Павел Яковенко - На южном фронте без перемен
— Да Игорь тоже не уверен, конечно. Гранат набрал, на всякий случай. Сказал — мы услышим. Тогда надо будет выручать.
Мы с Андреем посмотрели на Урфин Джюса. Он пожал плечами:
— Я всегда готов. У меня вся техника на ходу.
— В крайнем случае, танк подключим, — это уже я сказал.
Но все обошлось. Через несколько часов Молчанов вернулся, как говорится, усталый, но довольный.
— Сдали овцу в больницу.
— Вы что же — прямо в поселок заезжали? — спросил я с удивлением.
— Ну да, — сказал Молчанов, и сделал выразительное лицо. — Ну а что сделаешь? Она уже кончается. Белая как мел. Стонет, глаза закатила… Пришлось ехать. Влетаем в село, спрашиваю у местного кикела — «Где больница»? Он, типа, не понимает! По-русски. Я ему говорю — «Там женщина ваша рожает! У тебя, гад, совесть есть?». Проникся! Рукой показал. Подъезжаем, разворачиваемся. Бабы какие-то врассыпную. Наверное, думали, мы сейчас стрелять будем! Идиоты! Ну, вытащили эту кикелку, сдали врачихе на руки. Короче, пусть теперь голову ломают. Это уже не наше дело… И быстренько, быстренько назад.
— Даже пожрать ничего не взяли! — неожиданно влез в беседу Турок.
— Чего!! — развернулся Игорь. — Ты чего тут делаешь?!!
Турок стремительно исчез из виду.
— Бывает… — сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Слушай, Игорь, пойдем хоть кипяточком побалуемся, а?
— Ну, ты вечно голодный! — покачал капитан головой. — Корми тебя… Пои тебя…
— Да ладно тебе! — засмеялся я. — Не еды, заметь! А просто кипятка. Уж Турок-то небось приготовил!
— Ладно, — сказал Игорь, — пойдем, сирота!
Однако этот день оказался приятнее, чем я мог подумать. Не успели мы дойти до фермы, как нас перехватили танкисты. Вообще-то, конечно, им был нужен Молчанов. Но так как я оказался рядом, то они пригласили к себе в гости и меня. Зачем отказываться? Я пошел.
Танкисты заняли небольшой аккуратный, отделенный от фермы дорогой, домик. Со стороны моста он был закрыт деревьями, какой-то давно разрушившейся кирпичной оградой, с торчащими из нее ржавыми металлическими штырями. Внутри картина заброшенности и разрушения была не менее заметна.
В первой комнате у окна находился стол-тумба с выломанной дверцей. Вторая болталась на одной петле. За столом — на подоконнике — валялась кем-то давно брошенная и забытая мыльница. Стекло в окне было целое, хотя страшно грязное, с разводами паутины. Некоторые доски из пола были выломаны.
— Топите? — кивнул на них Игорь.
— И мы топим, и до нас кто-то уже выломал, — ответил один из танкистов. — Не мы первые здесь перекантовываемся.
Во второй комнате стояла довольно крепкая пружинная кровать. Некоторые шарики на ней еще даже блестели. Сбоку, у стены расположился шкаф с выломанными дверцами. Одна из дверей стояла тут же, прислоненная к стенке. Это была очень полезная и важная дверца: на ней сохранилось небольшое зеркальце.
В этой комнате часть стекла была выбита, а вместо него вставлена, как обычно, фанера. Потому в помещении царил, можно сказать, полумрак. (Тем более что за окном было очень пасмурно). Тем не менее, я взглянул в зеркальце, и увидел какое-то серое, бородатое лицо с красными глазами, сухими губами и желтыми зубами.
В ужасе я отшатнулся: «Неужели это я!?».
Да, я. И ничего удивительного. Я уже сам давно забыл, когда последний раз чистил зубы, брился, умывался…
Хотя нет. Умывался совсем недавно. Здесь, в речке и умывался. Но ведь это не горячая вода…
У танкистов топилась буржуйка, и был настоящий чай. Уж не знаю, откуда, где достали — но был. Как оказалось, Игорь и Николай (командир танка), закончили одно училище, просто в разные годы. Так что тема для беседы у них нашлась сразу. (Поэтому, честно говоря, и пригласили). Я же просто пил чай с сахаром, слушал умные речи, и наслаждался теплом. Никуда не хотелось идти, ничего не хотелось делать…
Глава 4
Мне очень сильно захотелось по нужде. Пусть и по малой, но так приперло, что сидеть в кабине я уже не мог. Светало. Полоска зари показалась на востоке. Я подумал, что снаружи сейчас очень зябко… Но не в кабине же обоссаться, правда?
Никаких сборов мне не требовалось, я просто откинул одеяло, приоткрыл дверцу, подумал — взять ли мне автомат — и все-таки взял. Ходить без оружия в Чечне мне почему-то не хотелось даже в сортир. Мало ли что? Я вылез из кабины, и потянул за собой автомат. И, правда, свежий холодный воздух, да еще ветерок с гор сразу приняли меня в свои объятия, и я затрясся мелкой дрожью.
Испражняться у машины было нехорошо — сам же нахожусь постоянно. Да и бойцы спят в кузове. Я отправился к ферме. Там был такой неплохой закуток, не видный ни с одной точки, (я его случайно нашел), и я постоянно оправлялся именно там. Это звучит, конечно, глупо, но у меня возникало приятное ощущение, что я почти в домашнем туалете — где можно спокойно посидеть и подумать.
И только я было пристроился… В утренней тишине внезапно, резко, разрывая ее на куски, послышался воющий и вибрирующий звук полета мины. Мы не стреляли… Значит, стреляют в нас!
За этим первым выстрелом последовал просто шквал огня. Я, находясь за стеной фермы, не видел, откуда стреляют, но ни минуты не сомневался, что огонь ведется с горы.
Два или три разрыва вздыбили землю у домика танкистов. Я увидел, как в разные стороны полетело стекло из окон, а из дверей, спотыкаясь и падая, выскочили танкисты, бросившиеся к своему танку.
Эх, наши «шишиги» стояли между фермой и площадкой, внизу. Попасть в них можно было только миной, (а собственно, это и происходило). А вот вся наша батарея стояла по краю площадки, и видно ее было сверху, наверное, как на ладони.
Я стоял, судорожно застегивая штаны, и от того, что руки у меня дрожали, а желудок провалился до колен, я никак не мог попасть пуговицами в петли. Я страшно нервничал, и от этого все становилось еще хуже.
Бойцы из моих трех расчетов спали в кузовах. С началом стрельбы они начали выскакивать из них и прятаться под машиной. Это было, конечно, умно, если не считать того, что в «шишигах» были боеприпасы, и попади в них мина, снаряд или граната, то братская могила всем бойцам была бы обеспечена. Кроме того, кто стрелять в ответ будет!?
Найданов со своими спал, естественно, в палатке. Я видел, как Андрей очумело вылетел наружу босиком. «Говорил тебе, не снимай обувь на ночь» — завертелась у меня голове никчемная и ненужная в данный момент мысль. Вот Ослин выскочил в одном сапоге. За ним дернулся Папен… И рухнул, обдав себя, палатку и выползающего за ним Джимми Хендрикса фонтаном крови. Сержант рванул обратно, но тут палатку прошила очередь.
Меня страшно злило и удивляло, что мы не отвечаем. В ферму попала мина, и куски шифера как снег кружились в воздухе, что-то рвануло со страшной силы у пехоты, так что рама, находящаяся за моей спиной, вылетела вперед, и если бы я не упал на колени от звука взрыва, снесла бы мне, наверное, голову. А мы молчали.
«Брестская крепость, б…», — подумал я, поднялся с колен, и побежал к позиции. Я споткнулся об раму, и снова рухнул. В этот момент мина упала на правом фланге нашей батареи, один из «Васильков» перевернулся. Даже до меня дошла волна горячего воздуха.
Наконец-то у нас выстрелил танк. Это был как глоток прохладной воды в пустыне. Он выстрелил еще раз, и еще. Чехи перенесли огонь на него. Найданов добрался до «Василька», а я добежал до своей «шишиги».
И тут я услышал, как стреляют наши БМП. Живем, блин!
— Давай, давай! К орудиям! К бою! — орал я под машину, наплевав на опасность быть подстреленным. — Вперед, б…!
Боев молодец, Боев вылез. За ним показался Адамов. Я побежал к «подносам», чувствуя, как они бегут за мной. Я не оглядывался.
— Наводить самостоятельно! Огонь без команды! Беглый!
Я занял миномет Абрамовича. Где Абрамович, я в этот момент не думал. Я даже не думал наводить. Я только окинул панораму горы, и понял, что замаскировались чехи здорово! Хотя нет! Вот дымок от выстрела! Там у них миномет.
Ко мне подбежал Шура Эйнгольц.
— Давай, готовь мину, — крикнул я ему, наводя прицел приблизительно в то место, где, как мне показалось, стоял миномет чехов. — Выстрел!
Шура опустил мину в канал ствола… Она прошуршала вниз… Звон!!! Мина ушла в небо. Это был первый выстрел нашей батареи! И тут же, буквально чуть — чуть опоздав, Найданов ударил очередью из «Василька». Не знаю, куда он целился, но эту очередь было видно хорошо.
Мы стали отстреливаться, и огонь противника ослабевал. Может быть, мы куда-то попали, может быть, чехи решили, что игра уже не стоит свеч. Во всяком случае, можно было поднять голову.
Шура отправил в ствол очередную мину, и вдруг охнул, согнулся пополам, упал и завыл. Между его стиснутых пальцев потекла кровь. Этого еще не хватало! Я схватил ошарашено крутившегося вокруг нас Инберга.
