Я шкурой помню наползавший танк - Юрий Иванович Хоба
У моряков существует выражение: «Войти в меридиан». Это когда после сложных над ним манипуляций гирокомпас начинает точно указывать, где юг и север, а испытавший дичайшее потрясение человек обретает способность нормально мыслить и чувствовать себя в своей тарелке.
Так вот, по словам фельдшерицы, грабовцы еще не вернулись в меридиан. После вспышки сердечно-сосудистых заболеваний у них прослеживается острая реакция на раздражители, что я называю синдромом упавшего корыта.
Слова Ольги Ермоленко подтвердила мать двоих детей (фамилию назвать отказалась), с которой мы пообщались на главной улице Грабово.
– Старшая Настенька, – призналась молодая женщина, – до сих пор шарахается от звука случайно оброненной ложки. Поэтому посуду стараюсь мыть бесшумно. И вообще, иллюстрацией нашей теперешней жизни я бы назвала сделанную мелом на железной калитке надпись: «Не грюкай, бо страшно».
– Все верно, – молвил на прощание наш гид. – Обломки «Боинга» большей частью убраны, со временем затянутся оставленные снарядами воронки. А вот с Настенькой и другими моими земляками будет посложнее. Душевная травма не ранка на пальце, которую легко вылечить при помощи перекиси водорода, зеленки и медицинского пластыря. Да и войне, похоже, конца-края не видать…
Часть девятая
Дорожная книга Дикого поля
…Трава поникла, жизнь замерла, загорелые холмы, буро-зеленые, вдали лиловые со своими покойными, как тень, тонами, равнина с туманной далью и опрокинутое над ними небо, которое в степи, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно глубоким и прозрачным, представлялись теперь бесконечными, оцепеневшими от тоски.
Антон Чехов. «Степь».
РАСШАЛИЛСЯ РЕЧНОЙ ЧЕБУРАШКА
Дорога или даже малая тропинка подобны книге, которую можно перечитывать от рассвета до заката. Надо лишь понимать язык растущих на обочине осокорей и травы косогоров – шалфея поникшего, чьи согбенные фигуры напоминают монастырских послушниц.
Особенно чарующие перекрестки, где вода встречается с сухопутьем. При всем своем отличии, они одинаково притягательны. Так и хочется поскорее перевернуть страницу, чтобы заглянуть за подернутый дымкой окоём.
Однако не стоит стегать кнутом дремлющих под капотом лодочного мотора лошадей. Так недолго растоптать косу, которую из речных сплетает шаловливый перекат Чебурашка, а заодно внести сумятицу в плавное течение розового тумана.
И вообще, этот перекат на реке Кальмиус у греческого поселка – сплошное очарование. Здесь осенью много золотого и изумрудного света, который кажется красочной иллюстрацией к увлекательной книге дорог Дикого поля.
БЕРЕГ ЛЕВЫЙ, БЕРЕГ ПРАВЫЙ…
Чем ближе к Иловайску, тем гуще дороги покрыты колдобинами. Они обнажились после того, как отсюда утащили подбитые панцирники. Теперь на месте каждой сгоревшей машины по воронке с оплавленными беспощадным огнем краями. На дне воронок – обрывки ржавого металла. Они терпеливо дожидаются проезжающих автомобилей, чтобы мертвой хваткой вцепиться в податливый скат.
Самая внушительная колдобина на перегоне Песчаное—Каменка. Чтобы ее засыпать, потребуется парочка самосвалов щебня. Но разбросанные железобетонные блоки заставы и обращенные в щепы стволы пирамидальных тополей все равно будут свидетельствовать о чудовищной работе адской машинки, которую привел в действие смертник.
В окрестностях Саур-Могилы те же приметы войны. При въезде в Благодатное, где живет сельский механизатор и автор книг по топонимике Анатолий Бродяной, взгляд ощутимо саднят обезображенные перила моста через Сюурлей. Еще больше разрушен путепровод на выезде. Перебирающиеся по мостику-времянке путники с опаской косятся на обрушившийся пролет, который косо поставленным восклицательным знаком вершит печальную повесть войны.
ОБЕЛИСКИ ДИКОГО ПОЛЯ
Совсем по-другому читается книга дорог, если знаешь историю малой родины. Я исколесил вдоль и поперек прикальмиусские холмы, но лишь недавно обратил внимание на обелиск среди пашни. Судя по напластованиям штукатурки, ему скоро исполнится сто лет. Но кто упокоился под обелиском – в официальных источниках ни слова.
Слава богу, живы еще хранители преданий старины, которые помогли узнать тайну обелиска с отваливающейся штукатуркой. Оказывается, здесь в восемнадцатом году прошлого века схлестнулись красно-партизанский отряд и полуэскадрон конницы белых. Чуть позже к сшибке присоединилась банда зеленых.
Какой из цветов одержал победу, молва умалчивает. Но после боя противоборствующие стороны разошлись своими путями, предоставив возможность местным земледельцам хоронить убитых. Ну а те, справедливо рассудив, что мертвые отныне не могут считаться врагами, свалили всех в одну братскую могилу. И она не единственная на просторах шахтерского региона. Бесчисленные захоронения половцев, хазар, печенегов мирно соседствуют с кладбищем дивизии СС «Викинг» и краснозвездными обелисками. А все это вместе взятое и называется летописью Дикого поля, где: «Из года в год, из века в век в оврагах, чабрецом пропахших, бьет человека человек».
ОБОЧИН СЕРАЯ ПЕЧАЛЬ
Автомагистрали шахтерского региона и прежде проигрывали дорогам Белой Руси. Но не только по качеству твердого их покрытия, а по интерьеру, не побоюсь этого слова, обочин. На Гомельщине, куда ни поедешь, тебе улыбнутся фигурки сказочных персонажей, а живые изгороди не позволят бензиновому перегару распространяться по сторонам.
Впрочем, кое-какие подвижки в сторону цивилизации имеют место и у нас. В амвросиевском селе Великая Шишовка тоже решили объявить войну серым обочинам и на месте колодезного сруба установили кувшин, лишь самую малость пониже сельсовета.
В знойный день редкий странник проедет мимо, чтобы не притормозить у шедевра колхозного зодчества, бока которого, на беглый взгляд, укрыты капельками влаги. Но это оптический обман. При ближайшем рассмотрении бесследно исчезает не только жажда, но и хорошее настроение. Крышка колодца перекошена, в округе коровьи «лепешки» и козий «горох».
– Что же вы, люди добрые, – укоризненно говорю двум местным мужикам, которые приспособили в кустиках под скатерть самобранку пустой мешок, – такую благодать превратили в филиал Авгиевых конюшен?
– Так война же, – ответил басом один из пирующих. – Вот закончится, так и наведем порядок. Если, конечно, сельсовет за работу заплатит. И денег на новую цепь с ведром даст. А пока что приглашаем к нашему столу…
Принять участие в трапезе на мешке из-под минеральных удобрений я отказался. Побоялся окончательно испортить настроение. Его и так опустили ниже плинтуса отечественные обочины, которые чем-то похожи на скучную повесть, написанную убогим сочинителем.
СТОЯНКА ТРАНСПОРТА ОБАЯТЕЛЬНЫХ ВЕДЬМОЧЕК
После пары конфликтов с военными фотоаппараты стараюсь держать вне поля зрения посторонних. Но за предосторожность приходится платить неотснятыми сценками, вроде той, которую довелось лицезреть на окраинной улице Шахтерска.
Над городом еще поднимались дымы пожарищ, а старушка-колобок уже утвердила на обочине столик с вязанками чеснока и жареными семечками. Первым покупателем, насколько помнится, был пожилой ополченец с перевязанной грязным бинтом кистью левой руки и глазами, в которых продолжала плескаться ярость отгремевшего боя.
Он же и посоветовал мне спрятать
