Богдан Сушинский - Черные комиссары
– Я имел в виду, – Гродов почувствовал себя мальчишкой, которого отчитали за то, что он сидел на заборе соседского сада, – что нанести удар следовало бы после приказа, которого мы, конечно, не получим.
Контр-адмирал помолчал и вдруг спросил:
– Так, говоришь, снаряды на грунт складируются на срок не более трех суток?
– Инструкции так велят.
– Значит, на рассвете могут оказаться в стволах.
– У артиллеристов обычно все по науке. Надеюсь, даже у румынских.
– Кстати, наш радиоперехват подтвердил донесение агентов о том, что артиллерийскую обслугу румынских батарей немцы заменяют на своих пушкарей. Получается, что немцы их же, румынские, орудия румынам уже не доверяют.
– На Руси немецкие канониры тоже славились еще во времена Петра I и императрицы Екатерины.
– Не торопись расхваливать, – проворчал контр-адмирал. – Со старшиной Булгаром и его краснофлотцами сработался?
– Так точно.
– Значит, будешь просить, чтобы отдал их тебе в отряд.
– Уже прошу.
– Ладно, подумаем. А пока что смотрины свои затянувшиеся прекращай, сейчас за тобой придет глиссер. После того как побываешь в отряде десантников, направляйся на флагманский командный пункт. В бункере комендант организовал небольшую офицерскую казарму, так что можно будет пару часов подремать. Всему личному составу твоего батальона – до двух ночи отбой. А там – по ситуации. Но помни, капитан: готовность номер один.
– Готовность – это святое, – признал Гродов.
– Замечу, что у тебя на позициях побывал начальник оперативного отдела штаба и остался доволен ими. Хотя помни, что на отведенном тебе участке основная линия обороны будет проходить по береговой паводковой дамбе.
– Помню, товарищ контр-адмирал. Круговая линия обороны у казармы – это последний рубеж, с которого ни шагу. Пограничники к нему уже тоже присматривались. Казарма расположена на плато, рядом руины еще одного строения, да в придачу – подвал в качестве бомбоубежища.
– И два оврага: один в сторону реки, другой в степную долину. Знатное место для обороны, сам давно приметил.
Вернувшись в расположение батальона, Дмитрий еще раз осмотрел замаскированные старыми рыбачьими сетями окопы, с казармой в центре, которые вместе со щелями и двумя дотами-блиндажами рассчитаны были на круговую оборону; глубокий каменный подвал у казармы, тоже расчищенный и превращенный одновременно и в штаб, и в санчасть.
Маскировочные сети уже были утыканы живыми кустиками или просто замаскированы ветками и камышом, а брустверы усеяны степной травой, так что с воздуха окопы вряд ли могли быть замечены пилотами. В то же время почти от самой казармы в сторону реки действительно уводил овраг, по которому морские пехотинцы могли скрытно выходить на прибрежные рубежи и также скрытно оставлять их.
– Занятия по рукопашному бою в батальоне проводили? – поинтересовался он у своего заместителя, старшего лейтенанта Владыки, когда собрал командиров рот в штабном отсеке казармы.
– В течение четырех часов. И до четвертого пота, – доложил тот своим архиерейским басом.
– Но все было профессионально и максимально приближено к реальной рукопашной, – признал старший лейтенант Кощеев, чья отдельная рота морских пехотинцев была подчинена теперь Гродову, превратившись, по существу, в одну из рот его десантного батальона. – Еще бы недельку таких занятий – и можно в любой рукопашный бой.
– Похоже, что времени для обучения у нас будет предостаточно, – заверил его Гродов. – Только противник уже будет вполне реальный, а схватки – кровавыми.
– Дык, тренируйся там, сколько захочешь, – попытался Владыка окончательно доконать командира третьей роты.
12
Заброска баронессы Валерии была назначена в ночь с 20 на 21 июня. Бекетов решил воспользоваться случаем, чтобы наконец-то побывать на Дунае, поэтому полетел в Килию на приписанном к военно-морской базе небольшом самолетике, способном садиться на любом степном поле. Вместе с ними летел радист – бессарабец лет сорока пяти, одетый так, что его легко можно было принять за местного рыбака или чабана. В объемных рюкзаках, которые везли с собой эти двое, были рация, взрывчатка, патроны и более чем солидная сумма румынских лей и германских рейхсмарок – Бекетов сам удивился такой щедрости своего командования.
– Товарищ полковник, лодка осмотрена, на веслах пойдут двое: Прокопий Анкудинов и его старший сын, – доложил заместитель начальника дунайского отделения контрразведки флота Конопатов. – У островка будут дежурить два бронекатера, готовые в случае неудачи прийти нашим сотрудникам на помощь. Понятно, что приставать к тому берегу они не смогут, открывать огонь тоже…
– На пограничный конфликт мы не пойдем, это понятно, – кивал полковник, осматривая в бинокль небольшой осколок суши, возникавший между пограничными берегами. – Этот остров еще наш?
– Наша землица, наша, кровная, – с какой-то потайной грустью смотрел на остров майор Конопатов. – Не потерять бы, ведь только недавно вернули себе, и остров этот, и реку.
– Для того и на службу эту, «государеву», поставлены, чтобы не потерять.
– Тоже уверен, что теперь уже не должны, выстоим.
– Ты лучше скажи мне, майор, как переправлять думаете? Сам процесс, в деталях?
– Ваших людей мы доставим туда на катере, считайте, полпути уже будет пройдено. Ну, а дальше – на рыбацком каюке, который уже ждет их в островной бухточке вместе с гребцами, теми самыми…
– В таком случае молитесь, Валерия, – обратился полковник к баронессе, – чтобы все пошло по разработанному плану.
– Пусть молятся враги, и все, кто окажется на моем пути, – холодно ответила Лозовская с непонятным офицерам-контрразведчикам презрением, которое в устах это миловидной девушки граничило с цинизмом.
– Мы тут особо уточнили, – поспешил замять ситуацию майор. – По данным другой группы контрабандистов, в отведенное время местность будет контролировать именно тот наряд пограничников, который связан с ними.
– Связной, который обязан встретить их на том берегу, тоже предупрежден и обязан встретить их, припрятать часть багажа и дать взятку офицеру-пограничнику, который уверен, что речь идет об очередном багаже контрабандистов.
– Значит, считаем, что все предусмотрено, – бодро завершил майор. – На душе, правда, все равно муторно, словно бы предчувствие какое-то, но перед подобными операциями так и должно быть.
– Не должно, – отрубил Бекетов. – Должна быть полная ясность и уверенность.
Майор виновато передернул плечами:
– Я что? Уверенность – так уверенность, разве майор Конопатов когда-нибудь паниковал?
– Другое дело, что в подобных операциях всего не предвидишь, поэтому пока что будем считать, что сделали все, что могли, – задумчиво подытожил полковник. – Вам не страшно осознавать, что через несколько часов вы уже будете на чужой земле, старший лейтенант Лозовская?
– На этой «чужой земле», господин полковник, – упрямое употребление слова «господин» полковник уже приписывал стремлению баронессы входить в образ, – мне куда менее страшно, чем вам – на своей, родной…
Бекетов понял, что она имеет в виду все те чистки и аресты в армии и во всем обществе, через которые страна прошла в тридцатые годы и о которых у них зашла речь во время недавнего разговора. Он тогда сказал, что, вернувшись вместе с оккупантами в город, она может застать здесь немало предателей, которые изъявят желание служить новой власти. – Значит, вы все-таки допускаете, что румыно-германские войска способны оккупировать этот край? – лукаво уточнила баронесса Валерия.
– У наших рубежей стоит огромная сила, и все может случиться. Мы с вами всего лишь пытаемся моделировать события по худшему варианту их развития.
В отличие от Крымского Канариса и некоторых других офицеров, Бекетов долго пытался избегать интимной близости с баронессой Валерией, и все же то, что неминуемо должно было случиться, в конце концов, случилось. Они лежали у нее в квартире, в кровати старинной работы, вполне достойной аристократических запросов новой хозяйки и, казалось, в двери вот-вот должны появиться слуги с каталкой, уставленной винами и яствами: «Кушать подано, барон и баронесса». Но к действительности полковника вернула сухая и жестокая, как щелчок белоказачьей нагайки, фраза:
– Мы с вами, полковник, даже не представляем себе, сколько их появится, этих самых предателей. Не потому, что они будут гореть желанием служить новой власти, а потому что ненавидят ту власть, которая тысячами загоняла их родных и близких в сибирские концлагеря. И вот к этому мы, контрразведчики, действительно должны быть готовы.
Помнится, тогда он еще подумал: «Черт возьми, кого мы засылаем на ту сторону?! Вместо того чтобы основательно допросить и расстрелять». Но, во-первых, полковник знал, что через все мыслимые допросы и ловушки эта женщина уже прошла, а во-вторых, он понимал: баронесса Валерия так повязала сладостными постельными узами его начальство, что первым может полететь его собственная голова, а затем уж баронессы. К тому же он сказал себе: «Когда чекисты пускали под нож сотни твоих сослуживцев и знакомых, тебе разве не приходили в голову те же самые мысли?»
