхватив ладошками его лицо, заглянула в глаза.
По позвоночнику мурашки побежали от столь безобидного прикосновения. Новый глоток воздуха дался с трудом.
Мелкая. Его малышка.
— Расскажи мне, Гера, — взгляд серьезный. Взрослый. — Я хочу понять тебя. Хочу помочь!
— Не забивай голову, — попытался отмахнуться. — Мне не нужна помощь.
— Совершенно не узнаю тебя. Будто и не ты вовсе.
— Я, — отозвался глухо. Прикоснулся лбом к ее макушке и вдохнул запах волос. Не смог удержаться. — Все еще я.
Лера говорила спокойно. Монотонно. Напряжение отступало. Мышцы расслаблялись. Все уходило на задний план.
Лишь ее голос.
— Ты другой. Кто сотворил это с тобой? — не сдавалась упрямица. — Кто превратил в такого эгоистичного циника? Я готова разорвать этого человека собственными руками!
— Серьезно? — выгнул дугой бровь, демонстрируя крайнюю степень удивления. Словно кипяток под кожу вогнали. Внутривенно. Теперь же казалось, что и кишки полыхают. В горле давно уже ком стоял. — Забавно… А что если это ты?
Она замерла под его изучающим взглядом.
А потом задышала часто-часто. Поняла, о чем речь.
Умная девочка!
Пару раз нервно сглотнула, прежде чем тихо произнести:
— Я была неправа… тогда. Ты. Я. Осознала… с годами. Давай не будем винить друг друга. Ты сказал забыть, и я…
— Мало ли что я сказал! Невозможно забыть! Я ПЫТАЛСЯ. Не год. И не два! — не отдавая отчета своим действиям, повысил голос. — Помню я! И ты помнишь.
Хотел на ноги вскочить да отойти подальше, дабы не навредить нечаянно – нервы ни к черту, – но Лера не позволила.
Вцепилась что было сил.
— Пожалуйста, Герман, — уткнулась носом в его ключицу. — Поговорим? Просто поговорим!
И как тут отказать? Вот как?
Еле заметно кивнул, соглашаясь. Девушка едва ощутимо гладила по спине, посылая нервные импульсы в мозг. Расслабляя. И возбуждая одновременно.
Вообще не соображает, как действует на него? Сумасшедшая!
Как есть сумасшедшая!
Давыдов едва не взвыл.
— На тот момент, — произнесла она мягко, — все происходило по любви. Я очень-очень сильно тебя любила! И если бы можно было повернуть время вспять, боюсь… поступила бы точно так же. Я снова бы тебя соблазнила. Называй, как хочешь. Только не ошибкой…
