Осень добровольца - Григорий Степанович Кубатьян
Что за картины мы продавали, я не знал. Если девиц рядом не было, отвечал наугад.
— Это Малевич? — спрашивал мужик в дорогом пуховике, указывая на нелепую мазню в раме.
— Малевич! — соглашался я.
— А почему внизу написано, что какой-то Васюков?
— Может, псевдоним Малевича? Или качественная копия одного из учеников. Такие дороже, чем оригинал стоят! Это из запасников Эрмитажа, — выдумывал я от скуки.
Всё равно «пуховик» ничего покупать не собирался, он просто выпил — и ему хотелось поговорить и повздыхать на тему: ну, вот уже и коллекции Эрмитажа распродают, дожили!
На самом деле скучно мне не было. Я сидел на удобном диване в картинной галерее, пропитывался флюидами искусства, пусть и валютного. Читал забытые другими охранниками детективы в мягких обложках: поучительные истории из жизни ментов и братвы. Вдобавок в гостинице всё время что-то случалось.
Однажды там проходил конкурс красоты. По холлу гуляли умопомрачительные мини-юбки и макси-декольте. У конкурсанток на руках были прицеплены круглые таблички с номерами. Не меньше сотни, прикидывал я.
— Это ярмарка невест, — объяснила мне Лиза. — Компания пригласила иностранцев, которые хотят найти жену в России. И теперь они выбирают.
Иностранцев было всего пять. Один из них, длинноволосый кореец, долго смотрел на картину с краснощёкой бабой и самоваром, но так и не решился спросить цену. Ещё мимо прошли высоченный скандинав в спортивных штанах, негроамериканец в дорогом костюме, лысый коротышка в очках, вроде бы немец, и пожилой толстяк неизвестно откуда.
Мне было неприятно. Ну, что за дела?! По два десятка девиц на одного мужика, да и те — не красавцы…
— Я тоже выйду замуж за иностранца и уеду, — грустно провожала глазами Лиза блестящего поддельным «ролексом» негра (ну, это я так решил, что поддельным, — из зависти).
У люксовой гостиницы был секрет, который я не сразу разгадал: она была грандиозным инкубатором женихов. 16 этажей, больше тысячи номеров, и в каждом мог обитать перспективный жених: командировочный крупного предприятия, деятель культуры, учёный, бизнесмен, иностранец. Успешные и породистые самцы ходили по коридорам над моей головой. А я сидел внизу и охранял поддельные яйца Фаберже, которые они иногда покупали.
В гостинице было много девушек, искавших романтических встреч. Как выглядят проститутки, я понятия не имел. Вульгарных привокзальных дам сюда не пускали, а те, кого пускали, выглядели респектабельно.
Самые интересные сцены случались после полуночи, когда мои продавщицы уходили, стеллажи с сувенирами были запечатаны, а чай в термосе выпит наполовину.
— Я хочу эту картинку! — заявила юная красавица спутнику-иностранцу, годившемуся ей в отцы.
Картинка была откровенно дрянной — небольшая акварелька со случайным набором геометрических фигур и предметов, а в углу был нарисован дверной ключик.
— How much? — спросил иностранец.
— Фифтин. Пятнадцать, в общем, долларов, — ответил я.
— For this shit?! — возмутился мужчина; по его выражению лица было понятно, что за такую мазню ему жалко даже пятёрки.
— Ноу проблем! — пожал плечами я.
Процент от продажи мне не полагался.
К тому же я был согласен, что картинка эта ничего не стоит.
Но девушка упёрлась: хочу, и всё. Мужчина злился, объяснял на английском, что она ошибается, что он понимает в искусстве, а она нет, что вот рядом есть картинка гораздо лучше, да и вообще нет смысла тратить деньги на ерунду. Девушка презрительно улыбалась. Мужчина обругал её и бросил в зале.
Девушка плюхнулась на диван рядом со мной, закинув голые ноги на подлокотник. На вид ей было не больше семнадцати.
— Вернётся, никуда не денется, — усмехнулась она.
— Зачем тебе эта картинка? Она же и правда… странная, — спросил я.
— Мне нравится ключик, напоминает кое о чём. К тому же я хочу позлить его. Пусть платит, — и она зло сверкнула красивыми глазами.
Через десять минут мужчина вернулся, молча отсчитал доллары. Она взяла его под руку, и пара удалилась.
По ночам ко мне иногда приходили незнакомые женщины в нарядных платьях. Не знаю, что у них случалось с этими успешными мужчинами, но появлялись они в холле — расстроенные, пьяные, с размазанной на лице тушью… Говорили про каких-то подлецов или блестели похотливыми глазами и гладили меня по плечу.
Я пускал их посидеть со мной на диване и рассказывал, что вот там, за окном, — море. И хотя сейчас оно замёрзшее, а вокруг темно, — скоро наступит весна, и море оттает. Там будут волны, чайки и кораблики. Женщины успокаивались и уходили. А я допивал чай из термоса.
Уверен, все они дождались своего моря. А я — нет. Меня уволили до того, как оно растаяло. У моего сменщика во время дежурства пропала картина. Очень дорогая. Парень уверял, что лишь на пять минут отлучился в туалет, а когда вернулся — увидел пустой гвоздь. Другие охранники хмурились и за глаза ворчали, что, наверное, этот тип её продал, а врёт, что украли. Воины-афганцы собрали нас всех, обматерили и выставили счёт, предложив заплатить за пропажу коллективно. Или, обещали они, уволят нахрен всех разом. Цена оказалась высокой, мы столько не зарабатывали. И нас заменили. Людей, работающих на первом этаже, обычно легко заменить.
Так я вернулся в обычный мир — без валютных картин, валютных мужчин и грустных и прекрасных валютных женщин.
★ ★ ★
Российский университет спецназа (РУС) — учебный кампус на окраине Гудермеса. «Кампус» на латыни означает «поле», и да, сейчас это пока что огромное поле с редко разбросанными домами и строениями, иногда — ретро-футуристическими, в виде традиционных чеченских боевых башен, но современных, из стекла и стали. Судя по смелости замысла, университету, в котором будут обучать десантников и штурмовиков, запланировано большое будущее: административная зона, учебные аудитории, полигоны для стрельбы, взлётное поле…
Вывалившись из «Газели», мы строимся в две шеренги. Лагерь для новобранцев — палаточный, и палатки в нём — огромные, армейские. В центре плац, вокруг тянется проволочный забор, по углам которого дежурит суровая охрана в солнцезащитных очках, то ли защищая лагерь от диверсантов, то ли предотвращая возможный побег новобранцев.
— Рюкзаки и сумки открываем для досмотра, — командует инструктор в камуфляже. — Телефоны и ножи сдаёте на хранение. Не забудьте подписать имена, потом получите обратно.
Все начинают взволнованно отправлять домой последние сообщения. Выключенные телефоны заворачивают в бумагу и сверху обматывают скотчем. Телефоны летят в один короб, ножи — в другой. Некоторые бойцы притащили тесаки такого размера, будто собираются воевать исключительно в рукопашной. Один из чеченских добровольцев, хитро подмигнув соседям, кидает в коробку
