Вопреки всему (сборник) - Поволяев Валерий Дмитриевич
Сидел Кривошеев за громоздким лакированным столом, расспрашивал Салима о прежней работе, и тут в кабинете появились два дюжих нафара в серых плотных комбинезонах — грузчики. Нафары, кряхтя, втащили второй сейф, точно такой же, как и тот, что уже стоял в кабинете. И литая табличка, приваренная к стальному боку сейфа, была такая же, с изящными готическими буквами "Супер Рейн".
Не говоря ни слова, нафары подхватили первый сейф и, еще пуще кряхтя от натуги, поволокли стального монстра на выход. Кривошеев удивленно проследил за грузчиками и молча почесал себе затылок.
Интересно, что скажет на это переводчик? Салим был спокоен, ничего не дрогнуло на его лице, он тоже молчал, хотя, наверное, ему было что сказать. Салим был свой человек, советский, жил в Ташкенте, в новом светлом доме, построенном после сильного землетрясения, разрушившего город.
Да потом же Салим — старожил, в Кабуле он находится полтора года, знает, где какая собака живет, где прячет съедобные кости, кому служит, какой у нее лай и под чьей кроватью спит. В том числе и у шура-ви — советских гражданских сотрудников, которых здесь не меньше, чем в России, где-нибудь в крупном областном центре.
Нафары неуклюже втянули сейф в дверной проем, с натуженными стонами и всхлипами протащили его через небольшой темный тамбур и громко хлопнули дверью. Видать, кто-то из этих заслуженных работяг не сумел вовремя подхватить ее рукой или подставить хотя бы ногу, чтобы удержать от хлопка… Пружина на двери стояла сильная, раздался громкий пистолетный хлопок.
— Це-це-це, — покачал головой Кривошеев, — стрельба такая, что барабанные перепонки могут лопнуть.
Салим понимающее развел руки в стороны.
— Интересно, почему они поменяли шило на мыло? Два абсолютно одинаковых сейфа, даже маркировка одинаковая, немецкая, оба сейфа — работающие…
Салим не выдержал, усмехнулся.
— У всякой загадки есть разгадка, скоро мы узнаем, в чем дело. Нафары должны вернуться.
Нафары действительно вернулись. Через пятнадцать минут. Кряхтя и стеная пуще прежнего, поставили сейф на освободившееся место — накрыли темный квадрат, хорошо видный на полу.
— Ташакур, — поблагодарил работяг Салим. — Старый сейф был такой же, как и этот, копия один к одному. И замок у него был нормальный… Стоило ли менять?
— Нам было сказано, что сейфу требуется ремонт… Мы выполнили то, что было велено — отправили сейф в ремонт, — проговорил один из рабочих — хозареец с тонким смуглым лицом и седыми висками. — Вот и все.
Хозареец вытер руки о комбинезон и направился к двери. Его напарник — молчаливый, плотный, похожий на бедуина, сбежавшего из Африки, потопал следом.
— Ну что? — спросил Кривошеев у переводчика, когда суровые работяги ушли. — Нам поставили сейф, начиненный электроникой?
— Думаю, все гораздо проще. Они потеряли второй ключ от сейфа, который уволокли. Потому и заменили нам шкаф. А у этого сейфа есть запасные ключи, не менее двух — уверен… Иначе как же им в наше отсутствие знакомиться с лежащим внутри? Обмен был крайне необходим.
— Это дело несложно проверить, — произнес Кривошеев задумчиво, — и мы это сделаем, — побарабанил пальцами по столу, добавил тихо: — На всякий случай. Картина должна быть ясна со всех сторон.
Не верить афганским коллегам он не имел права, недоверие — штука вообще недопустимая среди друзей, но война есть война, она предполагает всякие сюжеты, иногда такое отчебучивает, что самого себя приходится проверять.
Низко над зданием, лихо разгоняя лопастями жаркий воздух, прошли два вертолета — похоже, патрулировали, оберегая переполненный людьми крикливый Кабул, Кривошеев проводил вертолеты понимающим взглядом — родные ведь: ежели что случится в любой из его поездок, которые он уже наметил (на листе бумаги даже составил список из пятнадцати пунктов), то рассчитывать можно будет только на вертолеты, никто раньше них не сумеет прийти на помощь.
— Так, Салим, — вздохнув неведомо отчего (может, вспомнил что-то не очень подходящее к текущему моменту), он покачал головой, — тебе задание следующее: купить в дукане пятнадцать коробков спичек… Скорее всего, лучше купить в разных дуканах, чтобы этикетки на коробках не повторялись, — он пошарил в кармане, достал мятую, помеченную арабской цифирью банкноту. — Вот сто афганей… На расходы.
— Ну, сто афоней я и в своем кармане найду, Лев Геннадьевич.
— В твоем кармане — это в твоем… Ты береги его, поскольку мой карман все-таки и "ширше и глыбже", как говаривала моя дальняя деревенская родственница Агафья Федоровна…
Салим был восточным человеком, по его понятиям старший всегда прав, даже если он и дурак, но Кривошеев дураком не был, переводчик это знал и деньги взял.
— Все! Можешь отправляться на выполнение боевого задания, — Кривошеев сделал выразительный жест. — А я пока в бумажках, оставшихся мне в наследство, поковыряюсь.
Салим сел в уазик и смотался на Грязный рынок, где продавали самые дешевые в Кабуле товары. Через двадцать минут вернулся, держа в черном полиэтиленовом кульке спички — целую охапку, полтора десятка коробков.
— Це дило, — похвально отозвался о действиях переводчика Кривошеев и выгреб спички из кулька. — Будем строить египетскую пирамиду. Бери, Салим, бумагу и переписывай кирпичи.
Послушно приложив к виску два пальца — слушаюсь, мол, шеф! — взял лист бумаги и уселся за приставной столик.
Никаких пирамид Кривошеев строить не собирался, он взял один коробок, глянул на наклейку и произнес:
— Пиши: верблюд в пустыне. — Взял второй коробок, положил его на первый. — Пуштунский орнамент… Зарисуй его, Салим. Дальше — средневековый двуручный меч, явно европейский. Как сюда попал — неведомо. Следующее изображение — бенгальский тигр, любимый зверь пакистанских халдеев…
Таким простым способом Кривошеев построил в сейфе "секретное" сооружение, а Салим переписал "кирпичи".
На следующий день с пирамидой ничего не произошло, она находилась в целости-сохранности, ни один коробок не был тронут, что означало: в шкаф никто не забирался, а вот через сутки пирамида была уже перестроена неведомым афганским архитектором. Скорее всего — служкой в погонах.
Конструкция осталась старой, она была очень простой, а вот этикетки, как игральные карты в азартной игре, были перетасованы.
— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно проговорил Кривошеев. Сообщать о перетасовке спичечных коробков он никому не стал, жаловаться — тем более, да и было это бесполезно, но на ус происходящее намотал прочно. Молвил с неким внутренним удовлетворением: — Это надо иметь в виду и не выпускать из вида.
В городе было жарко, с водою случались перебои, но на территории президентского дворца, в парке, было и прохладно, и вода имелась. Там располагалась наша десантная рота, охранявшая Бабрака Кармаля, — первое лицо в горном гиндукушском государстве (впрочем, кроме гор в Афганистане были еще и степи, и пустыни, и леса — в общем, всего имелось понемногу, хотя джунглями или тайгой, с которой был хорошо знаком наш герой, здесь совсем не пахло). Кривошеев познакомился с командиром роты, который оказался его земляком, и тот пригласил его в ротную баню.
— Особо не стесняйтесь, — предупредил командир, — баню можем сгородить в любое время, поскольку вода у нас своя, артезианская, электричество в Кабуле отпускают неограниченное количество, и никто за него ничего не платит. Так что — прошу! — земляк-майор сделал рукой гостеприимный жест. — У нас даже бассейн свой есть.
Бассейном оказался небольшой армейский понтон, поплескаться в нем после удушливой каменной жары городского центра было одно удовольствие. Даже в детстве Кривошеев не получал от воды таких приятных ощущений, как здесь.
Что же касается электричества, то в Кабуле скопилось много беженцев, совершенно нищих, без копейки в кармане, взять с них было нечего, поэтому с них ничего и не брали. Электричество в Кабуле жгли количеством неисчислимым, и никто за него не платил. Государство это терпело, ждало, когда душманы будут выметены за пределы Афганистана, тогда можно будет взимать деньги за каждый использованный киловатт. А пока — извините.