Богдан Сушинский - Черные комиссары
Тем не менее капитану хотелось, чтобы эти слова действительно принадлежали Бекетову, которого уже воспринимал как своего покровителя. Слаб человек в самолюбии своем, слаб…
– Судя по всему, – вслух произнес Гродов, – румынский речной флот и прибрежные части настроены на очень быстрое подавление нашего сопротивления. Рассчитывая первым же натиском отбросить нас от Дуная, они уже размышляют о том, как станут налаживать стратегические переправы частей 3-й и 4-й румынских и 11-й германской армий, а также 8-го венгерского пехотного корпуса.
– На нашем участке появились даже венгры? – не мог скрыть своего удивления начштаба.
– С венграми придется столкнуться нашей ренийской группе судов и частям 14-го стрелкового корпуса генерал-майора Егорова, стоящим на участке слияния Прута с Дунаем.
– Сведения о венграх, они… достоверные?
– Абсолютно достоверные, – ответил вместо Гродова командующий, возвращаясь к своему столу. – По информации начальника штаба корпуса полковника Рыбальченко, переброска на этот участок венгерских подразделений предполагалась уже давно, хотя особого значения этому факту никто не придавал. Другое дело, германские части. Так вот, очевидно, эта переброска уже произошла. Продолжайте, капитан. Всегда интересно послушать нового человека, к тому же – из Одессы прибывшего.
– Принято считать, товарищ командующий, что в наступлении венгры не сильны, – молвил Гродов, намереваясь продолжить свое изложение, – зато в оборонительных боях будут, в отличие от румын, проявлять особое упорство, а в рукопашных боях и в поведении с пленными – еще и откровенную ярость и жестокость. Специалисты утверждают, что это объясняется особенностями национального характера, сформированного еще уграми, неуемными предками современных венгров, значительную часть которых составляют печенеги[44].
– Только печенегов нам здесь не хватало! – многозначительно проворчал комиссар флотилии Беленков.
– Неужели те самые печенеги?! Которые когда-то в степях под Киевом обитали?! – простодушно изумился капитан-лейтенант Кубышкин, командир 4-го Черноморского отряда пограничных судов НКВД. – Они же вроде бы исчезли? Выходит, не добили их в свое время наши предки, а, товарищ бригадный комиссар?
– Все правильно, – подтвердил Гродов, – речь идет о тех самых печенегах, чьи предки столетиями разоряли Киевскую Русь. Так ли венгры будут вести себя в бою на самом деле, мы вскоре сможем сами убедиться. И еще одно замечание: мы должны будем считаться с тем фактом, что в данное время года в отдельных местах Прут можно преодолевать вброд. А значит, именно там в прорыв будут брошены части германской танковый дивизии. В то время как в распоряжении командования 14-го стрелкового корпуса на сегодняшний день нет ни одного – подчеркиваю, ни одного! – действующего танка[45].
– Вы это к чему, товарищ капитан? – нервно передернул плечами Беленков.
– Что вам не понятно, товарищ бригадный комиссар? – в свою очередь хладнокровно поинтересовался Гродов.
– Не понятно, почему вдруг вы завели разговор о танках корпуса.
– К тому, что если у германского командования хватит ума нацеливать свои танки не на штабной город Болград, а хотя бы часть колонны пустить вдоль берега Дуная… Вот тогда нам придется по-настоящему трудно, поскольку все тыловые стоянки и места рассредоточения флотилии будут поражены орудийным и пулеметным огнем танкистов. Так что, прежде всего, следует укрепить оборону на танкоопасных участках севернее Рени.
– И все же, откуда у вас такие сведения – относительно численности танка?
– Логичнее было бы поинтересоваться, почему такими сведениями не располагаете вы, товарищ бригадный комиссар? – все с той же невозмутимостью парировал Дмитрий. Не мог же он объяснять, что с реальным положением вещей на этом участке фронта его познакомили в контрразведке военно-морской базы, где привыкли видеть положение вещей таким, какое оно есть на самом деле, а не таким, каким его хочется кому-то видеть.
– Кроме всего прочего, капитан Гродов является офицером контрразведки, – неожиданно вмешался командующий флотилией, заставив тем самым удивиться, прежде всего, самого комбата. – А выстраивать тактику боевых действий, не зная, какими силами располагают смежные нам части, невозможно, – спокойно, умиротворяюще, голосом учителя младших классов, напомнил он бригадному комиссару.
И это подействовало. Другое дело, что само сообщение о том, что в распоряжении командира корпуса Егорова, который еще и назначен старшим командиром южной части Бессарабии, нет ни одного боеспособного танка, вызвало у командиров настоящий шок. «Неужели офицеры флотилии не знали об этом?! – удивился Гродов, осматривая участников совещания. – Их что, не информировали?! Но так готовиться к войне нельзя! Так воевать – невозможно!».
Высказывать это свое удивление командир десантников так и не решился: это уже было бы слишком. Кажется, он и так перешагнул некую пропагандистскую «точку невозврата», за коей у всякого мыслящего офицера неминуемо возникает масса нелицеприятных вопросов, отвечать на которые здесь некому. Тем временем в зале воцарилось угрюмое молчание.
– Однако вернемся к румынскому гарнизону мыса Сату-Ноу, – вновь дипломатично разрядил обстановку командующий флотилией, хотя первым порывом его было резко осадить Гродова и заставить умолкнуть. Другое дело, что контр-адмирал понимал: если он отреагирует таким образом, то не только отдаст капитана в руки сотрудников Особого отдела, начальник которого находился сейчас в Севастополе, но и позволит начальству считать, что в штабе флотилии произошло ЧП. – Напомню всем, что мы остановились на его малочисленности и нацеленности на форсирование реки. Предполагаемые действия вашего батальона, капитан Гродов?
– Этим настроем румын мы и должны воспользоваться. Малочисленность гарнизона мыса Сату-Ноу убеждает нас, что налаживать стратегическую переправу в секторе обороны Измаила они не решатся, опасаясь слишком больших потерь. Значит, здесь они прибегнут только к тактическому, отвлекающему десанту, в котором наверняка задействуют силы расквартированного на мысе пехотного батальона. Так вот, как только мы погасим первую волну румынского десанта – нужно сразу же совершать десантный бросок на мыс. Уверен: румынское командование ошалеет от нашей наглости. Обращаю внимание командиров кораблей, что берега мыса значительно выше, нежели наш берег, из этого следует, что стоит десантным катерам преодолеть середину реки, как они тут же окажутся в мертвой для румынских артиллеристов зоне. Впрочем, для пулеметчиков – тоже.
– А ведь верно подмечено, – заметил комендант сектора береговой обороны Просянов. – Если усилить присланный десантный отряд имеющейся у нас ротой морских пехотинцев да запросить хотя бы роту у командования Чапаевской стрелковой дивизии, мыс можно будет взять.
Едва полковник Просянов произнес это, как в дверях с папкой в руке появился уже знакомый Гродову начальник оперативного отдела штаба флотилии Филипп Тетюркин.
– Прошу прощения, товарищ командующий, но… крайне любопытное донесение.
– Разве что «крайне любопытное», капитан-лейтенант. Зачитывайте, не томите.
– Остановлюсь только на самом существенном. «Из сообщений зарубежных источников… В Сулинский рукав вошло штабное судно «фюрера СД-Валахии» бригадефюрера СС фон Гравса, который отвечает за зачистку прифронтовой полосы. По всему дунайскому участку границы легкую полевую артиллерию устанавливают на прямую наводку. Сегодня, 19 июня, на рассвете, все снаряды на батареях стали складировать на грунт». Вот, собственно, и все, – захлопнул папку совсем еще юный с виду капитан-лейтенант.
– Что-что?! – поморщился контр-адмирал. – Что вы там вычитали о снарядах «на грунте»? – Что их стали складировать прямо на грунт, – пожал плечами начальник оперативного отдела штаба флотилии.
– Из этого следует, что уже сегодня батареи должны будут открыть огонь?
– Разрешите, товарищ командующий, – вновь поднялся со своего места Гродов. – По артиллерийским предписаниям всего мира, снаряды разрешено «складировать на грунт» только в том случае, если они будут использованы в течение ближайших трех суток. Видно, что по первой военной профессии своей этот агентурный источник – артиллерист[46]. Потому и подал подсказку таким вот сугубо батарейным образом.
– Точно! В течение трех суток! Пушкарь есть пушкарь, – вполголоса заключил командир зенитного артдивизиона, обращаясь к кому-то из своих соседей. – Лично я не сразу сообразил что к чему, а надо бы. Видать, и в самом деле нет лучше разведчика, нежели настоящий, опытный артиллерист.
