Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
– Добрая, – проговорил Колдун у неё за спиной. – И смелая. Но жить будет коротко. Комсомолка! Гы-ы-ы!
– А я знаю историю о любви! – отважно заявила Октябрина, поднимаясь с колен.
Прежде чем продолжить, надо было вернуться к столу и посмотреть в глаза палачей. Она должна попытаться использовать этот, может быть, последний, шанс.
– Ты? – Ярый Мадьяр хохотнул.
– Не моя история, – вспыхнула Октябрина. – Мама рассказала об одной своей знакомой, немке.
– Немке? – дед Матюха оскалился, казалось, он готов был вцепиться в девчонку зубами, но та отважно выдержала его взгляд.
* * *
Дани опустил пустую чашку на столешницу. Так-так-так! Девчонка атакует. И это после пережитых треволнений! На что она надеется, ведь Шаймоши едва не засунул свою кочергу ей в глотку, а тело партизана жёг и корёжил у неё на глазах. О чём же она решилась рассказать?
– Я расскажу об одной женщине. Знакомой моей мамы. Это было давно, до революции…
– Твоя – мать коммунистка?
Девчонку не на шутку перепугал вопрос Дани. Она долго раздумывала, прежде чем сказать «нет». Всё это время Дани потратил на изучение девчонки.
– Странное дело, – задумчиво произнес он. – В России все дурнушки, разные, а красивые женщины – все на одно лицо. Ты – красивая. И кого-то ты мне напоминаешь! История о немке? Занятно!
Дани замолчал, натолкнувшись на ненасытный, по-волчьи свирепый взгляд Матвея Подлесных. Забавно! Дикий лесник явно считает девчонку своей добычей. А она собралась с ним о любви говорить. Где-то слышала она или читала, будто любовь жертвы к своему палачу – дело обычное. Но палач-то может ли жертву свою полюбить?
– Говори, – приказал Ярый Мадьяр. – А мы послушаем. Верно, Матюха?
– Я в таком ничего не смыслю. Мой любовный опыт может вызвать лишь сочувствие. Гы-ы-ы!
Лесник беспокойно ёрзал, видимо рана беспокоила его.
– Итак, эту историю рассказала мне мама, – Октябрина прямо и долго посмотрела в глаза белобородому. – Это было до моего рождения, до революции. Мама тогда служила в поместье у одного очень богатого и знаменитого барина.
– Твоя мать была прислугой? Мне следовало бы сразу догадаться, – усмехнулся Ярый Мадьяр. – Вот она, наследственная сноровка! Колдун, оцени, как подано! Буквально из ничего изготовлено! По нынешним военным времена это настоящие яства!
– Я не знаю толка в роскоши. Всю жизнь скитался по лесам, – проговорил Колдун и отвернулся, избегая взглядов Октябрины.
А та, вздохнув, продолжала:
– Да, моя мама была прислугой. Но в княжеском доме жило много людей. Буржуи нуждались не только в рабочих руках, но и в услугах людей образованных, потому что сами от барства своего не желали взять в руки и пера…
– Ха-ха-ха! – Ярый Мадьяр трижды хлопнул в ладоши. – Миленькая жертва красного агитпропа. Мне жаль тебя, девочка, но если хочешь жить, придётся переучиваться. Верно, Колдун?
* * *
Из костяной трубки Колдуна струился уже чахлый дымок. Запах ладана стал столь очевидным, что объяснить его какими-то иррациональными причинами не представлялось возможным. Отец неподвижно лежал на скамье, отвернувшись лицом к стене. Поза его казалась Октябрине слишком напряжённой. Может быть, рана снова болела? Уж он-то догадывался, о чём она хочет рассказать! Он ждал продолжения рассказа, вероятно, раздумывая о том, как же его дочь подаст дорогим гостям это самое бесценное из своих кушаний.
– … но в том поместье жила другая женщина. Очень красивая и образованная. Она даже немного писала стихи и дружила с местным художником. А хозяин поместья, буржуй… то есть князь, ценил её поэтический талант и доброту. Но девушка эта…
– Как её звали? – прервал Ярый Мадьяр.
– Нелли Беккер…
– Ну, положим, – хмыкнул Ярый Мадьяр. – Я бы предпочёл назвать твою немку Изольдой. Изольда и её Тристан в поместье старорусских бар. История в стиле Лопе де Вега. Продолжай!
– Нелли Беккер работала секретарём у князя. Писала под его диктовку письма. Иногда он поручал ей отвечать своим корреспондентам. Она принимала участия во всех его делах, потому что буржуи… потому что князь был уже старенький и у него плохо получалось разбирать чужой подчерк, а у Нелли Беккер подчерк был прекрасный и глаз острый. Она была такая… строгая и ответственная. Ей доверяли любое дело с уверенностью, что она выполнит его наилучшим образом.
– Всё так, так, – кивал Ярый Мадьяр. – Немцам свойственны и твёрдая дисциплина и ответственность, но ты не сказала о главном, милая.
– Что?..
– Красива ли была эта немка?
– О да, очень красива!
– Как ты?
– Красивее! Много красивее! Но она была сирота. Дочь учителя гимназии без приданого. У Нелли был друг, Борисоглебский художник. Его имени я не помню. История не о нём. Иногда Нелли позировала для портретов, помогала продавать картины. Художник писал нашу природу, а она, вы знаете, неказиста, но на холстах художника даже простенькие цветочки мать-и-мачехи выглядели привлекательно. Я сама видела его картины. У моей мамы сохранилось несколько. Только у Нелли с художником дела шли плохо, потому что тот сильно пил. А в те времена, чтобы выйти замуж за приличного человека, девушка должна была иметь приданое. Князь ценил Нелли, ведь она обладала многими достоинствами. Своей властью он не позволил ей выйти замуж за художника – саму запер, а его велел отослать в дальний, Мучкапский уезд. Там есть такое село Шапкино. Не слышали? Ну и ладно!
– Я слышал, – буркнул Колдун.
Он слушает её! Октябрина крепилась, стараясь не показывать Ярому Мадьяру своей радости.
– Юная девушка! Что ты знаешь о жизни! Ха-ха-ха! – Ярый Мадьяр снова трижды хлопнул в ладоши. – Любят вопреки недостаткам! Достоинства тут ни при чём! Правда, Колдун?
Но Колдун сосредоточенно рассматривал пятна сажи над устьем печи. Дым от его трубки поднимался к низкому потолку и растекался там сизым облачком.
– Князь решил облагодетельствовать свою помощницу и сосватал её за крестьянского сына, – выпалила Октябрина.
– Браво! – Ярый Мадьяр вскочил. – Незатейливая история и наверняка правдивая. Ветреный возлюбленный-пьяница отвергнут. Найден пусть неказистый, но порядочный жених. Верная служба заканчивается обручением с другим. Только вот девочка, видимо, опустила некоторые подробности. А?
Ярый Мадьяр посмотрел сначала на спину Колдуна, потом окинул неприязненным взглядом неподвижную фигуру Красного профессора.
– Наверное, князь для начала снял сливки, как это принято у аристократов, а уж потом обязательно надо было сосватать. Но он проявил милосердие. Не отдал
