Уборщица
Когда жизнь становится стабильной, течение времени незаметно. Однообразие дней, измеряется лишь незначительными моментами, которые отделяют один промежуток времени от другого. Нет желания перемен. Зачем что-то менять, когда, наконец достигнуто спокойствие? Нет тревог. Монотонность затягивает, словно тихий омут. В нём уютно и безмятежно. И не хочется выбираться наружу. Кажется, сделай движение, и безмятежные дни уйдут. Вот и не нужно. Зачем?
Но иногда в ровном существовании становится скучно. Тоскливо. Однообразие дней угнетает, и в какой-то момент захватывает желание перемен. Приводит в смятение мысли. Точит молодое сердце беспокойными каплями. Вселяет надежду. Ждёт случая. Чего-то иного. Непривычного. Встряски. Небольшой, но хорошей. Появляется желание поменять траекторию движения. Встать, идти, или бежать. И делать, делать, делать.
Два с половиной года стабильной жизни Надя жила по инерции. Спокойствие и уют её дома не нарушался ничем. Повседневные заботы не были в тягость. Но иногда задумывалась она, и мысленно заглядывала за пределы двора. Она мечтала, но мечты, казалось, не были реальными. Только лишь немного скрашивали однообразное существование.
Дни шли за днями. Вроде всё хорошо и спокойно, но их монотонное течение начинало тяготить. Так не должно продолжаться всегда. Нужно что-то делать. Не сидеть, словно в клетке.
Подрастал Андрюша. Весёлый любознательный мальчуган. Володькина копия. Этот маленький человечек стал настоящим открытием для Нади. Она любила за ним наблюдать, и не была строгой.
Новое чувство, неведомое раньше, поселилось в сердце. Никогда Надя не знала такой любви. Она могла бы любить мать, но та не дала такой возможности. Пыталась полюбить Володьку, но эта любовь была просто придуманной. Надя любила Зою Семёновну, но это другая, совсем не такая любовь.
И вот теперь сын оказался центром до сих пор неизведанных чувств и эмоций. На него Надя выплёскивала потоки нежности, какие не дарила ещё никому. Он заполнил пустоту в её сердце, и теперь Надя знала своё предназначение. Она стремилась быть самой лучшей мамой на свете.
Заботы о сыне приносили большую радость и удовлетворение, но порой вечерами, когда Андрюша засыпал, Надю охватывало тоскливое чувство одиночества.
Но эти два года не прошли даром, они многое изменили. После рождения ребёнка Надя слегка поправилась, тело её будто дозрело. Угловатость подростка, сменила женственность юности. Мягкие линии угадывались под одеждой. Движения плавны и неторопливы. В голосе бархатистые нотки сквозили спокойствием. Надя – стала другой.
Она смотрела в зеркало и понимала, кого видит. Свою мать, но юную и свежую. Какой сохранили её образ старые пожелтевшие фото. То, что Надя видела, и радовало, и печалило.
Одевалась она очень скромно. Нового не покупала. Татьяна Кирилловна заразила шитьём. И, бывало, до поздней ночи Надя засиживалась за перешивкой.
Вместе с развитием тела происходило и созревание ума. Ростки, которые посеяла в нём Зоя Семёновна, когда приняла у себя Надю, разрослись в цветущие растения. Доброта, отзывчивость, сердечность глубоко укоренились в сознании. Порой Надя сама не понимала, как могла быть другой. Простая и скромная она стала совсем доверчивой, за что не раз ругала её Зоя Семёновна.
Не то чтобы Надя совсем ничего не понимала, она просто не чувствовала обмана, и ни в чём не видела злого умысла. Она верила в людей и не ждала ничего плохого. А раз многие вопросы приходилось решать самой, то в характере её наряду с мягкостью появилась и тихая твёрдость. Она совсем не была простушкой, но всё же на первом месте – доверие.
А пока не попадались на её пути люди, которые стремились бы обмануть. Поэтому и не приходилось стоять перед трудными вопросами. Будучи прилежной ученицей в жизненной науке, она старалась принимать правильные решения. И строго, без поблажек, давала себе отчёт.
Ещё не совсем уверенно, и словно заново, она усваивала понятия отношений между людьми. То, чего она хотела, к чему стремилась, вырисовывалось размыто. Медленные но верные шаги самопознания она делала, задумываясь и взвешивая каждый из них. Больше всего Надя боялась оступиться и запутаться. Боялась возврата к прошлому, и не позволяла себе расслабляться.
Она ещё не имела чёткой цели, не знала точного пути, и пыталась нащупать и понять, верно ли следует. Всякий раз, перед тем как двинуться дальше, она задавала себе вопрос: «Правильно ли я делаю?» И когда отвечала: «Правильно» – это добавляло смелости и отбрасывало сомнения. Она понимала, что должна двигаться, а пока всё тихо и размеренно.
Чувство тоски всё чаше одолевало Надю. Порой она останавливалась у окна и долго смотрела во двор. О чём думала, и сама не знала. Разрозненные мысли бродили в голове. Но всё же в такие моменты она понимала – есть то, чего в её жизни недостаёт. Вроде бы всё хорошо, но чего-то не хватает. Некоторая пустота ощущалась в самом дальнем уголке сердца. А что делать, чтобы жизнь не казалась пустой? Возможно, просто нужно что-то поменять?
Вопросы, вопросы. Но не находилось ответов.
Ей девятнадцать. Она стала немного мудрее, ровно настолько, насколько позволял узкий круг её занятий. И это не означало, что она совсем ничему не научилась.
Первое, что поняла Надя – теперь она ответственна за чью-то жизнь. Старалась оградить сына от маленьких дворовых опасностей, будь то жук или сломанные качели. Надя прочла пару книг по воспитанию детей, и теперь старалась неукоснительно следовать тому, что в них написано.
Второе, что помогли узнать книги – на свете бывает Другая Любовь. Любовь к мужчине.
Светлая, нежная, высокая, долгая, короткая, коварная, лживая, роковая, односторонняя, внезапная, терпеливая, страстная, неразделённая и любовь на всю жизнь. Все ранние представления о любви померкли и уступили место новым, более точным.
