Уборщица

Надя Цветкова выходит замуж за Вовку Горохова – эта новость облетела двор с такой быстротой, что казалось, будто она передаётся по воздуху. В субботу к обеду только ленивый не обсуждал подробности. Двор гудел, как большой улей. Каждый имел свою версию и усердно её доказывал.

Особое рвение проявляла тётя Люда. Без её участия не проходило ни одно событие. Она носилась от одного к другому, как назойливая муха, болтала без умолку и смаковала детали. Огромное удовольствие она испытывала, если слушатель ещё не знал, о чем идёт речь. В таком случае приступала к рассказу как актриса, вносящая в свою роль каждый раз всё больше страсти и импровизации.

– Как, вы не слышали новость? Надька Цветкова замуж выходит! – говорила она с важным видом первооткрывателя.

– Как? За кого?

– Да за Вовку Горохова. Вы что с луны свалились, весь двор уже об этом говорит. Но я вам скажу – здесь дело явно не без греха. Надька точно беременна и скоро уже будет заметно. Помяните моё слово, – грозила вещунья пальцем у лица собеседника.

– Да с чего вы взяли, что она беременна? Может, есть другие причины?

– Говорю вам как на духу – это проверенная информация. Вы разве не видите – что за девка? Это ещё парень порядочный попался, другой бы послал куда подальше, и дело с концом. А у этого просто не было выбора. Заставили!

– Как заставили?

– А вот так. Либо – женись, либо – в тюрьму. Надька-то – несовершеннолетняя!

– Ну и дела!

– Вот-вот, – загадочно кивала Людмила. – Теперь всё, попался, пойдёт у парня жизнь наперекосяк. А ведь ему только двадцать один, мог ещё гулять и гулять, а тут на тебе – женись. Пропадёт парень с такой девкой-то.

– А мать её куда смотрела?

– Уж известно куда – в бутылку! Она же кроме водки ничего не видит. Дай только глаза залить, и всё!

Завидев ещё кого-то, женщина бросала предыдущего собеседника и бежала навстречу новому, чтобы повторить всё сначала.

Лилась весть о Надином замужестве от одного человека к другому, с бескорыстной помощью тёти Люды Бубенцовой.

Два года на пенсии – она чувствовала себя достаточно молодой и интересной женщиной. Невысокого роста, очень худая. Лицо её, если сохранило былую красоту, то где-то далеко в глубине морщин, избороздивших дряблые щёки. Одно время тётя Люда много пила, давняя привычка эта легла отпечатком на всю её внешность. Маленькие голубые глазки, пустые и не выражающие ничего, кроме чрезмерного любопытства. Под глазами мешки из высохшей кожи, во рту не хватало с десяток зубов. Плохо закрашенные хной, редкие седые волосы она собирала на затылке и прихватывала блестящей резинкой. Яркая помада на тонких губах растекалась по морщинкам словно звезда.

Единственная радость Людмилы Бубенцовой – жить новостями внешнего, а если конкретно, дворового мира. Привычка совать нос в чужие дела, позволяла забыть о делах своих. Это получалось у неё лучше всего. Не обязательно услышать то, что потом нужно рассказать. Путём собственных умозаключений она могла порождать великолепные слухи. В них верили и не раз пересказывали. Обсуждение жизни соседей оказалось самым настоящим призванием тёти Люды. Невероятный дар – из ничего сотворить что-то, талант создавать сплетни.

Большую часть времени она проводила во дворе, или около булочной с другой стороны дома. Но чаще всего на лавке возле третьего подъезда. Лучшего наблюдательного пункта нельзя и представить. Отсюда виден весь двор, как на ладони, ни одно движение не могло ускользнуть от зоркого ока Людмилы. Кто куда пошёл, по какому делу, она всё хотела знать.

Двор по улице Вишнёвой по форме напоминает квадрат. С трёх сторон пятиэтажки, а с четвёртой – забор. Посредине, как полагается, детская площадка с песочницей и парой кривых качелей. В каждом из трёх домов по три подъезда. Все они отличаются разной степенью ухоженности. Где-то посажены цветочки, подпилены деревья, плитка выметена, лавочка покрашена. А возле некоторых – кучи мусора, палисадник зарос бурьяном, дверь еле держится на петлях.

Всё-таки по-разному относятся люди к месту своего проживания. Иногда достаточно одного человека, и ваше парадное крыльцо радует глаз. Но если такого энтузиаста нет, то и возмущению нет предела. Почему никто не уберёт всю эту грязь?

Квартира Бубенцовой на первом этаже. Порядок, который наводила она под окнами, щепетильно оберегала, готовая выскочить в любой момент и проучить нарушителя. И если уж кто попался – то держись.

Субботним утром, как всегда на посту, тётя Люда оценивающе разглядывала клумбу у подъезда напротив. Она завистливо щурилась на нарциссы, что распустились раньше, чем у неё. Ласковое майское солнце заглянуло во двор и сквозь листву тонкими лучами касалось жёлтых цветов. Они будто улыбались. И, как решила тётя Люда, делали это ей назло.

Она пока не знала, о чём вести разговоры сегодня, так как вчера ещё домучивала новость с прошлой недели об украденном велосипеде Ковалёвых. Это уже почти никого не интересовало, и собирательница слухов терпеливо ждала хоть какого-то намёка на происшествие. С терпением охотника, она могла часами наблюдать за обитателями двора. Прислушивалась, приглядывалась.

Не покидало ощущение, что именно сегодня труд её не пропадёт даром. А такие предчувствия редко обманывали. Тёплое утро располагало и вселяло надежду на то, что сегодняшний день непременно принесёт новое событие.

И вот ожидание закончилось совершенно неожиданно, и так быстро.

Дверь соседнего подъезда скрипнула, худенькая женщина с растрёпанными волосами, в халате, похожем на кимоно, выскочила, почти со скоростью ветра пересекла двор и скрылась в подъезде дома напротив.

Спустя несколько минут из приоткрытого окна на втором этаже стали доноситься крики. Громкие ругательства и брань. С лавки, где сидела тётя Люда, недостаточно хорошо слышно, о чём шла речь, но отдельные слова всё же долетели до напряжённого уха.