Василий Клёпов - Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]

— Ребята! — послышался жаркий шепот Белки. — Вода под полом.

— Где, где, Белка? — кинулся к щели в стене Левка.

— Вы только отверните доску у стены.

— Погоди! — оттолкнул я Левку и, прислонившись к щели, спросил: — Ты нашла или нет одежду?

— Нашла… Только как вы отсюда выйдете?

— Выйдем, — еще не зная, как мы это сделаем, ответил я.

Под полом мы нашли бидончик с водой, вдоволь напились, и нам не страшно было теперь ничего.

— Вот интересный вид будет у Паппенгейма, когда он увидит нас утром, — смеялся Левка. — Думает, что мы уже будем еле можаху, а мы улыбнемся ему и скажем: «С добрым утром, герр Паппенгейм!».

БРАТЬЯ ПО КРОВИ

Мадам де Куланж. Мужайся, смелый юноша, ты не для того создан, чтобы погибнуть здесь.

Батраки выстраивались перед воротами. В конце колонны мы увидели новичков. Баронесса решила, что французы, бельгийцы, чехи и югославы достаточно отдохнули и уже вполне могут работать.

Мы примкнули к ним, и колонна двинулась.

Впереди, опираясь на плечо Юзефа и согнувшись, медленна волочил ноги высокий тощий француз. Его звали Жак. Я услышал, как Юзеф сказал Жаку что-то о русских. Жак оглянулся и подарил мне чудесную улыбку своих черных глаз — только они еще жили на его исхудавшем и сморщенном лице. Я тоже улыбнулся и спросил:

— Вы — пленный?

— Пленный, — ответил Жак на ломаном немецком языке. — Чертовы боши взяли меня под Витебском…

— Под Витебском? — удивился я, так как знал, что Витебск очень далеко от Франции.

— Я летал в полку «Нормандия — Неман»… Штурманом был…

Мы шли по сосновому лесу и поравнялись с кладбищем. На краю его высился свежий холмик желтой земли, под которым совсем недавно похоронили англичанина.

Все невольно оглянулись на крест, возвышавшийся над могилой.

— Велемир! — крикнул Жак югославу. — Мы все-таки выгадали! Здесь хоть зароют в отдельной могиле, а в концлагере и этого нет — либо в ров, либо в печку.

— Один толк! — махнул рукой югослав.

— Тут тоже некуда уже класть, — усмехнулся Заремба. — Скоро и рвы появятся.

— Молчать! — ощерился Камелькранц и что есть силы ударил югослава плетью.

Взгляд Юзефа мрачно сверкнул, жилистый кулак француза сжался, и я подумал, что плохо же будет Камелькранцу, если война обернется против немцев.

Утро было жаркое, и я с благодарностью вспомнил Белку. Как бы мы выдержали жажду, если бы не Белка!

При выходе из леса на обочине дороги стояли два охотника. О том, что они охотники, можно было судить по ружьям и лежавшим у ног собакам. Когда мы подошли ближе, то легка узнали в одном из охотников Карла. Рядом с ним стоял Рудольф в немецкой военной форме с погонами обер-лейтенанта. Воротник его мундира был расстегнут, и из него торчала длинная шея, по которой ходил огромный кадык.

Рудольф поглаживал овчарку и говорил Карлу:

— Специально натренирована на русских… Она их, знаешь, как рвет? Только клочья летят…

Карл вскочил и закричал:

— Натрави ее, Рудольф! Вон же они идут, в самом конце… И я их так ненавижу!

Не успели мы что-нибудь сообразить, как обер-лейтенант отпустил собаку, она стрелой метнулась за нами и сшибла с ног Левку. Я дал собаке пинка, она больно укусила меня в ногу. Левка вскочил и бросился к дереву у края дороги. Пес ринулся вслед. Левка вскарабкался уже на сук, когда собака сделала огромный скачок, и мы услышали отчаянный визг: овчарка вцепилась в Левку и повисла в воздухе. Через мгновение она упала, а Левка, не помня себя от боли, полез выше на дерево.

Карл смеялся, визжал и топал ногами. Вдруг Рудольф что-то шепнул Карлу, тот схватил ружье и стал целиться в Левку.

— Ты что делаешь? — вскрикнул я.

— О, пся крев! — выругался Заремба.

Маленький изверг выстрелил из обоих стволов. Потом схватил ружье старшего брата и сделал еще выстрел. Ветки на дереве задрожали, и Левка, кувыркаясь, свалился на землю. Овчарка с рычанием бросилась на него.

— Товарищи, помогите! — крикнул я и, замахнувшись лопатой, пошел на пса.

За мной, шумя, двинулись все. Рудольф, видимо испугавшись, отозвал собаку. Мы окружили Левку. Он лежал неподвижно, бледный и окровавленный. Казалось, из всех пор его тела сочится кровь, а из ноги она хлестала просто ручьем. Жак встал на колени и приложился ухом к груди нашего товарища. Мы с тревогой вглядывались в суровое лицо француза.

— Сердце бьется, — сказал, приподнимаясь, Жак.

— Надо его сейчас же к доктору, — проговорил Заремба, беря Левку на руки.

— Подожди, сделаем перевязку, — произнес Жак. — Он может истечь кровью.

Я с треском оторвал от своей рубашки полосу материала и подал французу. Жак крепко перетянул Левке ногу. Юзеф встал и понес нашего друга.

— Есть же повозка, — проговорил кто-то.

Камелькранц на этот счет был другого мнения. Он пробрался вперед и, подрагивая горбом, повернувшись к батракам, коротка приказал:

— Арбайтен!

Никто не шевельнулся. Все словно окаменели, глядя на этого бесчувственного человека.

— А мальчик? — грозно спросил Юзеф.

— Не ваше дело! — крикнул, свирепея, немец. — Ваше дело — работать!

Камелькранц, наверно, и сам был не рад, что сказал эти слова. Бешеный гнев батраков прорвался с такой силой, что горбун побелел от растерянности и злобы. Везде сверкали наполненные ненавистью глаза, и когда Юзеф, отстранив могучим плечом управляющего, медленно понес Левку, все двинулись за ним. Горбуну ничего не оставалось, как повернуть коляску, посадить в нее Рудольфа и Карла и, обогнав нас, ускакать домой.

Мы с Димкой шли рядом с Зарембой. По его волосатым рукам стекала и капала на дорогу Левкина кровь.

— Быстрее, дядя Юзеф! Быстрее, — все время повторял я. — Видите, как течет кровь?

Следом, слившись в молчаливую и грозную колонну, шагали со стиснутыми кулаками и сжатыми челюстями батраки.

«Вот так же, должно быть, начинаются восстания угнетенных», — подумал я, и тут же меня подрал мороз по коже — позади кто-то затянул на польском языке «Варшавянку».

В бой роковой мы вступили с врагами,Нас еще судьбы безвестные ждут… —

подхватили мы с Димкой по-русски эту боевую песню польских рабочих, и от того, что наши голоса слились с польской речью, нам стало как-то до жути хорошо.

Еще издали я увидел, что наши хозяева стоят у ворот. Когда мы стали подходить ближе, немцы, услышав грозную песню, исчезли.

— Доктора! Доктора! — закричали батраки, как только вошли во двор.

Взгляды всех устремились на окна дома. В столовой смотрел сквозь стекло Карл. Из-за моей спины кто-то запустил в окно камнем, и Карл едва успел отскочить — стекло со звоном разлетелось вдребезги.

На крыльцо вышел обер-лейтенант. Его чисто выбритое каменное лицо было бледным. Рудольф высвободил из повязки правую руку и достал из заднего кармана револьвер.

— Вас вуншен зи?[109] — надменно спросил немец, поднимая пистолет.

— Доктора!

Рядом с офицером оказалась баронесса. Она что-то говорила сыну и хваталась за его правую руку.

— Вы говорите — доктора? — жестко усмехнулся Рудольф и скрылся в дверях.

Я видел, как Белка, глядевшая в окно из кухни, быстро повернулась, смахнула через голову передник и исчезла.

— Вы напрасно волнуетесь, — притворно улыбаясь, просипела баронесса. — Сейчас будет доктор.

Левка лежал с закрытыми глазами посреди двора. Его рубашка и штаны были пропитаны кровью. Она все еще бежала из раны на ноге. Мы присели около, и я взял Левку за руку.

— Левка, — тихо позвал я, и он открыл глаза. — Как ты себя чувствуешь?

Он долго молчал, потом слабо улыбнулся:

— Тебе — наука… Никогда не бегай от собак. Я один раз побежал и то…

Кто-то толкнул меня в плечо. Рядом стоял глухонемой. Указывая на Левку, он, что-то мыча, совал мне в руки бумагу, на которой было написано:

«Что с ним?»

Меня удивило, что глухонемой умеет писать. Я знал одного глухонемого у нас в Острогорске, так того отдавали даже в специальную школу, а он вышел оттуда таким, как и пришел, научился только корчить рожи да скать руками. А этот глухонемой — грамотный, пишет на настоящем немецком языке. А мы еще смеялись над ним, когда видели его с газетой.

Отто протянул мне карандаш, и я написал:

«Его расстрелял Карл»…

Подняв руки и страшно замычав, Отто схватился ими за голову.

Спустя несколько минут в калитку вбежал тот самый доктор, который когда-то спас Большое Ухо от наказания баронессы.

— Убрать отсюда всех! — кивнул он в сторону толпившихся батраков.