Вихрь - Йожеф Дарваш
В субботу я получила оба твоих письма и открытку. Я даже рассердилась на старика почтальона, так как одно из писем пришло раньше, а он его не сразу принес. Потом же так обрадовалась, что даже расцеловала почтальона. Он был очень рад этому и пообещал сегодня принести от тебя еще письмо. Наверное, оно у него уже лежит на почте.
Каждый день я читаю твои письма по два раза, и открытку тоже. Одно из них я почти наизусть выучила, то, в котором ты пишешь: «Расстояние для любви что ветер для огня: маленький огонь ветер гасит, а большой раздувает».
Куда бы я ни шла, эти письма я беру с собой и очень радуюсь, когда речь заходит о тебе. Мне очень приятно говорить о тебе, называть твое имя или говорить, что мой муж написал то-то и то-то.
Только не смейся надо мной, пожалуйста.
Я хочу быть очень красивой к тому времени, когда ты вернешься, такой красивой, какой я еще никогда не была, красивее, чем тогда, когда ты меня в первый раз поцеловал.
Между прочим, я иногда вижу Дьюлу. Он совсем глупый. Как-то он спросил меня: «Скажи, почему ты для меня такая недоступная?» (Ну не дурак ли?!) Конечно, я ему на это ничего не ответила, только посмеялась. Одно время он перестал ходить к нам, и правильно сделал (глаза бы мои его не видели), но вскоре опять появился.
Вчера у меня день начался плохо. Утром поцапалась с мамой, хотя и не сильно… Я ей сказала, что сегодня воскресенье и ей надо отдохнуть, сходить к тетушке Теруш, а обед я и сама могу приготовить. Она в ответ на это начала возмущаться: почему это мне пришло в голову посылать ее к Теруш, которую я не люблю. Потом согласилась пойти к ней, но только вечером. А я так хотела побыть одна, вернее, с тобой.
Когда я осталась одна, то стала думать о тебе, читать вслух твои письма. Мне казалось, что я слышу твой голос. Я закрыла глаза и увидела тебя. Ты был такой красивый! И тут я начала плакать. А потом решила сама себя отвлечь от грустных мыслей — стала думать о том, как мы обставим нашу с тобой квартиру.
Потом вышла немного погулять. Посидела на скамейке возле памятника Кошуту, на которой не раз мы сидели с тобой. Мы с тобой часто и смеялись, и плакали, мы были счастливы, как могут быть счастливы люди, которые любят друг друга. Ты меня больше любишь, наверное? А может, я тебя больше?
На той скамейке я готова была просидеть до самого утра.
Придя домой, снова перечитала твои письма. А потом я увиделась с тобой во сне. Но сон я плохо помню.
Сейчас сижу в комнате. Кругом беспорядок, на мне только одна комбинация, так что отвернись, пожалуйста, а то я тебя немного стесняюсь. По радио передают музыку, погода на улице хорошая, светит солнце, а в комнате звучит «Вальс при свечах» из кинофильма «Мост Ватерлоо», помнишь? Жду от тебя письма, которое мне принесет старый почтальон. Сейчас половина седьмого, мне нужно спешить, а то опоздаю на работу. Даже нет времени перечитать это письмо, наверняка половину вычеркнула бы, но хочу, чтобы ты все прочел, как было написано с первого раза».
С каким чувством читал ты, Элек Варью, такие письма? Жаль, что я не мог в тот момент видеть выражение твоего лица. Был ли ты потрясен тем, что тебя так любят? Верил ли ты в то, что можно действительно очень сильно любить? Или, может, читая эти письма, ты кривил губы и думал: «Глупо и сентиментально!» Однако, как бы там ни было, ты должен признаться, что тебе было приятно получать такие письма в течение целого года. Уединившись, ты по нескольку раз перечитывал их, с нетерпением ждал выходных, когда можно будет поехать на день-два домой к своей Ольге…
Глава девятая
В феврале 1952 года после того, как Элек Варью окончил годичную партшколу, ему дали новую квартиру: просторную, из трех комнат, с видом на реку и небольшой лесок.
При переезде он хотел всю старую мебель бросить, но Ольга не разрешила. Несколько старых вещей она оставила у своей матери, а все остальное забрала с собой. Элека квартира не очень занимала. Он весь ушел в работу — как-никак директорские обязанности. Элек хотел доказать свои способности и дома бывал очень редко. Ольга же, напротив, вся ушла в новые хозяйственные заботы. Ведь это была их собственная квартира.
Когда умер отец, она была еще ребенком. Точно, отчего умер отец, Ольга не знала. Она не раз спрашивала об этом мать, но та всегда отвечала одно и то же: «Его сбил автомобиль». На самом же деле он стал жертвой полицейского террора, будучи участником большой демонстрации протеста, которая состоялась 1 октября 1930 года. Полицейские, разгонявшие демонстрацию, попросту растоптали его ногами. После сорок пятого года, учась уже в гимназии, Ольга узнала об этой демонстрации. Мать Ольги, став вдовой, уехала из Будапешта в провинцию к своим родственникам. Что ей еще оставалось делать? Жила с дочкой то у одного брата, то у другого. Все родственники очень хорошо относились к ним, помогали, кто чем мог, но в общем жилось трудно.
В декабре 1944 года, когда фронт перекатился через их город, новый бургомистр дал им квартиру в вилле одного адвоката, который в страхе перед русскими войсками бежал, на Запад, Бургомистр даже произнес торжественную речь, передавая ключ вдове. И только тогда Ольга, которой уже исполнилось пятнадцать лет, впервые узнала о том, что ее отец был жертвой хортистского режима.
Вилла адвоката была просторной и красивой. Наверное, именно поэтому они с трудом привыкали к ней, бродили как чужие по комнатам. Сначала Ольга с Элеком жили на этой вилле.
Новая квартира была тем самым, о чем
