Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
– Какого дьявола вы привезли сюда труп?! – заорал фельдфебель медицинской службы, когда «мерседес» под управлением Шаймоши, обогнав один из таких грузовиков, на полной скорости выкатился на площадку перед операционной палаткой. – Ты контужен, капрал? Я спрашиваю: какого чёрта?
Рукава его грязного халата отвердели от запёкшейся крови. Белая, бязевая шапочка насквозь пропиталась потом. Он сорвал через голову клеёнчатый фартук. Вытер лоб и бороду шапочкой, и она тут же приобрела неприятный, розовый оттенок.
– Он ещё жив! – прокричал в ответ Шаймоши. – Это добряк Бартол. У него нелады с руками.
– К дьяволу Бартола!
– Отставить брань, фельдфебель! – Дани соскочил с мотоцикла. – Требую соблюдения субординации.
– Перед тобой офицер, сволочь, – вставил Шаймоши, наперекор уставным положениям.
– Вам надо было оставить его в сквере, у горсовета. Там кладбище. Там и морг. Зачем притащили труп сюда? – фельдфебель сбавил тон. Он наконец обратил внимание на лейтенантские погоны Дани. – Перед пилой доктора Герхарда все равны.
Полы ближней палатки откинулись. Из неё выскочили санитары с носилками. Того, кто лежал на них, Дани знал не понаслышке. Полковник Ракаи собственной персоной! Вернее, не сам полковник, а его сильно укороченная копия. Дани помнил его бесстрастным, лощёным, всегда до синевы выбритым. Сейчас осунувшееся лицо полковника покрывала недельная щетина. Орлиный взгляд отуманился. Он не моргая смотрел на яркое небо, словно эта чужая голубизна являлась пищей для его тела. Туловище полковника, прикрытое белейшей простынёй, показалось Дани чудовищно коротким.
– Похоже, господину Ракаи оттяпали ноги по самый пах, – в смятении пробормотал Шаймоши. – А такой бравый был офицер. Удостоен германского Железного креста.
Шаймоши замолчал. Он не сводил глаз с носилок. Усы его пичально обвисли. А мимо них, обтекая мотоцикл с обеих сторон, потянулись тени людей в кровавых повязках. У некоторых из них окровавленными бинтами было покрыто всё лицо, и они держались за руки, плечи и ремни товарищей. Иные ковыляли на костылях, и все они стремились к тентованному грузовику, в который только что подняли укороченную копию полковника Ракаи. Водитель откинул задний борт кузова, опустил лесенку. Всего три ступени, но как же трудно их преодолеть увечному человеку! Поначалу раненые помогали друг другу. Люди прибывали. Кузов наполнялся. Давка была неизбежна. А где давка, там и драка. Они били друг друга костылями, рвали бинты зубами, отвратительно бранились, богохульствовали. Драка закончилась так же внезапно, как и началась. Один из караульных выпустил длинную очередь в синее небо. Раненые попадали на плотно утрамбованный грунт под колёса грузовика, словно пули ушли не вверх, но попали в их изувеченные тела. Водитель быстро убрал лесенку и поднял борт. Когда грузовик принял с места, с его чрева послышался громкий, слитный стон, временами переходящий в вопль боли.
– Как полутуши со скотобойни, – проговорил Шаймоши. – А ведь они всё ещё живы и думают, что вырвались из ада.
– Вам следует отправиться на Красную площадь, – тихо проговорил фельдфебель. – Там морг. Там кладбище.
В ответ на его слова Бартол распахнул глаза и громко застонал.
– Несите же его в операционную, коновалы! Не видите, человек истекает кровью! – заорал Шаймоши.
В ответ на его крик полы операционной палатки распахнулись. Под небо вышел высокий, немного сутулящийся человек. Нижнюю часть его лица закрывала окровавленная маска, макушку – шапочка. Все его некогда девственно-белое одеяние было покрыто яркими, алыми брызгами, создававшими причудливый, фантазийный узор. Синие глаза над повязкой смотрели пронзительно.
– Если не перестанешь орать, капрал, я отсеку твой язык, – твёрдо проговорил хирург.
В подтверждение этих слов из-за его спины, из ярко освещенного чрева палатки, раздался истошный и тоскливый вопль.
Двое подоспевших санитаров выхватили стенающего Бартола из коляски. Но его не понесли сразу в операционную. Его положили под тент к остальным бедолагам, ожидавшим провожатых к следующему кругу ада.
– Прочь отсюда, Шаймоши! – тихо проговорил Дани. – Трое суток отдыха, а потом опять на передовую. Сдаётся мне, что на кладбище танков поменьше крови.
* * *
– Поднимайтесь, командир, – сказал Шаймоши.
Дани приоткрыл глаза. На спинке стула, рядом с его кроватью, уже висела белоснежная, безукоризненно отутюженная сорочка. Дани повернул голову. Теперь он мог видеть пол. Так и есть: его офицерские сапоги уже стояли там, блистая полированными голенищами. Шаймоши умел приготовить любое блюдо. Особенно ему удавалась начинка к рыбному пирогу. Шаймоши умел пользоваться швейной машиной и мог, если понадобится, подковать коня. Но лучше других дел ординарцу Дани давалась чистка сапог. Сначала он наносил тряпочкой специальный состав. Рецепт состава он держал в строгом секрете, но, бывало, по сходной цене приторговывал сапожным снадобьем, придававшим юфтевым голенищам зеркальный блеск. Теперь понятно, откуда этот фамильярный тон! «Поднимайтесь, командир!» И никакого «господина лейтенанта». И никакого «завтрак подан, господин Габели». Шаймши явно гордится собой, ведь солнечные лучи, отражаясь от начищенных голенищ, скачут по стенам и потолку, а сам Шаймоши замер в ожидании похвал с перекинутым через руку полотенцем. Дани приподнялся. Действительно, завтрак уже на столе и сервирован со всей возможной изысканностью. Солнечное утро плещется за занавесками. Таким утром ожидаешь услышать пение птах и звон прохладных струй. Впрочем, царапавшая слух отдалённая канонада была предпочтительней гробовой тишины, обычно предшествующей авианалёту.
Шаймоши дёрнул левым усом и проговорил:
– Вестовой от господина капитана только что ушёл. Приказано поторапливаться, господин лейтенант.
– Русские пошли на прорыв? О, Боже! Вторые сутки в тылу. Неужели снова ползать по танковому полю!
– Никак нет. Слышите тишину? На передовой тихо. Дело в другом. Сегодня ночью на треклятой Красной площади кто-то взорвал памятник пролетарскому вождю. Погибло пятеро наших солдат и двое немцев. Их убило осколками памятника. Вестовой описал мне всё в подробностях. Фельдфебеля Эбеля разнесло на куски, так же, как и вождя. Раненых никто не считал. Кое-как покидали в кузов и в круг первый, то есть в санитарную роту. Вестовой шепнул мне: Ласло Якоб в ярости.
– Кто такой фельдфебель Эбель? Что-то я не помню такого шваба!
– Ну как же, господин лейтенант! Ординарец подполковника Кёнига! Рыжий такой детина. Молодой. Тридцати лет ещё не исполнилось.
– Что же он делал на Красной площади?
– Как что? Сопровождал подполковника…
Дани вскочил с кровати. Металлические пружины печально запели.
– А Кёниг? Он мёртв?
– Конечно! – круглые глаза Шаймоши
