Я шкурой помню наползавший танк - Юрий Иванович Хоба
– Мамаше, – молвил, запихивая здоровой рукой в боковой карман бушлата вязанку чеснока, – может быть, хлеба не на что купить. А вы хотите выставить ее на всеобщее обозрение. Дескать, в республике дошли до того, что начали торговать на поле боя…
Слава богу, дымы пожарищ в Благодатном, через которое мы возвращались, увяли, как прихваченные первым морозом мальвы. И никто уже не возбранял фотографировать снедь или ширпотреб собственного производства, которые сельчане выставляют у своих калиток.
Правда, хозяин пирамидки метелок, хроменький старичок с костыликом, проявил молодецкую прыть и скрылся из поля зрения. Но подходящая фотомодель все-таки нашлась. Более того, с ее подачи было принято решение назвать снимок: «Стоянка транспорта обаятельных ведьмочек».
Вот на сегодня, пожалуй, и все. Надвигались сумерки, а вместе с ними и комендантский час – не самое урочное время для чтения книги дорог моей малой родины.
ТОНУТ В РЕЧКЕ ОБЛАКА И ЛИСТЬЯ
Грузской Еланчик – самая смиренная речушка на просторах Дикого поля. Она даже не способна унести в Азовское море отражение ясноликих тополей и похожих на ковыльные лохмы облаков.
Единственное, на что у речушки хватает сил, так это привести в движение опадающие листья. Они плывут стайками, словно облачка по небу, стараясь не испачкать отражение белокорых тополей.
И вот, в осеннем безмолвии послышался рокот лошадиных копыт. Он возник за ближним холмом, на покатом склоне которого нахохлившимися грачами восседали терновники. Левее и чуть поодаль по щиколотку в умерщвленном первыми заморозками типчаке застыли половецкие бабы. Они уже много веков несут на плечах бесконечность Дикого поля.
Бессменные хранительницы курганов наделены удивительным свойством. Их похожие на грубо сработанные предсмертные маски лики кажутся воплощением равнодушия. Однако стоит степи погрузиться в туманные сумерки, как сквозь кожуру ноздреватого песчаника проступают скорбные черты половецких вдов.
А между тем рокот копыт готов был вот-вот перехлестнуться через вершину холма. Мысленно я уже представил развитие дальнейших событий. Вначале над зарослями карагача возникнут сшитые из волчьих шкур островерхие шапки, затем – прильнувшие к гривам всадники. У каждого из них в опущенной руке по кривой сабельке. Пройдет еще минута – и в воздухе шипящей змеей возникнет сплетенный из конского волоса аркан.
Я машинально сделал шаг влево, чтобы защитить свою спутницу. Однако та, словно ничего особенного не должно произойти, продолжала изучать подвешенные к небосводу ковыльные облака. И было в ее глазах нечто от степных амазонок, которые в любой ситуации могли постоять за свою честь.
ОСЕННИЕ ГРИБЫ ИЗ ПЕРЕМЁТНОЙ СУМЫ
Чуть позже моя спутница, она же – ведущий специалист заповедника «Хомутовская Степь» Тамара Леонтьева признается, что видение скачущих половцев посещает всякого, кто впервые услышит рокот копыт приближающегося табуна, и что посмертные маски хранительниц древних курганов способны обретать черты скорбящих вдов.
– Знакомьтесь, – сказала она. – Это – наш конюх Роман Пискунов и его четвероногий друг Султан.
Игривый конек цвета вороньего пера и всадник с исхлестанными степными сквозняками лицом тоже показались выходцами из прошлых эпох. Эта пара гармонично дополняла общую панораму и возвращала память в те благословенные времена, когда просторами Дикого поля бродили отряды кочевников и стада вальяжных дроф.
К седлу Султана приторочена переметная сума. В ней – пара горстей осенней рядовки. Грибы приятно холодили ладонь и пахли увядающим чабрецом.
Собственно, здесь все пропиталось ароматом степи. Руки спутницы, вода в расписном колодце, конторские бумаги и конечно же – лошадки.
– Они у нас, – говорит Роман, – главные фотомодели. Стоит табуну объявиться в пределах видимости, как объективы сразу переключаются на Султана и кобылиц с жеребятами.
Повышенный интерес к лошадкам вполне объясним. Сегодня в шахтерском регионе можно встретить что угодно. От разбитого вдрызг Т-72 до плюющихся ракетами за сотню верст «Смерчей». А вот табун из тридцати голов такая же редкость, как и этот островок девственной степи.
– Обзавелись ради экзотики? – полюбопытствовал я.
– Это во вторую очередь, – ответил Роман. – Если бы не лошади, которые поедали целину, траву и заодно удобряли почву, степь еще при царе Горохе превратилась в джунгли. В ней бы вязли пеший и конный.
Сказанному у меня имеется подтверждение. Однажды вышел на фотоохоту за четырехполосным полозом из стоящей в центре Донецкого кряжа сторожки. Но вскоре вернулся. Десятилетиями не знавшие лошадиных зубов и косы травы оказались такими же гиблыми, как и заросшее водокрасом болото.
ЕХАЛ В БРИЧКЕ БОНДАРЧУК
Выходит, подопечные конюха Пискунова не зря едят овес. А чтобы больше не возвращаться к табуну, расскажу об одном примечательном событии сорокалетней давности.
– Видите вон те валуны? – спросила Тамара. – Давайте подойдем поближе.
– Надеюсь, это не розыгрыш? – удивился я после изучения надписи на прикрепленной к самому осанистому камню табличке из нержавеющей стали – Антон Павлович Чехов… Отец Христофор… Егорушка… Дениска…
– Сущая правда, – подтвердила довольная произведенным эффектом спутница. – Именно здесь Сергей Бондарчук снимал начало фильма по чеховской «Степи».
– Четвероногие актеры, конечно же, ваши?
– Естественно. Только их уже нет в живых. А вот бричка сохранилась. Если желаете, можем покатать. Например, Бондарчук не отказывался…
Такое желание у меня имелось. Однако боязнь злоупотребить положением гостя взяла верх. Хватит того, что оторвал от документов ведущего специалиста и теперь донимаю расспросами.
Впрочем, как я заметил, человеческое общение Леонтьевой не в тягость. Она охотно поведала о скромном празднике по случаю девяностолетия заповедника и отозвалась добрым словом о коллегах:
– Народ у нас замечательный. Несколько месяцев сидели без зарплаты, будущее из-за войны самое туманное, снаряды за селом рвутся, однако коллектив сохранили. Более того, пришли новые люди, в том числе научный сотрудник Ольга Суханова. Преподаватель лицея, совсем молодая девушка, оставила город и поселилась в доме, единственное преимущество которого – вид на белокорые тополя и Грузской Еланчик.
Впрочем, это тоже дорого стоит. Речушка – сплошное очарование, вода в расписном колодце превосходна. Да и пахнет она, как я уже говорил, заповедной степью.
ГУЛЯЛ ПОДРАНОК ПО АЛЛЕЕ
Заповедная степь – не байрачные леса, еще одной жемчужины шахтерского региона – Донецкого кряжа. Здесь трудно найти укрытие робкой косуле и дикой свинке, которая на первом году жизни носит полосатый наряд. Но сие не означает, что Хомутовскую Степь братья меньшие обходят стороной.
Когда я вернулся к месту нашей стоянки, кормчий встретил меня словами укора:
– Зачем взял оба фотоаппарата? Тройка фазанов четверть часа собирала камешки у левого переднего колеса…
О том, что фотоаппарат в нужный момент не оказался под рукой, сожалеет и Тамара:
– Представьте, среди бела дня иду по аллее мимо конторы, а навстречу преогромный пес. Испугалась, что громила может обидеть нашего щенка Фунтика. По причине кроткого характера и малых
