Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Дани чувствовал, как в верхней части его груди закипает ярость. Знакомое, сладостное чувство, сродни любовному экстазу, оно неизменно даровало ему облегчение от душевной тоски. Но женщина! Эти руки, волосы, глаза, таинственная, неизъяснимая словами любого из человеческих языков вселенная, как её уничтожить? Ярость вскипала, заставляя двигаться кадык. Дани сглотнул неприятную горечь. А женщина погладила ребёнка по голове. Что ей в этом мальчишке? Скольких всего она родила и который это по счёту? При родах тело её страдало, содрогалось в мучительных спазмах. Вероятно, она кричала в потугах. И вот наконец он родился, освободив её от мук. Казалось, она должна бы возненавидеть его. Отбросить с досадой. Но она не сделала этого. Почему? Вскармливая его грудью, она недосыпала ночей. Она портила свои красивые руки, обихаживая его. Она терпеливо учила его говорить. Учила русскому языку, читая по книгам, и он повторял за ней, поначалу коверкая слова. Он повторял её позы, перенимал её привычки. Впитывая её любовь, он становился всё более русским. А потом он научился писать и читать самостоятельно. А потом большевики вложили в его руки оружие.
Женщина любила своего сына. Маланья тоже когда-то любила Дани. Дани не причинял Маланье мучений. Наоборот, Дани заботился о ней. Но Маланья исчезла, ушла, не удостоив его объяснениями. Дани был отвергнут. Выкинут. Забыт. А эта женщина хочет остаться рядом с никчёмным мальчишкой до последнего своего часа. И даже теперь, когда шансы обоих ничтожны, она желает спасти его или по меньшей мере разделить его участь. Для этого и пришла. Для этого и сдалась. Что ж, Дани тоже добр и знает цену преданности. Дани способен испытывать сострадание, и потому он даст этой женщине шанс.
– Мы нашли приличный дом. Точнее, половину дома. Там хорошо. Сохранились даже занавески и цветы в горшках. Я делю его с тремя товарищами-офицерами. Нам повезло. У каждого из нас отдельная комната. Вы ведь понимаете меня?
– Да.
Красивой ладонью она раздвинула завесу волос и уставилась на него.
– Вас зовут?
– Серафима Табунщикова.
– Вы жена офицера?
– Я врач. Хирург. А это мой сын Матвей.
– Зомби из больницы! – зарычал Шаймоши.
Он поднял ногу и подошвой подкованного сапога наступил на босую ногу ребёнка. Мальчишка скривился, но промолчал. Глаза женщины потемнели.
– Оставь, Шаймоши! Выйди за дверь!
Шаймоши, рыча, удалился.
– Надеюсь, вы понимаете, что ваш сын провинился перед оккупационными властями, – спокойно продолжал Дани. – Он хотел украсть пищу. Мы раздаём питание пострадавшим при налётах. Но размер помощи строго регламентирован. А воровство в военное время строго карается. Но дело не только в этом. Он бросил гранату в полевую кухню. Если б не я, ваш мальчишка был бы уже мёртв…
– Он слишком мал и плохо понимает, что делает, – прервала его женщина. – Он напуган.
– А у капрала Бартала нет обеих рук.
Мальчишка тёр грязной ладонью отдавленную ногу, но вовсе не выглядел напуганным.
– Что я должна сделать? – спросила женщина.
– Ничего особенного, – Дани улыбнулся. – Мой ординарец перед утром придёт за вами. Я хочу, чтобы вы скрасили моё одиночество, но…
Она дрогнула, отвернулась, щёки её вспыхнули. Густая прядь с проблесками серебра снова упала на её лицо. Дани сглотнул мучительный ком.
– Вы вольны отказаться. Я не насилую женщин. Утром мы приведём приговор в исполнение.
– А если… – она снова уставилась на него.
Ах, как горячи сейчас, наверное, её щёки. Но взгляд! Нет, пожалуй, он слишком холоден.
– Повторяю: я не принуждаю. Вы вольны в своём выборе. Но дружба со мной даст вам обоим шанс выжить. Если вы останетесь со мной, я обещаю отправить мальчика в тыл. Большего сделать для вас я, пожалуй, не смогу. Видите, я не лгу. Не обещаю золотых гор. Но сделаю всё возможное. Всё.
Наконец то глаза её потеплели и увлажнились.
– Хорошо. Лучше хоть какой-то шанс, чем никакого. Я согласна.
* * *
Дани выскочил во двор, оставив дверь в сарай не прикрытой. Женщина внимательно и спокойно наблюдала за ним. Пожалуй, следовало бы её накормить. Может быть, предложить вина? Вряд ли она откажется. Маланья любила «Эгерскую девушку». Но как достать белое венгерское вино в разрушенном Воронеже?
– Я понял. Господин сначала хочет… – Шаймоши был тут как тут. Это он звенел цепью, навешивая на дверь сарая огромный замок. В его моржавых усищах пряталась скабрезная улыбочка.
– Молчи, – прошипел Дани. – Похоже, она согласна. Приведёшь её ко мне попозже ночью. Перед утром. Да так, чтобы никто не видел.
– Хорошо, господин. Но только русские не предсказуемы. Чаще всего они начинают налёт сразу после наступления темноты, и тогда, к трём часам ночи, всё уже наверняка закончится. Но бывают и исключения. Припомните сами. Позавчера налёт начался в четыре часа утра. Перед рассветом.
Дани прижался лицом к щелястой двери. Косые полосы дневного света проникали в сарай через прорехи в крыше. Женщина с ребёнком на руках сидела в центре светового пятна всё в той же позе, прижимая к животу полулежащего неподвижно мальчишку. Характерная поза Мадонны. Впрочем, ребёнок великоват. Впрочем, что общего может иметь малолетний убийца со Спасителем рода людского? Наверняка его отец коммунист и безбожник.
– А потом вы их убьёте? – шепотом спросил Шаймоши.
– Пошёл прочь! – отозвался Дани.
Он смотрел на женщину, а та и не думала прислушиваться к их разговору, словно вовсе не от них зависела судьба её мальчишки. Её горделивая уверенность в неотвратимости собственной судьбы пробуждала в Дани ярость. Почему она так спокойна? Она уверена, что Дани будет честен и выполнит данное обещание. А она? Будет ли она страстной и нежной? Отдастся ли ему, врагу, с удовольствием или… Да возможно ли такое? А если – нет, то удовольствуется ли он суррогатом, любовью из-под палки, под страхом смерти?
* * *
Капитан Ласло Якоб долго не мог угомониться. Через тонкую межкомнатную перегородку Дани долго слышал его возню и кряхтение. В дугой комнате Гильдебрандт, Алмос и Отто расписывали пульку. Дани с улыбкой прислушивался к голосу Амоса, громко сетовавшего на его, Даниэля Габели, лень. Но после полуночи и они угомонились. Гильдебрандт вышел во двор, громко хлопнув дверью, и только после этого послышался знакомый храп Шаймоши. Его верный ординарец делил узкий коридорчик с ординарцем капитана Якоба. Оба спали на неудобных раскладных койках, но селиться с нижними чинами в комнатёке над сараем отказались.
* * *
Дани слушал звуки ночи. За тонкой перегородкой храпел Ласло Якоб. Стальные пружины жалобно пели под его грузным телом. Старый
