Александр Прозоров - Присяга Российской империи
— Куда мне ехать в такое время?
— Зачем ехать? — пожал плечами капитан. — Диван в курилке, в семь утра дежурный нас поднимет. Я сейчас радиограмму отправлю и тоже у себя в кабинете на стульях прилягу.
— Да, пожалуй ты прав, — Илья через голову снял галстук расстегнул верхние пуговицы на рубашке и поднялся с кресла. — Работник из меня сейчас никакой. Будут новости, я на диване.
Сейнер «Славутич», Тихий океан, 13 декабря 1999 г. 8:00
В то время, как в совсем недалеком Владивостоке день уже три часа, как закончился, над просторами Великого океана рассвет еще только разгорался. Над неспешно бредущим, разбивая волны, сейнером небо наконец-то прояснилось, и потому Ника Верхонина замесила двойную порцию теста для пирогов. В свои неполные двадцать пять она была уже опытной поварихой и прекрасно знала, что после шторма команда слопает вдвое больше жратвы чем обычно. А уж тем более — пассажиры, которые все три дня болтанки сидели в своем кубрике практически не евши.
Правда, то, что готовила румяная, голубоглазая, курносая, полноватая женщина в белом халате и с платком на голове, пирогами можно было назвать с очень большой натяжкой. Скорее — завернутой в толстое тесто рыбой. Ничего не поделаешь, основным блюдом на сейнере была пойманная рыба, и чтобы она не приелась небольшой команде приходилось изворачиваться всеми возможными способами. Рыба вареная, пареная, жареная, печеная, тушеная; рыба в тесте, блины с рыбой, рыбные пирожки, рыбные котлеты — глядишь, и команда уже не воет от однообразия. Хотя, конечно — кроме рыбы их кормить нечем.
Кастрюлю с тестом Ника задвинула на стеллаж, в закипевшую воду кинула сало, высыпала три пакета картофельной крупки. От горячей воды гранулы моментально разбухли, превратившись в светло-желтое пюре. Стряпуха выключила огонь, тщательно перемешала получившееся блюдо, заглянула в духовку, в которой в тепле хранились уже пожаренные ломтики трески. Взглянула на часы — как раз к первой смене успеть получилось, стала вынимать из сушилки толстые фарфоровые тарелки.
Примыкающая к камбузу столовая представляла из себя большой стол, обнесенный тремя привинченными к стенам скамьями и единственный круглый иллюминатор, на который в ветреную погоду постоянно плескала вода. Помещался сюда весь экипаж из десяти человек с очень большим трудом, а потому, во избежание лишней толкотни, ели моряки в две смены. Первыми — капитан со штурманом, моторист и боцман. Во вторую очередь — все остальные.
В первый день неожиданных гостей, разместившихся во втором кубрике, попытались разбить на две смены — пятеро ели вместе с капитаном, четверо — с командой. Но тут же выяснилось: мало того, что едокам тесно, так кавказцы еще и ругаться с экипажем начали, требуя все себе в первую очередь. Да еще и тарелки до прихода второй смени Ника перемыть не успевала. Одно дело — четыре прибора, и другое — десять.
— В общем правильно Константин Андреевич решил, — сказала повариха, поправляя запястьем выбившуюся из-под платка прядь. — Сперва экипаж поест, потом я маленько порядок наведу, пусть тогда и дармоеды приходят.
Все получилось даже лучше, чем она ожидала. Накрыв стол для «офицеров», как прозвали в экипаже первую смену, Ника набрала кастрюлю воды, поставила ее греться. Пока первая смена поела, вода успела закипеть — и повариха закинула в нее пюре. Потом быстро помыла тарелки, расставила второй раз. Посуды было в обрез — билась она время от времени. Когда пол под ногами постоянно качается, а все вокруг железное, этого не избежать.
Накрыв стол в третий раз — разложив по тарелкам пюре с рыбой, поставив в центре чайник с горячим компотом, высыпав рядом с ним горсть алюминиевых ложек, она дошла до двери второго кубрика, что находился всего в десяти метрах ближе к корме, перед дверью в моторное отделение, постучала:
— Эй, американцы, жрать идите! — и заторопилась на камбуз. Общаться с «черными» ее отнюдь не тянуло. Женщина открыла кран, набрала немного воды в кастрюлю и принялась отдраивать ее мочалкой с мылом. Разведенное из пакетиков пюре к стенкам не пригорело, а потому смывалось легко.
— Эй, женщина! — закричали из столовой. — Чашки не дала!
Ника повернула голову к столу и тихо чертыхнулась — все эмалированные кружки, перевернутые кверху донышком, стояли на нем. Повариха отложила кастрюлю, вытерла руки о полотенце, сгребла кружки за ручки и пошла в столовую.
Пассажиры сейнера уже доедали свои порции. В большинстве смуглые, заросшие черными бородами, с мясистыми носами, они выглядели явными «лицами кавказской национальности», если бы не два негра с короткими курчавыми клочковатыми бородками, бок о бок сидящие в углу и лопочущие на английском.
Женщина грохнула железные кружки о стол и не успела даже повернуться, как ближний, коротко, почти «под ноль» стриженый кавказец запустил ей руку под халат:
— Ай, куда торопишься? С нами посиди, поговори.
— Пусти! — отпихнула Ника американца, но тот только сильнее прихватил ее за ногу выше колена, потянул к себе. — Пусти, кому говорят!
— Чего кочевряжишься? Денег дадим!
— Пустите меня! — закричала женщина. Мужчина потянул ее к себе, посадил на колени. — Пустите!
Внезапно дверь столовой распахнулась, внутрь вошел голубоглазый рыжеволосый матрос в пятнистой от сальных капель тельняшке, черными от моторного масла руками и длинным воротком[15] в руках. Он без раздумий пнул распустившего руки кавказца ногой в плечо, отчего тот завалился на соседа и разжал руки. Ника вскочила, забежала ему за спину. Кавказец тоже поднялся, однако тут же получил железякой в живот, хватанул ртом воздух, сложился пополам, и второй удар пришелся ему по загривку. Излишне озабоченный самец рухнул на пол. Сидящий следом за ним «американец» попытался выбраться из-за стола, но столкнулся с ненавидящим взглядом моряка и передумал.
— Что, делать нехрен, импортеры долбанные? — сплюнул на пол моторист. — Еще кто руки к нашей Нике протянет, попереламываю к чертовой матери! Давайте, жрите, и проваливайте в свой гадюшник. Нечего тут торчать.
Он отступил в коридор, уводя с собой повариху. Едва моряк скрылся за дверью, моджахеды разом загалдели, пытаясь выбраться из-за стола.
— Проклятые неверные! Мы сдерем с них кожу и сделаем себе тапочки!
— А ну, сидеть! — холодно распорядился Птушко. — Сидеть, я сказал! Мы прибыли сюда ради великой цели, а не для драк из-за первой встречной дуры. Амар, посмотри, что там с Ильясом. Жив?
Воин Аллаха, сидевший рядом с побитым моджахедом, наклонился, прижал пальцы к его шее.
— Пульс есть, Махмуд.
— Отнеси его в нашу каюту. И все остальные туда же! Чтобы на палубу никто не высовывался! Пусть русские успокоятся. У трюма с грузом я сам постою.
В тесной каюте Юра открыл свою сумку, достал похожий на большой калькулятор приемник системы «GPS»[16], сверил его показания с выписанными на бумажке координатами. Хмыкнул, переложил устройство в карман, поднялся наверх.
Море качалось пологими невысокими волнами, и глядя на них было трудно поверить, что еще вчера они кидались сейнером, как конфетным фантиком, а небо казалось черным от грозовых туч. Птушко обошел крышку трюма, игнорируя угрюмые взгляды собравшихся на носу моряков, потом отправился в рубку.
— Когда прибудем на место, капитан?
— Часа через два, — хмуро ответил моряк. — Что там у вас за скандалы с поварихой нашей?
— Ничего ей не сделалось. Заскучали мужики без баб, пошутили маленько. Я ведь не жалуюсь, что ваш псих одного из моих людей чуть не покалечил.
— Нечего руки распускать.
— Значит, два часа? — не стал продолжать спора Птушко. — Хорошо.
Он развернулся и вышел на палубу. Посмотрел на часы — почти десять. Получается, сейнер здорово опаздывает. Халил, наверное, уже там. Хотя… Кто знает, что сделал шторм с нанятым в Сан-Франциско ботом[17]? Человек предполагает, а Господь располагает. Позвонить бы ему… Но спутниковые телефоны есть только у Идриса и самого Халила. Придется действовать согласно плану. Или, как теперь получается, наугад.
Юра еще раз обошел по кругу закрытую брезентом крышку трюма, сбежал по трапу на нижнюю палубу. Открыв дверь, спросил у разлегшихся по койкам моджахедов:
— Бутылка из-под лимонада у кого-нибудь есть?
— Я убью эту тварь, — простонал Ильяс, прижимаясь затылком к холодной окантовке полки. — Как он посмел меня бить?
— Но не раньше, чем я тебе позволю, — скривился Птушко и повторил вопрос, перейдя на английский: — Так есть у кого-нибудь бутылка, или нет?
Один из негров, имени которого Юра не помнил — да и не пытался запоминать, опустил руку с койки, нащупал там полулитровую бутылку «Коки», открыл, вылил остатки лимонада себе в пасть, после чего протянул опустевшую емкость командиру отряда.
